Эта история была опубликована в "Нижегородских губернских ведомостях" (№ 54, 1849 г.). Поскольку она была всесторонне расследована и зафиксирована по поручению гражданских и духовных властей, то повода не доверять изложенным фактам у меня нет. А вы, дорогие читатели, решайте, верить этому или нет.
Поскольку стиль публицистики того времени очень специфичен, я буду излагать материал привычным нам современным языком. Однако там, где это уместно, буду оставлять фрагменты авторского текста.
Напоминаю, что Дзен перешел на подписочную модель показа контента, поэтому если вам нравятся материалы канала "Не выходя из Дзена", подписывайтесь и рекомендуйте материалы знакомым с помощью перепоста.
Итак, перенесемся в 29 августа 1817 года в приход Благовещенского Собора , в дом титулярного советника Кесария Андреевича Гулимова, проживающего с матерью и сестрой в верхней части Нижнего Новгорода (видимо, в районе нынешней улицы Рождественской - прим. моё).
Сестра его Ирина в 17 лет (вероятно в 1803 году - прим. моё) перенесла сильную горячку, сопровождавшуюся головной болью, выделениями из ушей и "выпадением заушной косточки". В результате длительной болезни (около года) девица практически оглохла, стала плохо говорить и страдала непрекращающимися мигренями. Тем не менее, едва ей становилось лучше, она старалась принести семье пользу и принималась за шитье, но в тот день 29 августа 1817 в возрасте 30 лет Ирина почувствовала себя совсем плохо: "лишилась зрения, языка и ног".
В таком беспомощном положении страдалица пребывала 3 года и 7 месяцев. С помощью престарелой матери и ее помощниц она могла присаживаться на постели и ощупью брала пищу. Ходить не могла совсем, просить о чем-то могла невнятным мычанием и стуками рукой по стене. Надежды на выздоровление не было.
Наступило 10 апреля 1821 года. Пасхальной ночью Ирина лежала "на болезненном одре своем" вместе с матерью. Вдруг она почувствовала "легкость в ногах, облегчение в голове, свет в глазах, свободу в языке и способность слышать. В неизреченной радости она встала с постели сама по себе и пошла в ближнюю горницу, в коей первый попавшийся ей предмет было зеркало, в котором увидев себя, она сказала: "Ах! Как я худа - совершенно мертвая!".
Проснувшаяся мать, оправившись от недоумения и радости, смогла задать ей несколько вопросов, и девица рассказала невероятную историю.
За несколько дней до Светлого Христова Воскресения было ей во сне видение. Она видела себя в некоем храме, "красота которого превышает всякое описание, и в нем некоего мужа, читающего книгу, украшенную золотом." "Мужа" этого она приняла за Иоанна Крестителя, так как образ его был ей знаком по иконе, находящейся в комнате. "Муж сей благословил ее и послал к другому, тут же находившемуся мужу в архиерейском облачении чрезвычайного величия и красоты. в деснице его был крест". "Дивный Святитель" повелел ей приблизиться, но "она в трепете от его величия не могла ступить с места. Он вторично повелел ей, и она со страхом приблизившись к нему, пала к стопам его. В сие время увидела она на ногах Его по глубокой ране; а после увидела, что таковые же раны были на руках Его. Он благословил ее крестом, который был в деснице Его, и, дав облобызать ей спасительный крест, приклонился к ее уху и сказал: "Страдания твои кончились. В день Воскресения Моего ты будешь здорова."
А за несколько часов до выздоровления Ирина увидела во сне другое видение: к ней пришла "прекрасная девица", "которая поприветствовала ее с праздником Воскресения Христова обыкновенным выражением "Христос Воскресе" и сделалась невидимою". После этого, проснувшись, она почувствовала себя совершенно здоровой.
На другой день, по свидетельству очевидцев, Ирина твердо ходила и хорошо видела, хотя слабость еще чувствовалась. Она сама пошла в Соборную Архангельскую церковь, послушала обедню и отслужила молебен "в благодарение Господу Богу, воздвигшему ее от одра болезни".
По причине столь чудеснаго с нею события она решилась посвятить себя монашеской жизни, отказалась от употребления скоромной пищи и начала употреблять постную.
Вскоре по исцелении девица Гулимова, по обету ею данному, вступила в Нижегородский Крестовоздвиженский девичий монастырь. Здесь она вела примерную жизнь. Крест свой несла с великодушием истинной последовательницы Христовой. Кротость, беззлобие, послушание, были ея украшением и неизменными свойствами. Кроме бедной ризы, своего ничего не имела. По этой благочестивой жизни называли ее: Божий человек. Нередко вспоминала она о том дивном явлении, какое предшествовало ея исцелению в 1821 году, и при этом воспоминании всегда приходила в необыкновенную восторженность. Иногда взирая на небо, с чувством глубокаго благоговения, говорила: вот Бог мой!
Сия раба Божия скончалась мирно в 5 ч. утра, 13 Июля 1827 года.