Последние летние каникулы выдались очень насыщенным: мама нашла мне работу в геодезической партии. Я работал реечником вместе с ездовым Валерой и начальником партии Андреем Ивановичем. У нас была очень ответственная задача восстановить и закрепить границы на севере города. Работа эта не очень творческая, но всегда на свежем воздухе, и по счастливой случайности наш участок работ находился недалеко от пляжа, где обычно загорали и купались Ира с Сашей.
И очень скоро у меня появилась возможность сбегать с работы в обед и проводить время с девочками. Как-то хозяйка самостроя на границе города спросила, что мы делаем в ее огороде. Валера пошутил что здесь планируется строить дорогу и она пройдет прямо через их участок. Хозяйка всплеснула руками: «О, господи!» и побежала в дом. Вернулась она с мужиком в застиранной алкоголичке. Он посмотрел на нас, на теодолит, и важно спросил:
— Мужики, вам чо тут нада? — Валера решил продолжить розыгрыш — дорогу прокладываем, тут вашего дома не должно быть. На карте его нет. — Андрей Иванович решил поддержать шутку и важно закивал. Хозяин сразу сник:
— Мужики, а можно, метров пятьдесят вправо, чтобы огород не трогать?
Валера важно почесал затылок:
— В принципе нельзя, но ты же понимаешь инструменты у нас, где колышки забьем там дорога и пройдет.
Андрей Иванович опять согласно кивал, а хозяин обрадовался: «Значит договоримся, да?» Валера задумался поднял глаза к небу, потом перевел взгляд на Андрея Ивановича, и тот согласно кивнул. Хозяин напрямую спросил: «Сколько». Валера опять посмотрел на Андрея Ивановича и тот на пальцах показал 25.
— Двадцать пять, — важно сказал Валера и от себя добавил — и литр водки.
Хозяин обрадованно побежал в дом и быстро вернулся, протянул деньги Андрею Ивановичу. Но тот не взял и показал глазами на Валеру. Валера взял деньги, аккуратно сложил их и положил в нагрудный карман рубашки. Хозяин протянул две бутылки, закрытые кукурузными початками: «Водки нэмае, самогонку будеэтэ? Сам перегонял, как слеза».
Валера взял бутылки, положил их в телегу и мы отъехали от усадьбы.
В обед я впервые в жизни попробовал спиртное и мне это очень не понравилось. А Валера с Адрей Иванычем вдули полторы бутылки и завалились спать под телегой и проспали почти до вечера. Проснувшись, мужики опохмелились и разделили выручку: половину взял себе начальник партии, а оставшееся разделил поровну между мной и Валерой.
С тех пор так и повелось: ближе к обеду мы имитировали строительство дороги, получали бакшиш, и до вечера уже не работали. Пока мои старшие коллеги отдыхали, я маялся от безделья, но на третий день сообразил: до пляжа, пару километров, я успею сбегать к девочкам на пляж. И я отпросился у начальника, сказав, что свожу нашего коня искупаться на речку. Орлик был абсолютно черной масти, и у него была одна особенность: от перегрева на солнце от терял сознание и падал. Нужно было распрягать его поливать водой и ждать пока он придет в себя. А это час времени, как минимум, поэтому Андрей Иванович легко согласился: «Да своди, искупай его. Только надолго не задерживайся, через час чтобы был на месте». Ага, знаю я ваш час: до четырёх будете дрыхнуть потом еще час опохмеляться, и только в пять начнете работать. В общем на все про все у меня было почти четыре часа. Час на дорогу туда-обратно, а три часа я мог провести с Ирой. Здорово. Правда, Саша… Но куда денешься от этого хвостика.
Я взял Орлика под уздцы и мы быстро побежали в сторону пляжа. Он был на другой стороне реки, но немного выше по течению был брод, я быстро искупал коня и пошел к пляжу.
Первой меня увидела Сашка: «Ой, лошадка, а ты меня покатаешь?» Я стреножил Орлика и пустил пастись в тени деревьев, подошел к одеялу, на котором расположились девочки. Ира стояла неподвижно и смотрела на меня широко раскрытыми глазами — она никак не ждала меня и очень удивилась. А Саша вертелась вокруг и засыпала вопросами: «А это твоя лошадка? А ты когда меня покатаешь? А что она ест?»
