Впервые подобие граффити появилось в Помпеях — это были надписи с именами жителей разрушенного города. Спустя столетия «рисунки на стенах» оказались в Америке: молодое поколение использовало их в качестве оружия протеста против капитализма. В XXI веке одно из главных направлений в стрит-арте превратилось в своеобразный манифест контркультуры в России. Разбираемся, что такое отечественное граффити и говорим об этом с художниками нового тысячелетия — Maenof, Дрейди, Nighter, Okvel и Ygryok.
С любовью из Нью-Йорка: как в России появились первые граффити
Чтобы понять значение слова «граффити», нужно обратиться к прошлому: во время раскопок Помпеи в 1755 году археологи впервые употребили этот термин по отношению к настенной живописи. С итальянского graffiarе переводится как «нацарапать». В США значение слова не поменялось, в отличие от подтекста. Начиная с 1930-х годов, на территории Америки преступники общались с помощью граффити на стенах. Чаще всего таким способом метили территорию, чтобы показать, кому она принадлежит на самом деле.
Граффити у каждой группировки было разным: все стремились к индивидуальности и узнаваемости уникального почерка. Кто-то выбирал трафареты, кто-то ограничивался маркерами. Например, банды в Лос-Анджелесе оставляли след в виде огромных букв и пользовались кистями с краской.
Граффити — это не только искусство, которое принадлежит исключительно преступным группировкам. В Америке протестующие активно использовали надписи на стенах улиц и в подземных переходах, чтобы выражать гражданскую позицию. Это отчетливо видно в творчестве стрит-арт художника Кита Харинга. Посыл его работ — борьба против дискриминации инфицированных СПИД и ВИЧ. Это встречалось и в 1980-х, когда появилось много новых художников и стилей.
В начале «бородатых» 1960-х годов популярность только набирал теггинг — вид граффити с короткими авторскими никнеймами в разных стилях. Рисунки «разбрасывали» по главным городам Америки: Филадельфии, Нью-Йорку и Сан-Франциско. С этого периода уличные художники обретают популярность среди молодежи: Торcat128, Julio 204 и TAKI 183 словно произвели на движение граффити «лихорадочный» эффект. Подростки скупали баллончики и маркеры. Райтеры выбрали Нью-Йорк центром новой культуры, где особенно популярным местом для граффити оказалось метро — художники изрисовывали вагоны и внутри, и снаружи.
Правительство не игнорировало проявление вандализма: райтеры получали административный штраф за нарушение общественного порядка. В 1980-е годы, в период расцвета граффити, на территории Филадельфии появилась организация Philadelphia Anti-Graffiti Network. Ее цель — запретить продажу баллончиков лицам младше 18 лет и принудить всех задержанных к общественным работам. Третий закон Ньютона словно работает и в случае со стрит-артом: на каждое действие найдется противодействие.
Граффити — язык общения бунтарей и системы. Оно перерастает из средства обозначения территории у преступников в контркультурное движение. В таком виде оно распространилось на территории России в 2000-х годах, и стрит-арт восприняли как вандализм. Для большинства граффити — не просто рисунки на стене. Каждый тег — вызов системе, желание молодого поколения изменить мир. Это направление стрит-арта нельзя рассматривать отдельно от контркультурного контекста.
Это улицы, детка: дух свободы в новом тысячелетии
«Началом эпохи русского граффити считаются двухтысячные, — рассказывает художник Maenof, который занимается уличной живописью больше 13 лет. — Большинство начинающих райтеров — это подростки, которых нельзя назвать выходцами из “золотой молодежи". Аэрозольная краска дорого стоила уже в начале двухтысячных, поэтому вариант купить в профессиональном магазине не всегда рассматривался как оптимальный. К слову, и сейчас она не сильно дешевле — это одна из причин, почему многие уходят из профессии».
«Еще школьниками мы рисовали на гаражах, их владельцы платили деньги за наше самовыражение. И мы уже соревновались с кем-то, участвовали в баттлах», — делится воспоминаниями художник.
Maenof объясняет, что желание состязаться — один из главных постулатов в мире граффити: «Баттлы в начале двухтысячных были, пожалуй, основным местом сбора всех райтеров. Злоба и агрессия соревновательной части выражались в стиле и творчестве художника. Тогда порог входа в “тусовку" был высокий: сейчас в мир стрит-арта, в частности в мир граффити, может попасть кто угодно. Раньше все слушали хип-хоп и рэп, держали споты — места, где не позволялось рисовать никому, кроме членов группы — и шли порой на открытые конфликты с поножовщиной».
Не обходилось без столкновений с представителями правопорядка. Об этом подробно рассказывает Дрейди, чей опыт в мире граффити более 10 лет.
