Экономист. – 1916. - № 10. – С.56-66
Представляемую статью лучше начать с небольшой цитаты: «В последнее время все чаще говорят о «кризисе экономической теории». [К вопросу о так называемом «кризисе» экономической науки». Материалы теоретического семинара. М.: ИМЭМО РАН, 2002.]
Как представляется, и в названии материалов и в цитате существуют неточности. Во-первых, в названии материалов отсутствует уточнение «фундаментальной», поскольку в прикладной экономической науке имеются определенные успехи. Во-вторых, в современных условиях не может существовать дисциплины «экономическая теория». Для необходимого пояснения следует обратиться к проблеме классификации экономического знания, т. е. классификации экономических наук (дисциплин).
Существующие проблемы классификации экономического знания тесно связаны с терминологией, а условием здесь является установление основных терминов и понятий, которое отражают экономическое знание. Задача эта, как известно, до сих пор не решена.
Однако существует много попыток, так или иначе, привести к определенному порядку существующие знания о развитии общества, в том числе и об ее экономической составляющей. В экономической науке, как фундаментальной, так и прикладной, также важна классификация, которая обеспечивает формирование и соответствующее название (наименование) дисциплин на основе фрагментации экономического знания и проведения соответствующих демаркационных разграничительных границ между дисциплинами. В выделяемой проблеме демаркации огромное значение имеет предмет научной дисциплины, а также название дисциплины, которое часто взаимосвязано с проблемой перевода названий аналогичных или кажущихся аналогичными экономических дисциплин, преподаваемых за рубежом.
Для решения проблемы демаркации необходимо найти какие-то черты научного знания, которые были бы присущи только определенным экономическим наукам и отсутствовали у других. Как известно, классификация бывает могучей производительной силой. Для классификации теоретических экономических дисциплин требуется глубже и четче разграничивать их, а уже затем определять точки соприкосновения. А необходимость классификации дисциплин ставилась еще О.Контом, который стремился устанавливать иерархию наук.
Каждая данная наука может, а иногда и обязана пользоваться результатами других наук, поскольку они способствуют пониманию собственного объекта данной науки. Однако, с точки зрения именно этой науки знания другой науки могут рассматриваться как чуждые элементы, подсобные материалы и не более.
В то же время отсутствие какой-то непроходимой «стены» между естественными и техническими науками, с одной стороны, и общественными - с другой, порождает их смешение. Конечно, экономическая наука не имеет права претендовать на статус автономной и изолированной дисциплины, совершенно не зависимой от других политических, философских и религиозных доктрин. В результате приводимых рассуждений получается, что обнаруживаются целые пограничные, (маргинальные) области, а экономические теории часто суть не что иное, как приложение иных наук к изучаемому «народному» хозяйству, термин, который также требует замены, поскольку хозяйство в стране никак не народное.
Проблема нахождения четких критериев, позволяющих отличить одну экономическую науку (дисциплину) от другой, т. е. классифицировать их, одновременно является проблемой демаркации – проведение четких разграничительных линий, границ. Существующая проблема демаркации экономических наук обусловлена внедрением западных стандартов в процесс обучения и замены политической экономии курсом «Economics», а также проблемой выделения фундаментальной экономической науки из общего объема и огромного массива экономической и/или якобы экономической информации. Огромное место в экономической науке занимает институционализм и важно определить его место среди других экономических дисциплин.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ «ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ТЕОРИИ»
В настоящее время определение предмета экономической теории, как кальки Economics, на наш взгляд, является не совсем точным и не соответствующим требованиям, предъявляемым к определению экономической науки. Наиболее известны трактовки предмета экономической теории (Economics) как «проблема выбора», в другом варианте «эффективное использование ресурсов», что, так или иначе, подводит к проблеме выбора между альтернативными решениями, либо проблема выбора просто провозглашается предметом курса.
Однако провозглашение проблемы выбора сводит предмет экономической теории к проблеме принятия решений или просто к менеджменту, - науке, занимающейся разработкой подобных проблем, науке об управлении. Самостоятельная наука об управлении – менеджмент - может считаться экономической лишь частично, поскольку ей приходиться заниматься управлением, в т. ч. экономическими процессами, и не более того.
