Из переписки Фердинанда Кристина (здесь: бывший российский поверенный в делах со Швецией швейцарского происхождения в правление Екатерины II, во время переписки отошедший от дел) и княжны Варвары Туркестановой
Фердинанд Кристин - княжне Туркестановой
Москва, 2 марта 1814 г.
При теперешнем застое в военных делах (заграничный поход русской армии 1813-1814 годов), не знаешь, что и думать до прибытия нового курьера, который вам уже, вероятно, привез теперь вести.
Шатильонский конгресс (чтобы Франция вернулась к своим "естественным границам" 1792 г.) и Испанский мир - события настолько неслыханные, непостижимые, что приходится отказаться от всякого суждения. Быть может, во всем этом нет правды: во всяком случае, слишком тревожиться этим не следует: мы не имеем никаких данных, достаточно определённых и достоверных, чтобы составить обоснованное мнение.
Будем ждать, как ни тяжело ожидание. Мне нездоровится; немного лихорадит, и у меня насморк, который пройдёт через два дня, но он мешает мне писать и заниматься.
Меня не удивляет, что Людовик XVIII заболел в Лондоне. Между нами: я смотрю на него, как на Моисея, не вступившего в Обетованную землю в наказание за одну вину.
Людовик же провинился во многом 25 лет тому назад и не приобрел никаких личных прав на любовь французов. То, что он принес в жертву маркиза де Фавра, долго будет тяготеть над памятью этого короля; пока его подданные будут помнить об этом, им окажется трудно уважать такого государя.
Что касается меня, то я знал его близко в его семейной жизни и могу сказать, что он крайний эгоист, сухой и холодный. Граф же Артуа, его сыновья и герцог Бурбонский - совсем иное дело: это люди смелые и могут вернуться во Францию высоко подняв головы.
Я бы желал, чтобы Людовик XVIII уступил свои права братьям; но будьте уверены, что он этого никогда не сделает. Дай Бог, чтоб мы увидели Людовика XVIII на престоле, так как он его законный обладатель и, слава Богу, не вечен: это единственная возможность для прочной реставрации, а раньше того мир и общий порядок не восстановятся; от Наполеона Бонапарте их добиться нельзя.
Что говорят о Гамбурге? "Conservateur" сообщает, что осаждающие сожгли один мост. Незавидный подвиг. Не могу вам выразить, до чего мне досадно, что эта армия не подвигается ни на шаг. Бедная графиня (Толстая) тоже страдает от этой мысли, но молча.
Говорят, что граф Остерман снова впал в меланхолию и ипохондрию, - это весьма прискорбно. Уверяют, что он еще собирается на войну: он успокоится только, когда его убьют. Это безумство, но благородное и прекрасное! Вашим сестрам вряд ли живется весело среди всех этих треволнений.
Прощайте; это глупое письмо: в нем отражается мое расположение духа, частью зависящее от состояния здоровья: я болен, но хотел ответить вам, по крайней мере, скоро, если и не хорошо. Я видел на днях вашу тетушку.
Княжна Туркестанова – Фредерику Кристину
С.-Петербург, 2 марта 1814 г.
Право, не знаю, как и благодарить вас за все, что вы делаете для m-me Эверс. Если б вы не требовали настоятельно, чтобы я молчала, я бы написала ей сегодня же, сказав всю правду. Верно только одно: что я всю свою жизнь не забуду всех услуг, которые вы мне оказываете в лице этой бедной милой женщины, и мне страшно хочется сказать им обеим, как они должны вам быть благодарны.
С последней почтой я получила известие о них; Эверс в подробности сообщает мне обо всем, что вы ей послали и призывает на вас благословение неба. Я уже давно подозревала у нее начало водянки и боюсь, что удушье, которым она страдает, происходит от воды, скопившейся в груди. У меня мало надежды на ее выздоровление, но думаю, что уход хорошего врача и здоровая пища могут продолжить ее существование.
Г-жа де Нуазевиль заставила меня прочесть письмо, где говорится о княгине Michel (здесь Прасковья Андреевна Голицына, жена князя М. А. Голицына). Во всем ее разговоре с m-me Гус я видела только отголосок ее обычной непоследовательности.
Поверите ли, что большей частью она не сознает ни что говорит, ни что делает. Она и теперь не имеет большого желания сблизиться с вами, чем 3 года тому назад. Увидев m-me Гус, она вспомнила о вас; она вообразила в этот день, что еще любит вас, и исходя из этой мысли, говорила как особа, желающая примирения.
Ее вечное желание занимать собою, привлекать внимание, если не восхищение, страсть марать бумагу, чтобы написать что-нибудь столь же красивое и остроумное, как "Мелиза", только что вышедший ее роман, вот, по моему мнению, единственная причина, которая могла внушить ей мысль вступить в переписку с вами.
Она всегда остается сама собой, вот что кроется под всем этим. До вас собственно ей также мало дела как до вчерашнего снега. Я никогда не имела желания бывать у нее, но часто встречала ее у ее невестки.
Княгиня Boris (Анна Александровна Голицына, урожденная княжна Грузинская) могла, как мне кажется, составить о ней правильное суждение.
