1221 год. Ноябрь. Монгольские войска прижимают Султана к Инду. Отсутствие лодок ставит мусульман между ливнем стрел и быстрым течением. Единственное судно разбивает о камни и хорезмийскому царству приходит конец.
Продолжение. Предыдущая часть и нераскаянность (многих) шипят ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Кого бы то ни было не бойся, кем-нибудь да станешь
Ветер дул с Запада и корабли не пришли. Или не захотели... людская помощь всегда опаздывает. Надежда зацепилась за последнее судно. Посудину рыхлую как помышления трусов. Он уже приказал посадить на нее мать и гарем, как налетел ветер. Судно ударилось о камни, виновато улыбнулось рваным парусом и рассыпалось на обломки.
Как и его царство.
В споре мужчин, места рыхлости нет. Кивнув матери и взглянув (в предпоследний раз) на жену, Султан Джалаль ад Дин ринулся в бой.
Вырванное крыло
Хочешь любви - раздавай обещания, желаешь власти - давай исправиться
Нагнав мусульман у реки, Чингисхан не оставил им передышки. Выстроившись в громадный полукруг, восемь туменов охватили тридцатитысячное войско с флангов. Оставив небольшой простор в центре, монголы размеренно сжимали кольцо.
Первый удар пришелся по правому крылу. Пологий берег (как и при Парване) держали кипчаки, но монголами командовал уже не Шиги-Хутуху. Братьям-бааринцам позволили загладить вину.
Человек меняется быстро. Укар и Кутур забыли о смехе. Редкий затейник из старых товарищей вспоминал, что когда-то они были шутниками. Два месяца взысканий согнали дородство с тела и пухлость с лиц. На людей смотрели запавшие глаза вождей, вспомнивших что рождены мужчинами.
При себе Чингиз их держал неотлучно. Выговаривал за невнимательность, бранил за лень. Задавал вопросы, приличные не темнику, а мальчишке-молокососу, оказавшемуся в войске не вчера. Но сегодня.
Спрашивал о мелочах (на войне их не бывает). Просил показать как зашить саадак и подковать коня. Всегда недовольный корил за медлительность и высмеивал спешку.
Впрочем высших командиров в монгольском войске ценили и темникам разрешили исправить прошлое настоящим.
С ними оставалось несколько тысяч выживших (при Парване), усиленных людьми других туменов. Они и пошли на кипчаков, густыми рядами закрывавших Джалаль ад Дина справа. Тюрок подсекли волчьим хватом и начали рвать. Монгольский удар предварили стрелы.
Залп за залпом косил плотную конницу. Тучи закрывали небо, страх застилал глаза. Ржали и дыбились кони. Сбрасывая седоков они отчаянно бились в кровавой пене, косясь на человека - украшение и проклятье земли. Что отвергнув Создателя, потерял покой сам и отнял его у других.
Кипчаки невпопад (и неудачно) отстреливались. Задние ряды пятились в воду. Кто-то уже утонул. Дрогнули мышцы, а вожди растерялись. Командовал старый Амин ал Мульк, и он просто не знал чего делать.
Он еще собирался с мыслями, а фланг уже грызли как берцовую кость.
Большая часть мусульманского войска стала трапезой. Поглощаемой с размеренным аппетитом зрелого мужа, привыкшего в беседах искать смысла, а от женщин принимать подчинение. Стрелы не дали кипчакам разогнаться, а вода не позволила убежать. В строю обнажились рваные бреши, куда тут же ринулись всадники.
Правый фланг опрокинулся навзничь.
Многих сбросили в реку, другие откатывались назад, ломая центр. Тщетно Джалаль ад Дин пытался вернуть порядок. Уговоры и плети на стихию не действовали.
Оставалась спасительная лазейка.
Увлекшись атакой, монголы не заметили, что дорога на Пешавар осталась свободной. По ней кипчаки и помчались, догоняя вождя. Летели сломя голову и (в падениях) ноги, но не останавливался никто.