В последнее время возник и успешно существует другой критерий определения направлений экономических исследований: не предмет экономической науки, а гуманитарный (междисциплинарный) подход к экономическим явлениям и процессам, за которым скрывается институциональный подход или течение в экономической науке, обозначаемое как институционализм. Однако, невозможно найти определение гуманитарного подхода, можно лишь подозревать, что он является «научным». К тому же в списке общенаучных методов «гуманитарный подход» не значится (не обнаруживается). Соответственно, уже на основании применяемого подхода следует задуматься о «научном» формировании теории институционализма.
Многими исследователями признаётся институциональный характер общественной реальности. В российской науке традиционно принято считать, что институциональная экономика - научное направление современной экономической мысли, исследующее проблемы экономической теории и хозяйственной практики в их взаимообусловленности с институциональными изменениями.
Современная «институциональная теория» пытается объяснить многие экономические явления, происходящие в т. ч. и в современной России с помощью «институтов», и предложить пути повышения эффективности, как отдельных отраслей, так и экономики в целом.
Однако, на сегодняшний день не разработано не только общей экономической теории с позиций неоинституциональной (междисциплинарной) методологии, но даже общей теории какого-либо одного объекта, например фирмы. Как представляется, проблема заключена в степени обоснования институционализма как экономической науки. Все существующие модели «институциональной теории» можно рассматривать как частные случаи общих хозяйственных процессов, которые являются экономическими лишь частично или просто объявляются экономическими.
Как известно, уже Веблен вместо узко экономического предлагает междисциплинарный подход, который включал бы социальную философию, антропологию и психологию. Это было попыткой повернуть экономическую науку к общим проблемам общества. Мостиком, который бы позволил это сделать, Веблен считал институты. Он писал: «Экономический интерес сопровождает всю жизнь человека; будучи частью жизненного пути, он пронизывает и процесс культурного развития. Он повсеместно воздействует на культуру, так что можно утверждать, что все институты в некоторой степени являются экономическими». [Веблен Т. Почему экономическая наука не является эволюционной дисциплиной? // Истоки: из опыта изучения экономики как структуры и процесса. М.: ГУ—ВШЭ, 2006. 536с. С.10 – 32. С. 28]
Характерное для экономистов «институционального» направления стремление включить внеэкономические явления в собственно экономические исследования нашло отражение в изменении термина «институт», который является предметом исследования и который дает название всему направлению.
Как уже отмечено, особенность институционализма - междисциплинарность, а также историзм. Основное внимание представителей институционализма направляется не на создание «чистой» теории, а на изучение тенденций социально-экономического развития с целью выработки рекомендаций, рецептов по разработке и осуществлению экономической политики. Поэтому анализируется весь комплекс условий и факторов, влияющих на хозяйственную жизнь, не только экономических, но и политических, философских, правовых, исторических, психологических и пр. Институционалистов объединяет не столько предмет исследования, сколько метод анализа, точнее, использование методов анализа различных наук.
Современное состояние «институциональной теории» вызывает множество вопросов при анализе возникшей ситуации в экономической науке. Уже использование термина «теория» для большого количества «теорий» институционального направления вызывает определенные возражения, поскольку теория - логически упорядоченное изложение определенной идеи. Существующую совокупность разнокалиберных теорий институционализма странно называть единой теорией. Вероятно, в английском и русском языках разное понимание термина «теория», поскольку название «теория» для институционализма как течения предложено англоязычным специалистом.
Известно, что зарубежное, и, прежде всего, североамериканское, экономическое образование строится несколько иначе, чем в нашей стране. Мы не найдем там учебников под названием «Новая институциональная экономическая теория». Поскольку институционализм долгое время находился вне мейнстрима, то в учебниках по экономике он практически не находил отражения.
Преобладающим методом исследования институционализма являлся эмпирический и сравнительный анализ. Отсюда отрицательное отношение к моделированию, к упрощению экономической действительности с помощью математической формализации. Для анализа разграничительных линий в экономической науке важно соотнести институционализм как направление со «струей» современной экономической науки - мейнстримом.
Современный институционализм за основу исследований берет, прежде всего, поведение человека, которое объявляется экономическим. «Старые» институционалисты, скептически относясь к неоклассической экономической теории, во главу угла ставят «общечеловеческие» установки (в современных условиях называемых «ценностями»), которые, как считается, и определяют поведение индивидов (принятие ими решений и последующие действия по их реализации). Но, как представляется, данными вопросами (проблемами принятия решений человеком) уже занимается менеджмент, наука об управлении, которая, как уже указывалось, считается экономической наукой по одной причине - управлять приходится и экономическими процессами.