Эту женщину жаль. Я слишком придерживаюсь евангельской морали, чтоб не советовать прощения обид, и Господь оказывает мне милость, давая возможность осуществлять это на практике.
Но когда какое-нибудь несколько выдающееся событие удаляет меня от кого либо, кого я сильно любила, и кого именно это событие особенно затронуло, опечалив меня, то, все кончено, бесповоротно кончено.
Я прощаю все, не сохраняю неприязненного чувства, но появляется демаркационная линия. Я могу видеть это лицо около себя и чувствовать себя от него на тысячу верст. Вот что бывает у меня; может быть это и нехорошо, но уж так оно есть.
Я не избегаю этой личности, но и не ищу ее общества; мне кажется, что между нами пронеслось холодное дыхание смерти. Поэтому я вполне одобряю молчание, хранимое вами в этом случае и ответ на словах, который вы просили передать г-жу Гус.
Пусть себе княгиня Boris занимается прекрасными ideal, вы же оставайтесь от нее далеки, но, однако, простив ей великодушно и по-христиански.
По-видимому она снова собирается путешествовать и покинуть Россию, которую ненавидит и старается заставить возненавидеть своих дочерей. Она хочет ехать в Рим, столько же для здоровья, сколько ради экономии; она приводит в порядок все свои дела, и если не представится препятствий, предполагает отправиться в путь в июле.
Княгиня Boris займет ее дом на несколько лет. Мы также думаем, что в ее планы входит выдать дочерей замуж в Италии, так как она очень торопится сделать им приданое; этим предметом она больше всего занимается с их опекунами. Господь с ней, пусть себе уезжает, у княгини Boris вздохнут свободнее.
Знаете ли вы, что дочери в миниатюре так же невыносимы, как мать; старшая глупа, меньшая умна, но говорит так напыщенно и с такими жестами, точно вырвалась из-за кулис.
При всем том они так напичканы всеми рассуждениями матери, так проникнуты ее превосходством над остальными смертными, что становятся положительно невыносимыми.
Я скажу вам одну вещь, которая огорчит вас: я не думаю, чтобы портфель с золотыми лилиями (здесь старая эмблема французской королевской династии Капетингов) можно было впялить в скором времени. Дела начинают принимать другой оборот; у нас уже нет курьеров, берлинские газеты много говорят о конгрессе.
Коленкур дал большой обед в Шатильоне министрам всех держав. Лорд Кастельри ответил ему также обедом, а затем курьеры, отправленные последним в Лондон, проезжают через Париж с паспортами, выданным Наполеоном.
По-видимому между английскими и французскими министрами господствует полнейшее согласие, и газета много раз упоминала об этом. Что все это означает? Я не знаю, да и никто не знает. Последний курьер, прибывший 4-го, привез письма только к Императрице; говорят, однако, что были и другие, но их не выдали.
Императрица не говорит ни слова. Теперь говорят, что государи поторопились, что их не просили, одним словом, плетут всякой вздор, от повторений которого я вас пощажу; от него закружится голова у всякого. Я спрашиваю, как в "Фигаро": - Да кого же здесь обманывают?
Все, что вы говорите мне об институтском воспитании, может составить продолжение сказанного вами однажды о цивилизации. Мне не по душе ни первое, ни второе.
Не знаю, во что превращаются эти "исторички" и "естественницы", вернувшись к своим бедным и невежественным родителям, но расскажу вам, случившееся с одной из воспитанниц, окончивших институт три года тому назад.
Эта молодая особа, прибыв в деревню, нашла в доме родителей еще девятерых детей и всего семь душ крестьян; сыновья сами пахали землю, дочери полоскали белье на речке, как гомеровские царевны. Надо было найти дело для новоприбывшей, и ей поручили ходить за курами.
Мадам де Ментенон, правда, пасла гусей; но наша несчастная помнила о ней только как о французской королеве, и, в конце концов, в один прекрасный день ее нашли повесившейся. Ее побудило к тому крайнее отчаяние; да милостивый государь, она повесилась с отчаянья.
Происшествие это не вымысел. Не лучше ли было бы для нее, если б она никогда не покидала своей деревни и занималась бы там, подобно сестрам, полосканьем своего тряпья?
Нет, я не люблю подобного воспитания, выводящего человека из его среды; так же как не люблю дерптских профессоров с демократическими принципами в стране чисто монархической.
Прощайте, уже поздно. Как только получим известия, вы их узнаете. Продолжайте употребление зеленой воды, она вам будет на пользу.
Фердинанд Кристин - княжне Варваре Туркестановой
Москва, 10 вместо 12 марта 1814 г.
Я иногда так мало могу располагать своим временем в дни отхода почты, что для того, чтобы не быть застигнутым врасплох, как вчера, я принимаюсь за письмо к Вам к послезавтра. Вы прекрасно поняли княгиню Michel, и можно подумать, что десять лет были близко знакомы с ней, хотя уловили этот характер, так сказать, на лету.
Мне тоже кажется, как и вам, что представившийся случай и желание поговорить о самой себе вызвали ее на болтовню с m-me Гус, и мое имя послужило только как бы рамой, благодаря которой можно было коснуться и прошлого и настоящего.