Казалось - беды позади. Вельможа предвкушал грантовый сок и прохладную дыню. Само собою пришла мысль - договориться с Проклятым! А нет... уйти. Туда, где всегда нужны сабли. В Индию.
В висок ал Мулька влетела стрела.
Из засады в беглецов врезался тумен. Его вели Старый Нойон и Толуй, собравших вокруг себя молодежь. Ту с которой История спросит уроки в Северном Китае, Половецкой степи, Булгарском Царстве и на многострадальной Руси.
Бежавших, всех до единого перебили. Голову предводителя поднесли Царевичу. Ни он, ни Нойон на нее не взглянули. Дешевле головы без шеи, только голова без ума.
Так в придорожной пыли сгинуло последнее (в Великом Хорезме) кипчакское войско. Беда и опора Династии.
Но для оставшихся, всё еще продолжалось.
Родовитый мальчик
Зло опасно не когда творит зло, а когда от него ждут добра
Тут же атакованный левый фланг, удерживали разные люди. Пешими и конными стояли туркмены, таджики, афганцы, гурцы и даже кара-китаи. Объединила всех верность, а благословило мужество. Оставшись по тем или иным причинам с Султаном, каждый из них остался и человеком.
Эти люди были из тех, кто остается с правителем до конца, каким бы конченым правитель не был. Впрочем (на тот момент) Султан Джалаль ад Дин своих худших поступков еще не сделал.
Врезав по левому крылу одновременно с разделкой правого, монголы не позволили послать кипчакам подмогу. Непрерывно обстреливая, ряды вязали ложными атаками, подмывая броситься в погоню и умереть в пути.
Начавшись с рассветом, изматывание длилось до полудня, открывшего страшную картину. Громадной петлей, мусульман охватили несколько монгольских полукружий, что сжимаясь загоняли в давку и в реку.
Стоявший с войсками родовитых вельмож в центре, Джалаль ад Дин бросился направо. Монголы побили его людей и застрелили коня, но самого Султана не тронули. Приказ:
Не поражайте его стрелой! Возьмите живым
не предполагал двусмысленности.
Вернувшись под знамя, последний Хорезмшах собрал в кулак несколько тысяч храбрецов, постаравшись прорвать центр. Здесь сохранялось небольшое пространство, достаточное чтобы разогнать конницу. Туда, где восседая на соловом мерине, Проклятый любовался агонией. Что вывело из себя окончательно.
Человек нетерпелив. Человек предсказуем....
Вырезав легкие заслоны, мусульмане мчались на черные бунчуки, пропустив фланговый удар десяти тысяч отборных багатуров, названных так по заслугам, а не из лести. Атакующих растерли о камни и затолкали в песок. Раненых добивали на глазах Хана, смотревшего на мятущегося Противника не мигая. Сколько их было, и сколько будет еще...
Джалаль ад Дину снова дали уйти, ворвавшись на его плечах в лагерь. Обслугу посекли, а обозы разбили, понабрав пленных из родовитых людей. Благородная кровь ценилась и проливать ее (без приказа) простолюдины не смели.
Среди захваченных был мальчик лет семи-восьми, царского рода. Его называли сыном Джалаль ад Дина. В силу молодости (Султана), сыном он быть не мог, но кем то приходился. Это не спасло. На глазах Хана и сыновей, ребенка незамедлительно умертвили.
Ануштегинам не было места под солнцем, но бедствия их не закончились.
Круги на воде
Чем громче женщина вопит, тем меньше ее слушай
Давка усилилась. Затоптанных было уже больше застреленных, а утонувших больше чем задохнувшихся. Центр и левый фланг стояли на обрывистом берегу, где задние ряды валились в реку. Разбиваясь о камни, люди тихо стонали и медленно умирая, становились спасительной подушкой подушкой для остальных.
Падшая плоть, смягчала падение плоти.
Отбросив присущую (а она у него была) застенчивость, Джалаль ад Дин бился как волк против собачьей стаи.
Не помня сколько сменилось коней и погибло соратников, Султан бросался направо и налево (флангов уже не было), тыкался в центр и ломил вбок. Людей высекали, коня убивали и он уходил пешим.