«Новые» институционалисты призывали изучать реальные экономические институты в их развитии («динамике»), благожелательно относясь к государственному регулированию экономики. Они успешно расширяют сферу применения маржиналистского (неоклассического) подхода, составляющего современный экономический мейнстрим, включая в его сферу те реалии, которые традиционно рассматривались социологами.
«Новая институциональная экономика», которая названа «институциональной теорией», так же как и «простой» институционализм построена на междисциплинарности. Этот подход стремится использовать достижения не только экономики, но и других наук, таких как история, право, социология, антропология, психология для более адекватного описания и объяснения мира, однако, как представляется, хозяйственных, а не экономических явлений. [Тикин В.С. Экономика материальна, а не вещественна. // Экономист. – 1916. - № 2. – С. 54–65.]
Одновременно «Она (институциональная теория – Т.В.) известна под множеством иных названий: неоинституционализм (…), трансакционная экономика (…), экономическая теория прав собственности (…), контрактный подход (…)». [История экономических учений/ Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой.- М.: ИНФРА-М, 2001.- 784 с. С.653] Соответственно, специалисты по институциональному «подходу» не могут определиться не только с термином «институт», но и с названием дисциплины, которая занимается его изучением.
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ИНСТИТУЦИОНАЛИЗМА
Как известно, возникновение институциональной экономики как направление экономических исследований обычно связывают с книгой Торстейна Веблена «Теория праздного класса», в которой анализировалась роль привычек и обычаев в процессе экономического выбора (процессе принятия решений). Необходимо согласиться с Р. Нуреевым: «Всю свою жизнь он (Т.Веблен – Т.В.) создавал новую науку — науку об экономических институтах». [Нуреев Р. Торстейн Веблен: взгляд из XXI века // Вопросы экономики, № 7, 2007, С.73-85. С.73-74]
Однако, как представляется, Т. Веблен не до конца понимал, что означает институт – термин, который он не определяет, а максимально часто использует, особенно в местах, где требуется уточнение и детализация для его применения. Как результат до настоящего времени продолжаются неослабевающие дискуссии вокруг трактовки понятия института, роли институтов и механизмов их эволюции и т. п.
Очень четко проблема формирования и определения «института» по отношению к Т. Веблену выражена в книге Блауга: «Читая его, мы чувствуем, что нам что-то объясняют. Но что именно?» [Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. - 676 с. С.658] В результате, «даже наиболее способные ученики Веблена не смогли преодолеть или развить его традиции». [Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. - 676 с. С. 657]
Как представляется, ситуацию с определением «института» Т.Вебленом снимает «недоразвитый» в экономическом направлении английский язык, в котором отсутствует возможность разделения определений «экономический» и «хозяйственный», а приходится использовать один и тот же термин – «economic». Русский и немецкий языки позволяют отчасти обойти существующую терминологическую трудность, используя два разных термина – «экономический» и «хозяйственный», определенным образом разделяя экономические и неэкономические процессы.
Вероятно, Т. Веблену приходилось использовать термин «economic» в смысле хозяйства общества, в котором все процессы являются хозяйственными, т. е. затрагивающими все общество. Соответственно, в термин «институт» по определению попали все общественные процессы, что никак не способствовало точности анализа.
Обычно использование термина оправдывается тем, что вызываемые им ассоциации оказываются плодотворными. Однако, как известно, использование нового понятия означает новое видение, различение нового, ранее скрытого, неизвестного свойства анализируемого предмета. Для экономики - существующей реальности. Лишь в этом случае новое понятие является дальнейшим шагом в научном познании общества. В то же время новое понятие «институт» скорее скрывало видение Веблена, чем способствовало открытию нового.
Важный методологический шаг институционализма связан с включением в понятие «институт» хозяйствующих субъектов (организаций). Без вовлечения хозяйствующих субъектов в понятие «институт» невозможно создание «институциональной экономики». Соответственно, под определение института попадает не только вся совокупность существующих учреждений, но и модели поведения людей (отношения их с этими учреждениями). Однако, вовлечение хозяйствующих субъектов в объект анализа сразу выводит, как уже указывалось, институционализм за пределы экономики в хозяйство. [Тикин В.С. Экономика материальна, а не вещественна. // Экономист. – 1916. - № 2. – С. 54–65.]
Как результат, введенное Т.Вебленом понятие «институт» оказалось наполненным совершенно другим содержанием ипредставления современных институционалистов об институтах существенно отличается от представления об «институте» Т.Веблена.