Я посмеялся над m-me Гус в своем ответе, и чтобы ни случилось, никогда между мною и княгиней Michel не будет ни общественных сношений какого-то ни было бы рода, ни переписки.
Меня не удивляет, что ее дочери невыносимы и проникнуты сознанием воображаемого превосходства их матери над прочими смертными он с самого дня своего рождения только слышат об этом и еще не достигли того возраста, когда разум исправляет первое суждение юности.
Они верят на слово матери, сто раз в день повторяющей, что она воплощение ума и талантов, так же как прежде была олицетворением красоты. Ее сыновья, как мне показалось, того же мнения; все ее дети порабощены крайним эгоизмом матери, представляющей из себя во всех отношениях самую требовательную женщину в мире.
Подобные характеры подчиняют себе других, пока эти последние, наконец, не возмутятся; однако возмущение наступает рано или поздно, и тогда уже нет возврата.
Я не хочу говорить ни слова о политике до прибытия нового курьера от Императора, что даст нам возможность обсудить все: без того теряешься в догадках, до последней степени утомляющих голову.
Неужели вы думаете, что сумасшедший поступок вашей птичницы, предпочетшей повеситься, тому, чтобы есть свежие яйца в ожидании замужества, есть следствие полученного воспитания?
Очень может быть, что она повесилась бы и без того: мы всюду видим сумасшедших, оканчивающих самоубийством.
Впрочем, количество ничего не доказывает в сравнении с преимуществами хорошего воспитания. Со стороны родителей было глупо, имея десять человек детей и семь крестьян, отправлять дочь в столицу, а главное брать ее обратно в дом.
Если они получили возможность поместить дочь в институт, им следовало представить, что они не в состоянии одевать и прокормить ее, и поручить ее попечению Императрицы-матери, доброй и благотворительной.
Кстати о сумасшествиях! Княгиня Куракина приехала вчера; час тому назад я был у нее; она страшно переменилась к худшему. Похудела и постарела. Скюдери, которого она просила меня прислать к ней, советует ей остаться здесь до мая месяца. Этот совет, по-видимому, ей очень понравился, и она расположена последовать ему.
Мне редко приходилось видеть женщину так мало стремящуюся увидаться с родными. Муж ли причиной этого - я не знаю, но склонен думать, что у нее относительно его уже нет иллюзий, так долго ослеплявших ее. Она утомлена, но не больна; она на ногах, но говорит, что не выдержит остальной дороги. Я думал, что неделя отдыха возвратит ей силы, но она убеждена в противоположном.
Говорю вам это, чтоб вы передали или умолчали обо всем, смотря потому, как найдете нужным. Я не стану писать ничего княгине Boris и никому из домашних.
Голова бедной Лизы мне показалась очень слаба; она три раза в час повторяет одни и те же вопросы, по-видимому не помня ни вопроса, ни ответа. При ней состоит старуха-француженка, отчаянная болтушка; я бы с ней умер от скуки, но ее она, кажется, развлекает и занимает.
Вот и граф Остерман в деревне, а жена его в огорчении. Боже мой! Как тяжела такая жизнь. Он хорошо сделает, если попадет под ядро, как желает: так будет короче для окружающих.
Можете вы представить себе будущность этой женщины, если в мирное время ей придется нести на своих плечах бремя этой расстроенной головы, может быть в продолжение многих лет! Честолюбие, выродившееся в манию - ужасная болезнь, и что того хуже, - неизлечимая.
Прощаюсь с вами до понедельника: может быть, завтрашняя почта привезет нам какие-нибудь новости.
Он же.
Четверг, 12
Почта не привезла ничего, кроме известия о бегстве Полиньяков, и действительно эта весть радует сердца всех, кто подобно мне, по опыту знает, что значит сидеть в тюрьме под ключом у г. Бонапарте.
10 лет эти несчастные молодые люди томились в оковах. Разделяю счастье их родителей и прошу вас передать эго графу и графине Диане. Кажется, что хотя медленно, но все же двигаются вперед, и Бонапарт не чувствует себя в силах атаковать.
Я продолжаю думать, что его песенка спета, и вижу, что его заменит Бурбон. Мне пишут из Швейцарии, что меня там ждут непременно в течение этого года; можно подумать, что там уверены в падении Наполеона.
Но ошибаются; что бы ни случилось, я не покину добрую Россию. Я устроился здесь с трудом и заботливо не для того, чтобы бросить все это. Если когда-нибудь мои доходы позволят мне сделать сбережения, чтобы оплатить путешествие, я с наслаждением совершу его, но никогда не брошу верного для случайного.
Вы не поверите, до чего я дорожу крохами, которые имею. Я чувствую, что если это уплывет, уже ничто не вернется, а перед бедностью я ощущаю священный страх: я ее боюсь больше смерти. Из гордости, а не из скупости или эгоизма: быть в зависимости на старости лет кажется мне все равно, что вступить в преддверие ада.
Устраиваю свою деревеньку. Там делают сыр. Я вас им угощу. Говорят, что мне его наварят на шесть тысяч рублей в год.
Аминь!
#librapress