Спас Ахаш-Мелик - туркмен, двоюродный брат по матери. Прозванный за бледность лица Белой Птицей. Схватив под узду израненного коня, он заглянул Хорезмшаху в лицо. У того запеклись губы, по щекам катились слезы, а в глазах читалось желание умереть.
Умирать было нельзя. Пока жил он, и дело их жило.
Джалаль, это всё.
Сказал Ахаш брату, и они развернулись.
Бок о бок, кузены провоюют шесть лет. До битвы при Исфахане, где Ахаша сразят татары. Надеемся (несмотря на символы века), Господь сподобит не обнулиться и об этом событии написать (и прочесть!).
Султану подвели свежего скакуна серой масти. Лучшего коня всех конюшен (земли!), способного убежать от бури и мчаться по облакам. Юноша устремился к обрыву, где его настигли крики матери - Айчичек, громко вопившей вместе с гаремными женами:
Убей нас! И спаси от плена
Поддавшись, юноша принял роковое решение.
Все бы ничего, если бы не это. Обычно после первого шока, знатные хорезмийки в монгольском плену осваивались. Рожали сыновей, заводили интриги. Женщина создана давать жизнь и не должна умирать по прихоти. Своей или чужой. Что-бы мужчинам не думалось и чего бы ей не хотелось.
Но Джалаль ад Дин мать послушал.
К ногам Айчичек (и других) привязали камни, взяли женщин под локти и бросили в Инд. Вместе с телом матери утонула и душа сына. Он больше не засыпал трезвым, а закрывая глаза видел круги на воде. Взревев от боли, Джалаль ад Дин стеганул скакуна и бросился в ревущий поток.
С обрыва вослед повалилось все войско. Доползавших до реки, стрелами добивали сверху. Где уже копошились монголы и Великий Хан поднимался на кручу в окружении сыновей. Инд не широк, цель заманчива и ближние мэргэны натянули луки.
Но он не позволил
Преодолев поток, Джалаль ад Дин выбрался на берег.
Отер меч, оглянулся и отправился дальше. Воевать, предавать, зверствовать. Мокрый от воды и пьяный от крови. Коня он будет таскать за собой всюду, сохранив до самого Тбилиси.
Восхищенные монголы приложили ладони к губам. А Великий Хан произнес:
Вот о каких сыновьях мечтают отцы.
Не упустив случая укорить своих недотеп. Он старел и уже становился несносен.
Из тридцати тысяч мусульман, уцелело не более трех (тысяч). Остальных раздробили камни, поглотила вода и убили монголы. Грандиозная держава Хорезмшахов канула в Лету. Пусть у реки было другое название, сути оно не меняет.
Организованное сопротивление нашествию кончилось. Началось организованное истребление городов.
Человек с тростью
Ложь как муха. Жужжит на правду и тонет в чернильнице.
Мухаммад ан Насави не умел плавать. В волнах Инда он быстро растерял силы и уже хлебал носом, когда держась за надутый бурдюк мимо проплыл мальчик. Отрок, каких было много в войсках Хорезмшахов. Еще не воин, но уже помощник.
Жажда жизни лишила учтивости и избавила от манер. Ухватившись за мех, обезумевший Секретарь Султана рванул на себя
Чтобы спастись тебе, мне гибнуть не обязательно
Отрезал с недетской рассудительностью мальчишка, добавив
Хватайся за мех и дыши спокойно
Так они и спаслись.
Посреди Инда, где в людей били стрелы, оставлявшие на поверхности алое пятно и несколько пузырей. После Ан Насави всегда писал красным, какой бы синевой чернила не отливали. Мухаммад долго искал мальчика, но тщетно. Мальчик нашел его, чтобы он писал правду.
Писать было о чем. История не кончается, что бы ни говорил человек. Даже если его зовут Фукуяма.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
Поддержать проект:
Мобильный банк 7 903 383 28 31 (Сбер, Киви)
Яндекс деньги 410011870193415
Карта 2202 2036 5104 0489