Как известно, смена содержания (сущности) требует и смены категории, отражающего его. Когда в старое понятие вкладывается новое содержание, невзирая на видение, требуется создавать новую категорию, т. е. если происходит подмена сущности фундаментальной категории научного направления, то и называться она должна по-иному. При включении хозяйствующих субъектов в старое понятие «институт» новой категории не создавалось, и замена термина не производилась. Соответственно, использование старого понятия для нового содержания при невыясненном понимании «института» еще более запутывает логику изложения собственных взглядов институционалистов.
Как известно, в институционализме не совпадает определение «института» специалистами указанного направления, что позволяет рассматривать институционализм как научное течение, не имеющее границ. Соответственно, каждый институционалист имел свою точку зрения на то, что такое институт и какие именно институты в решающей степени регулируют жизнь общества. Термин «институт» используется как научный штамп, который применяется к месту и не к месту без особого внутреннего наполнения.
Хотя аналогии слабое доказательство, здесь уместно вспомнить исследования Ф.Хайека, который указывал на бессмысленность слова «социальный» - «которое, вероятно, стало самым бестолковым выражением во всей нашей моральной и политической лексике». [Хайек Ф. А. ПАГУБНАЯ САМОНАДЕЯННОСТЬ. Ошибки социализма. – М.: Изд-во «Новости» при участии изд-ва «Catallaxy», 1992. – 304с. С.197] Однако, слово «социальный» оказалось бессмертно и до настоящего времени живет и побеждает. Как представляется, и в термине «институт» смешалось столько смыслов, что сам термин стал бессмысленным.
Как это часто принято, институты подверглись классификации и разделяются авторами на формальные и неформальные. Под формальными институтами понимаются «писаные» и поддерживаемые государственными органами правила поведения, а под неформальными - обычаи, традиции, привычки и т. д. Это замечание представляется важным, так как позволяет более точно и детальнее проводить анализ устройства общества.
Однако понимание института как единства формальных и неформальных социальных отношений также является остро дискуссионным. В результате широта и разнообразие тематики исследований институционалистов оказывается на «полях» других дисциплин. Их интересует и проблема экономической власти, и социальные отношения, нивелирование социального неравенства, и проблемы мирового хозяйства, т. е. практически все аспекты общественной жизни. При такой широте исследований институционалистов наука, (дисциплина) которой они занимаются, давно определена – это история народного хозяйства, если точнее, современный этап развития народного хозяйства.
В 1980-1990-е гг. экономисты стали анализировать не отдельные конкретные институты и даже не институциональные особенности развития конкретного общества в конкретный период времени, а развитие как таковое, (которое очень точно укладывается в историю народного хозяйства) которое для видимости науки назвали институциональным. Хотя еще Т. Веблен правильно указывал на существование противоречия между старым и новым в общественном развитии, признавал временный характер различных институтов.
В 80-х гг. большинство экономистов стали говорить о неоинституциональной экономической теории или о новой институциональной экономической теории. Как известно, О. Уильямсон в 1975 г. в книге «Рынки и иерархии. Анализ и выводы для антимонопольного регулирования» заявил о формировании новой институциональной экономической теории. С этого момента появился термин «старая институциональная теория», или «старый институционализм», для обозначения возникшего на рубеже Х1Х – ХХ столетий течения, как принято считать, «оппозиционно» неоклассической ортодоксальной экономической теории.
Центральная проблема институционального анализа — это организация и контроль экономики, или, иначе говоря, формирование и реформирование ее властной структуры. В контексте власти были исследованы такие институты, как юридические права, собственность, контракты, корпорации. При этом в понятие «власть» включается, наряду со многими другими компонентами, также и контроль фирм над ценами.
Предметом исследования институционалистов была и остается эволюция институтов и организаций, а также регулирование экономики в целом, которое значительно шире традиционно понимаемого макро- и микроэкономического регулирования. Для анализа этих проблем институционалисты обычно используют более широкий круг категорий и экономических параметров, чем это делают экономисты-неоклассики и представители других современных направлений экономической мысли. Однако, как можно заниматься исследованием бессмысленной (бессодержательной) категории. Если быть более точным, то исследуются разные компоненты (составляющие) хозяйственной жизни, которые объединены термином «институт».