«Шанс “получить по лбу" всегда есть, когда ты рисуешь на улице. Надо уметь за себя постоять или быстро бегать. Всегда хорошее подспорье — заниматься спортом, если оставляешь граффити нелегально. Разрисовать электричку подразумевает один уровень ответственности, дать сдачи охраннику — совсем другой. Я знаю несколько человек, которые сидят сейчас в СИЗО. Оказались там, в первую очередь, из-за того, что открыто пошли на конфликт с охранником, который просто делал свою работу. Граффити, пусть и вне закона, по возможности не должно мешать жить людям. Всегда нужно отдавать себе отчет, на чем ты рисуешь, и как на это отреагирует хозяин», — делится художник.
Дрейди подчеркивает, что необходимо понимать, где уместно оставлять граффити: «Многие люди не чувствуют, когда надо рисовать. Если они видят раскрашенную будку около нового и хорошего дома, они думают, что на здании тоже можно оставить свой тег».
Оба художника согласны с тем, что сейчас мир граффити сильно изменился. Главные причины этому — социальные сети и политика по благоустройству города.
Хочешь жить — умей вертеться: в каких реалиях сейчас существует граффити
«К сожалению, основная платформа продвижения — раскрученные соцсети. Сейчас лучше тот, кто больше рассказывает о граффити в инстаграме, а не рисует качественно на улицах с баллончиком в руке. Легальных стенок в Москве становится все меньше, площадки закрываются одна за другой. Под легальными я подразумеваю, что не надо получать бумагу с разрешением или договариваться с хозяином, любой человек может прийти и оставить свой след», — поясняет Дрейди.
«Причина такого отношения понятна: администрации неинтересно интегрировать граффити в архитектуру города. Когда появляются шансы на сотрудничество, договориться по эскизам всегда непросто. Часто обычная надпись баллончиком, сделанная за 10 секунд, несет в себе гораздо больше творческого интереса, чем легальная стена. Разрешенный рисунок — это перенос картинки из интернета, а подпись баллончиком — четко отточенный стиль», — продолжает художник.
«Есть райтеры, которые ценят сам процесс создания граффити в первоначальном виде, а я не вижу разницы, где публиковать свое творчество», — отвечает на вопрос о влиянии социальных сетей на культуру Nighter.
Райтер соглашается с тем, что художник сейчас может совмещать в себе и качества продавца: «Граффити подразумевает самопиар. Люди оставляют свой тег на улицах тысячи и тысячи раз. Платформы социальных сетей позволяют набрать большую аудиторию и получить реакцию публики без необходимости выходить на улицу и убегать от полицейских. Можно как смотреть на граффити вживую, так и выкладывать в интернет. Всегда есть возможность подать необычно. Например, делать коллажи или дорисовывать в графическом формате. Но я придерживаюсь мнения, что граффити лучше смотрится на улице. На экспозиции человек готов к творчеству, а в повседневной жизни для него необычно столкнутся с рисунком на стене».
У райтера с псевдонимом Okvel опыт выставок большой: работы художника представляли даже в Третьяковской галерее. Его путь несколько отличается от стандартных историй становления райтера. Параллельно с ночными уличными вылазками в подростковом возрасте он посещал художественную школу. На становление его стиля повлияло академическое архитектурное образование.
«Граффити для меня — это не совсем про искусство, речь идет больше про дань улицам. Для райтеров это как религия, у каждого художника свое отношение и свои взгляды. Мое творчество не связано исключительно с граффити, хотя многие приемы и решения постоянно заимствуются в обоих направлениях. Я занимаюсь живописью давно, поэтому мутацию стиля видел лично. Раньше люди стремились попасть в мир граффити, потому что видели его проявления на улицах и для них это было чем-то новым и неизведанным. С приходом социальных сетей порог входа размылся, а большая часть райтеров уже ушла от старых понятий. Сказать, хорошо это или плохо непросто, думаю, что любые изменения приносят возможности. На волне современных тенденций раскрываются новые таланты и новые течения», — делится он.
Okvel объясняет: не считая появления социальных сетей, за 20 лет существования русского граффити изменения коснулись и отношения людей к этому виду уличного искусства. «Сейчас публика готова воспринимать граффити не в качестве вандализма, а как одно из направлений живописи. Прецедентов закрашивания все же больше, и не всегда это плохо. Но надо различать каракули от качественных работ», — говорит он.
С этим тезисом согласен Ygryok. Он уверен, что стрит-арт культура уже становится частью официального искусства: «Мне кажется, что до полноценного признания осталось всего пару шагов. Уже есть выставки и галереи, которые заинтересованы в художниках стрит-арта. Бэнкси дал дорогу молодым авторам, которые творят в новых жанрах. Людям интересно, что могут предложить художники нового поколения».