Девочки как раз собирались перекусить, на одеяле была разложена нехитрая снедь: вареные яйца, хлеб редиска, огурцы. Я прибавил запасы из своего узелка, а там, среди прочего, было кольцо свежайшей домашней колбасы от очередной хозяйки, отводившей дорогу от своей усадьбы. Сашка сразу вцепилась зубами в колбасу, не дожидаясь пока я ее порежу. «Саша» — сделала ей замечание, Ира, но она не обращала внимания и что-то невнятно отвечала с набитым вкуснейшей колбасой ртом. А запах стоял такой, что собаки сбежались со всей округи.
После обеда мы с Ирой расположились на одеяле, а Сашка побежала играть с подружками. Но оказалось, что она не сводила с нас глаз: стоило мне прижаться к Ире или попытаться уединиться в кустиках, Сашка оказывалась тут как тут и начинала приставать с разговорами. Зато сама время от времени просила ее проводить до кустов: «Сережа, я боюсь одна, проводи меня». И пока она журчала и вытирала пипу листиком, я стоял неподалеку отвернувшись. Потом она брала меня за руку мы вместе шли к Ире.
Вот интересно: как она ходила писать пока меня не было на пляже? Иру просила, или сама справлялась? Ира, глядя на нас улыбалась но ничего не говорила.
Так мы провели всю вторую половину июля и август: я приезжал к девочкам на пляж, проводил с ними пару часов, а потом возвращался на работу. А Саша все время мешала нам с Ирой побыть наедине.
Но в плохую погоду мы не работали в поле, девочки, естественно, не ходили на пляж, мы либо ходили в кино, либо проводили дни в беседке прямо напротив их окон. Меня по-прежнему не приглашали домой, и не соглашались пойти ко мне, поэтому беседка стала нашим постоянным пристанищем в непогоду.
Саша всегда была с нами и никакими силами отправить ее домой не удавалось. Мало того, Ира, в основном, молчала, а Саша все время со мной разговаривала, как будто у меня свидание было с Сашей, а не с Ирой. Так мы обычно дожидались родителей с работы, я сдавал девочек с рук на руки. Родители приветливо улыбались, но никогда не пытались заговорить или познакомиться. Просто забирали девочек и уходили.
Однажды Ира на прощание обняла меня при родителях, мама улыбнулась, а папа нахмурился, но не сказал ничего, взял Иру за руку и они пошли в подъезд. У самой двери Ира повернулась и послала мне воздушный поцелуй. Мама, шедшая позади них, тоже повернулась и улыбнулась мне.
Наверное, у них был разговор на эту тему дома, я не знаю о чем они говорили и что решили, но на следующий день Ира поцеловала меня на прощанье при родителях. И это было воспринято совершенно спокойно, только Саша начала дергать Иру за руку: «Пойдем уже, хватит целоваться». Похоже, наши отношения с Ирой были одобрены на высшем официальном уровне. Мнение Саши по этому поводу, само собой, никто во внимание не принимал, но было видно, что у нее особое отношение к этой ситуации.
В один таких дождливых дней в самом конце августа, Ира резко остановилась посреди фразы, встала со скамейки, повернула подол платья сзади наперед и быстро побежала домой. На скамейке беседки осталось небольшое красное пятнышко. Саша его тоже заметила и пересела так, чтобы оно не бросалось мне в глаза. Потом обняла меня за руку, прижалась и тихо сказала: «Я тоже уже взрослая.» Что я перевел для себя как: «Я уже большая и у меня тоже скоро будут месячные».
Минут через пятнадцать Ира позвала Сашу с балкона домой и мы подошли к моему мотоциклу, который стоял у самого подъезда, я взял шлем и уже хотел сказать Саше: «пока», как она вдруг крепко обняла и долго не отпускала. И это та самая девочка, которая не давала нам с Ирой обниматься. Месячные у нее скоро будут, деловая. Наконец, Саша отпустила меня и побежала в подъезд, я поднял глаза наверх, Ира хмурилась с балкона.
До конца каникул оставалось десять дней, затем 10 класс и взрослая жизнь, в которую мне не очень-то и хотелось — мне было очень хорошо и покойно этим летом.