Вот как об основных недостатках «литературных» теорий рассуждает французский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике М. Алле: «Общий недостаток очень большого числа литературных теорий состоит в постоянном использовании неоперационных понятий, нечетких и неопределенных терминов, смысл которых постоянно меняется в ходе рассуждений и различается у разных авторов. Их недостаток – это также отсутствие строгости в анализе, обильное использование более или менее метафизических выражений, которые не обозначают ничего точного…» [Алле М. Экономика как наука: Пер. с франц. - М.: Наука для общества, 1995. - 168с. С.13].
Здесь вновь придется вернуться к проблеме определения терминов. Согласно оценке Т. Эггертссона, крупные ученые — специалисты по теории фирмы — «не выработали стандартного словаря и не дали точного определения своим терминам, вследствие чего порой трудно понять, имеем ли мы дело с частично совпадающими теориями или же с теориями, соперничающими между собой» [Эггертссон Т. 2001. Экономическое поведение и институты. М.: Дело. 2001, 408с. С.172]. Уместно продолжить, а с теориями ли?
Незавершенность процесса становления «институциональной теории» как самостоятельного направления экономической мысли проявляется в нечеткости многих, часто основополагающих, понятий, например, терминов из теории контрактов, которые «не вполне ясны, равно как и само основополагающее понятие контракта». [Фуруботн Э. Г., Рихтер Р. Институты и экономическая теория: Достижения новой институциональной экономической теории. СПб.: Издат. дом С.-Петерб. гос. ун-та. 2005. 736с. с. 193], а также понятия «трансакция» и даже такого центрального понятия, как «институт».
Здесь уместен вопрос: как может быть сформулирована логическая теория на нечетких, а часто и бессмысленных категориях? Понятие «институт» слишком обширно по содержанию, чтобы быть операциональным. Можно ли говорить о единой теории при том разнообразии взглядов и стилей исследования, которые мы наблюдаем в настоящее время в институционализме.
Если вновь вернуться к работе М.Блауга, то в ней хорошо отмечается стиль работы Т. Веблена: «Он не только не только не поднимает вопрос о том, на чем основаны его выводы, но постоянно намекает, что описание и есть теория или (что еще хуже) что теория тем лучше, чем проницательнее описание». [Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. - 676 с. С. 658]
Если более внимательно вчитаться, то можно подумать, что перед нами описание и определение главного направления немецкой исторической школы, а не самостоятельного направления в экономической науке - институционализма.
СВЯЗЬ С ПРЕДШЕСТВЕННИКАМИ
По мнению многих исследователей, институциональная теория имеет много общего с исторической школой Германии, а именно: учет факторов сформированной «общественной атмосферы» для обоснования путей экономического роста. Как известно, историческая школа Германии лишь фиксировала происходящие изменения в виде огромного разнообразия исторических фактов, между которыми невозможно было провести логически последовательную линию причин и следствий.
Здесь уместно сослаться на Т. Веблена: «Огромная эрудиция и широта исследований представителей этой школы (немецкой исторической – Т.В.) не смогли сделать из нее науку, поскольку, будучи последовательными, они довольствовались расчетами и описаниями процесса промышленного развития, не пытаясь при этом предложить теоретическую концепцию или обобщить результаты своих изысканий до уровня научного знания». [Веблен Т. Почему экономическая наука не является эволюционной дисциплиной? // Истоки: из опыта изучения экономики как структуры и процесса. М.: ГУ—ВШЭ, 2006. 536с. С.10 – 32. С.12]
Как представляется, современные инстиционалисты в экономической науке представляют четвертое поколение немецкой исторической школы. Обобщая опыт хозяйствования, как и немецкая историческая школа, институционализм, работая на полях других наук (дисциплин) лишь старается казаться самостоятельной наукой, но таковой не является. Даже у Веблена можно найти подсказки на выделяемую тему: «История экономической жизни любого сообщества — это история его жизни». [Веблен Т. Почему экономическая наука не является эволюционной дисциплиной? // Истоки: из опыта изучения экономики как структуры и процесса. М.: ГУ—ВШЭ, 2006. 536с. С.10 – 32. С.27]
Своей сильной стороной сторонники институционализма считали именно то, что у них теория вырастала из обобщения. Однако, как известно, обобщенный опыт тоже знания, но никак не теория. Ни один ученый не в состоянии овладеть знаниями всего опыта истории развития мирового хозяйства, например, экономической жизнью папуасов и городов–мегаполисов, и каждый из них занимается своей областью.
Отсутствие теории заставляет институционалистов рассуждать на общие темы, не имея способности выдать конкретные рекомендации по развитию экономики. Ведь единой теории как таковой у институционалистов не существует, и заниматься приходится лишь констатацией фактов.
Поскольку как немецкая историческая школа полностью отрицала возможность создания какой-либо теории, так и современные «институционалисты» не смогли создать какой-либо логически упорядоченной теории и, соответственно, следуют по стопам своих предшественников – немецкой исторической школы. Следует отметить, что, если не существует четкого определение категории «институт», то ее невозможно встроить в дедуктивные схемы, т. е. в логически упорядоченную теорию.
Как известно, третье поколение немецкой исторической школы трансформировалась в социологию, которая, согласно Веберу, начинается там, где обнаруживается, что экономический человек – слишком упрощенная модель человека. Для всех институционалистов характерно размывание границ между экономикой и социологией. В соответствие с утверждениями М.Вебера, перед нами скорее достижения социологии. Недаром в упомянутой книге М. Блауга в русском переводе институционализму присвоено определение «так называемый», и он фактически отождествляется с экономической социологией. [Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994. - 676 с. С.656-659]
В современных условиях социология или специалисты, проповедующие социологию, чтобы не потерять родных корней и почву для исследований пытаются определить ее как экономическую социологию, т.е. якобы пытаются заниматься экономическими проблемами или лучше сказать, социологические исследования пытаются прикрыть экономической наукой. Все многочисленные успехи институционалистов в исследовании общества не могут относиться к достижениям только экономической науки.
Здесь уместно отметить, что, если собрать все определения категории «институт» различных авторов (ученых), то получиться солидная монография, которая засвидетельствует, что единого и всеми признаваемого определения «института» не существует. Созданная на основе определений «института» монография, конечно, не продвинет науку вперед, но будет способствовать проникновению в проблему. Соответственно, возникает проблема определения «института» и требуется начинать с точной формулировки понятия «институт», необходимо дать определение института, наилучшим образом отражающее его внутреннюю природу.
ИНСТИТУТЫ – ФАКТОРЫ, ВНЕШНИЕ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЭКОНОМИКЕ
Существующая идея о том, что институты представляют собой некую внешнюю по отношению к экономике, реальность заслуживает особого рассмотрения. Как представляется, институты – это преобразованные в мозгу (отраженные в голове), т. е. воспринятые человеком отношения, сложившиеся в обществе, в котором он живет и которые определяют его решения и действия по реализации принятых решений. Как представляется, такое определение наиболее близко к первоначальному определению основателю категории Т. Веблену, который указывал: «В основе института собственности лежат стереотипы мышления, для которого собственность является общепризнанным фактом…». [Веблен Т. Теория делового предприятия / Пер. с англ. — М.: Дело, 2007, — 288 с. С.231] Однако, какой экономист способен рассуждать о привычках, стереотипах (механизме) мышления, т. е. о деятельности головного мозга?
Сформированные в каждой голове «институты», будучи продуктами человеческой деятельности, несут на себе печать всех особенностей человеческой природы, индивидуальных особенностей, обусловленных биологической наследственностью, а также исторических условий их существования. Соответственно, можно сказать, что у каждого человека в голове свои «институты», а любые сформулированные и сформированные им институты проявляются (реализуются) как выражение его человеческих действий. Для каждой страны характерны специфические институты из-за специфических отношений в конкретном общества, что выражается, в частности, в том, что одну и ту же информацию люди воспринимают по-разному. Соответственно, по-разному реагируют на внешние «раздражители» - существующие отношения в обществе. Следовательно, институты лишь подсказка для анализа принимаемых человеком решений в конкретном обществе.
Здесь легко всплывают проблемы анализа неэкономических решений, т. е. там, где по М.Веберу, заканчивается экономический человек, а начинается человек общественный, который реагирует и на неэкономические отношения в обществе. Поэтому, изучая и применяя методологию институциональных исследований, предложенную зарубежными специалистами, на основе «их» институтов (совокупности «надстроечных» отношений), трудно получить рекомендации по совершенствованию институтов собственных.
При анализе институтов как совокупности отражений в мозгу человека общественных отношений легко устанавливается связь с экономической наукой, на которую так упирают институционалисты, поскольку частью общественных отношений являются экономические отношения и у человека, соответственно формируются экономические «институты».
Предлагаемое определение института позволяет перейти к определению не менее туманной категории, чем существующий «институт» – менталитету. Под менталитетом человека следует понимать совокупность сформированных им «институтов», т. е. отраженных в его голове общественных отношений, что позволяет перейти и к количественному определению менталитета. Возникающая и важная проблема соотнесения менталитетов индивидуума и разных по численности групп людей – наций, народов, народностей явно выходит за пределы статьи.
При выделяемом определении «института» становится невозможным подход, при котором институты поддаются анализу с помощью стандартных инструментов «экономической теории», поскольку общественные отношения являются предметом политической экономии, которая пока с так называемой «экономической теорией» не состыкована.
Как известно, уже делаются не только попытки формализовать понятие «института», но и построить своего рода исчисление институтов. [Макаров В. Л. Исчисление институтов // Экономика и математические методы. 2003. Т. 39. № 2. С. 14—37.] Любая классификация институтов столкнется с попыткой их упорядочивания, для которой требуется полный перечень отношений, существующих между людьми. Но, в любом в случае, при предлагаемом определении, выделяемые институты являются внешними факторами для экономики.
Когда институты рассматриваются как внешние факторы, а не как собственно содержание общественных отношений, возникает задача их выявления, а также изучения закономерностей функционирования (реализации) и влияния на экономику.
Любое общество - общество с господством определенных отношений, которые преобразуются в голове каждого в совокупность «институтов». В каждом обществе наряду с основными, главными для конкретного общества существует (формируется) масса институтов, которые не являются господствующими, которые продолжают существовать и оказывать влияние на его развитие.
Здесь мы снова сталкиваемся с уточнением реализации внешних свойств понятия «институт», и четкого ответа на вопрос о том, как работает этот механизм или из чего он состоит, пока не просматривается в рамках ни психологических, ни социологических наук. Все еще много экономистов даже среди тех, кто называет себя институционалистами, заявляющих, что институционализм — это «теория обо всем и ни о чем в особенности, ни о чем конкретном».
Здесь уместно вновь вернуться к проблемам экономической науки. То, что в политической экономии называлось надстройкой, или иными словами, надстроечными отношениями, формирует неэкономические институты, общества.
Но игнорировать достижения институционализма — это значит строить модели экономики и изобретать методы их анализа лишь на системе аксиом. Для включения институтов в логически стройную теорию необходимо лишь четко понимать, на какой ступени логических (теоретических) построений дойдет очередь до институтов, что определить их влияние на экономику. Однако, в таком варианте перед нами предстанет уже не экономическая теория, а теория развития общества.
Как известно, развитие любого общества обеспечивается в первую очередь развертыванием позитивного и свойственному ему содержания (сущности). Но, чтобы развивать общество, требуется четко выделять и понимать его «сущность», которая и определяется в том числе господствующими надстроечными отношениями и институтами, которые отражают их.
Новая «институциональная теория» родилась благодаря усилиям «умных» и «способных» исследователей на пустом месте – на бессодержательной, бессмысленной категории. В недавнем прошлом пришлось бы сказать - на категории, которая не имеет своей сущности. Как известно, современный мейнстрим с порога отвергает все научные поиски, связанные с сущностью. Вероятно, «институциональная теория» создавалась и развивалась по заданию специалистов мейнстрима по созданию якобы «альтернативной теории» и/или якобы «конкурентной» мейнстриму теории, которая не страшна мейнстриму и создает видимость науки. Такой возможный вариант, вероятно, придется изучать специалистам по истории развития науки.
В 1927 г. Кейнс в статье под названием «Экономические возможности для наших внуков» (Economic Possibilities for our Grandchildren) делает крайне резкий идеологический вывод: «На протяжении ближайших 100 лет себя и окружающих мы будем убеждать в том, что белое – это черное, а черное – белое». [Кейнс Д.М. Экономические возможности для наших внуков// Вопросы экономики. – 2009. - № 6. – С. 60–67. С.67] Переложение бытового понятия на научное означает в изложении современной экономической науки: неистинное — это истинное, и наоборот, а современный мейнстрим является наукой, основанной на двойных стандартах.
В современных условиях трудно представить молодого специалиста, который усомниться в существовании «непонятных» «институтов», ему еще предстоит «защищаться»! Вращаясь в кругу профессионалов, он обязан заботиться о престиже своей профессии, а нежелание нарушить корпоративную этику сдерживает публичные «разборки» проблемы определения «института» среди тех, кто занимается или заявляет, что занимается институциональной теорией. Как представляется, многочисленные «теории» на базе институтов и не менее многочисленные дискуссии о сути и содержании институтов, не более чем одежды франта короля (фундаментальной экономической науки), про которого никто еще не решился крикнуть: «А король-то голый!», т. е. в кризисе.
Конечно, хотелось бы представить современный институционализм как неосознаваемую попытку при выходе за пределы экономической науки построить единую теорию (модель) исторического развития общества (исторического процесса). Но, как представляется, до построения такой теории еще очень далеко, так как не построена даже единая теория (модель) экономического развития общества и, соответственно, политическая экономия в широком смысле не завершена.
Марксистское экономическое учение, которое на Западе, и, соответственно, в «передовой» науке России оценивают как завершение классической политической экономии, оказало влияние на взгляды, по крайне мере Т. Веблена, который теорию К. Маркса в начале XX века определял как «наиболее логически строгую экономическую систему». Вероятно, чтобы упорядочить понятие «института», «систему институтов», необходимо вернуться к строгой логике построения теории.
ВЫВОДЫ
В современных условиях термин «институт» утратил свою ключевую роль, сохранив свое значение в качестве указания на основу названия направления в целом. Его представители, по крайней мере, до настоящего времени не смогли предложить стройной теоретической системы взглядов. Да и как можно построить теорию при использовании нечетких и неопределенных терминов, смысл которых постоянно меняется в ходе рассуждений, полностью лишая строгости «теоретический» анализ.
Соответственно:
1. термин «институт» до настоящего времени не определен и, соответственно, на нем невозможно не только построить какую-либо теорию, его невозможно и встроить в любую дедуктивную теорию. Соответственно, у современного институционализма как течения экономической науки не существует единой теории.
2. не может существовать «институциональной теории» поскольку совокупность разнокалиберных теорий под понятие строгой логической теории никак не подпадает.
3. не может существовать «институциональной теории» поскольку содержание термина «институт» претерпело такие изменения, что полностью утратило свое первоначальное значение. Здесь не грех вновь упомянуть о том, что понятие «института», которое используется в новой институциональной теории, совершенно не соответствует понятию «института», которым пользовался создатель термина – Т.Веблен. В конечном итоге, перед нами не «институциональная» теория.
4. Не располагая общенаучным методом, институционализм вынужден прикрываться «общегуманитарным подходом», точнее методами других наук. В результате, преобладающим методом исследования являлся эмпиризм, приводящий к «рассказыванию историй», точнее, к более полному и точному описанию происходящего, методу, характерному для немецкой исторической школы.
5. У современного институционализма, под какими бы названиями он ни прятался и какими теориями не прикрывался, четко «торчат уши» немецкой исторической школы. Соответственно, современный этап институционализма следует рассматривать как четвертый этап ее развития.
4. Из-за отсутствия теории институционализм не способен предложить конкретных путей совершенствования экономики, а занимается лишь констатацией фактов, как и немецкая историческая школа.
5. Все известные успехи, причисляемые институционализмом к своим, относятся не к экономической науке, а скорее к социологии, менеджменту и другим наукам. Не следует ли заподозрить, что в результате междисциплинарного подхода, в попытке оказаться над всеми науками, институционализм оказался в «промежности» между дисциплинами, которые полностью перекрывают его поле деятельности и ему не остается места на территории современной науки.
6. Предлагаемое автором определение института как отражения в голове человека существующих общественных отношений помогает понять институционализм как течение в экономической науке, поскольку часть общественных отношений является экономическими.
7. Предлагаемое автором определение института как отражения в голове человека существующих общественных отношений выводит институты за пределы экономики. Приведенная определение «института» позволяет оспорить название институциональная экономика, а использовать для изложения мыслей выражения исследователей «экономика под воздействием (влиянием) институциональных факторов» или «воздействие на экономику различных институтов».
8. На основе предлагаемого определения «института» легко определяется ранее трудно определяемый «менталитет» конкретного человека как совокупность институтов, сложившихся в его голове.
9. Следовательно, институты как отражение общественных отношений лишь подсказка для анализа принимаемых человеком решений и действий по их реализации. Подобное положение переводит современный институционализм в сферу менеджмента, а не самостоятельной науки.
В заключение не грех и поиронизировать. В современных условиях существует точка зрения, отождествляющая институты и нормы, т. е. любое правило поведения – НОРМА (норма поведения). [Юн Эльстер Общественные нормы и экономическая теория // THESIS, 1993, вып. 3, с.73-91.] Вероятно, и современную теорию на русском языке следует называть не «институциональной», а «нормальной теорией».
Экономист. – 1916. - № 10. – С.56-66