- Лёх, как думаешь - что дальше будем делать?
- А чего тут сделаешь? – уныло отозвался «альпинист». - Ложиться и подыхать. Только чтобы поскорее и без мучений…
Жизнерадостного, хотя и невеликого ума, парня, любившего и байки потравить, и на гитаре побренчать, и за девчонками приударить, словно подменили. С того момента, как гости из будущего выбросили белые флаги, он почти всё время просидел в углу на табурете – в разговоры не вступал, от еды (девчонки состряпали гречку с тушёнкой) отказался, смотрел в стену перед собой потухшим, безучастным взором.
«…ну, ничего, сейчас мы его расшевелим…»
- Тебе что, нравится в плену у французов?
«Альпинист» пожал плечами.
- А меня кто-то спрашивал? Не нравится, конечно. Хотя - получить вилы в живот от предков тоже не охота… совсем.
Не признать его правоту Гена не мог. Не появись тогда французы – дело вполне могло бы кончиться кровью. И выбраться из обложенного со всех сторон ДК им бы не дали…
- Может, и так. Но я сейчас не о крестьянах. Другие мысли есть.
Лёха, наконец, соизволил поднять глаза. Во взгляде его обозначился лёгкий интерес.
- Я всё гадаю, как нам вернуться назад. К нам, в двадцатый век, понимаешь? Перед тем, как крестьяне сюда заявились, я обыскал все кладовки, подвал, даже чердак ещё раз обшарил. Думал – а вдруг там машина времени припрятана?
«Альпинист» явно не ожидал ничего подобного – он выпрямился и воззрился на собеседника с недоумением.
«…так, уже хорошо…»
- И что? Неужели нашёл?
- Нет, конечно. Но я вот что подумал: ну вернёмся мы как-то к примеру. А это всё кому оставим? – и он ткнул пальцем в полуоткрытую дверь, за которой виднелись ряды книжных полок, плотно уставленных разномастными томиками. В ответ раздался лёгкий шорох.
«..мыши, наверное. В библиотеке их полно, грызут бумажные переплёты. Есть, правда, библиотекаршин кот по имени Даська, но этот хвостатый бездельник, вместо того, чтобы ловить мышей, сидит на верхней полке и сердито шипит оттуда на проходящих людей - никак не может прийти в себя от всей этой суеты и пальбы…»
- Ну… книги, и книги. – не понял Лёха. - И чё?
- А то, что в них информация, знания из будущего. Вот, к примеру…
Он открыл томик в серовато—синем коленкоровом переплёте. На обложке вытертыми от времени буквами значилось: «Е.В. Тарле. Наполеон».
- Тарле – это советский историк, очень известный. – терпеливо объяснил Гена. – Здесь биография Бонапарта по пунктам расписана, все исторические события – и до войны с Россией, и после. А теперь прикинь, что будет, если эта книга попадёт ему самому в руки?
Сам Гена книгу «очень известного историка» не читал – успел только мельком просмотреть оглавление.
- Так она же на русском!..
«…и как тебя такого умного в институт взяли?..»
- Ты что, совсем тупой? Найдётся, кому перевести. И тогда Наполеон сможет избежать того, что он сделал неправильно, не повторять собственные ошибки, из-за которых он угодил на остров Эльба!
На Лёхином лице отразилась напряжённая работа ума.
- Думаешь, он сможет победить Кутузова при Бородино?
«…нет, точно, как у Ильфа и Петрова – гигант мысли. Хотя, что взять с покорителя вершин? Ему, наверное, в горах все мозги отморозило…»
- Бородино - это вряд ли. Сражение состоится совсем скоро, и там уже ничего не изменить. А вот потом может случиться что угодно. Например, Наполеон избежит разложения армии в Москве, или не будет уходить по разорённой Смоленской дороге…
Это как? Не станет брать Москву?
Увы, на этом Генины скудные познания, почерпнутые на школьных уроках истории, да из подаренной родителями «Книги будущих командиров», заканчивались.
- Ну… наверное, нет. Не знаю. Я что, учёный, историк? Но это ему точно пригодится. И потом – тут ведь есть и другие книги, очень много. в библиотеке есть и Большая Советская Энциклопедия, и учебники и научно-популярная, художественная литература – и не только про войну 1812 года! Наполеон создал во Франции передовую науку. Прикинь, что будет, если его учёные до всего этого доберутся? Да они всю историю вывернут по-другому!
«Альпинист» вскочил с табурета, лицо его посветлело.
- Блин… точно! Ну ты, Ген, голова, как же я сам не догадался! И что же теперь делать?
А вот ответ на этот вопрос Гена знал.
- Что-что… снимать штаны и бегать! Да спалить это всё нахрен – и вся недолга! Только надо скорее, пока французы не поняли, что за сокровище им досталось.
Гжегош дождался, когда парни уйдут, и только потом позволил себе перевести дух. Его чуть не раскрыли – доска пола скрипнула под каблуком, когда он неосторожно стал переминаться с ноги на ногу. Хорошо, что Прокшин оказался тупым и ленивым, как и прочие москали – услыхав, не пошёл посмотреть, в чём дело, дав возможность дослушать всё до конца.
Он осторожно, бочком, выбрался их книгохранилища. В комнате никого не было; тогда Гжегош уселся на табурет, на котором только что тосковал альпинист Лёха, и задумался.
Как там пел Никита?
«…а если нет границы – нам нечего беречь…»
Сейчас эта граница есть – граница созданного волей Наполеона Великого Герцогства Варшавского. А значит, очень даже есть чего беречь. Это потом границы будут не раз растерзаны, перекроены – саблями, штыками, гусеницами танков. Но пока границы хранит храбрость и гонор польских жолнежей, и маршал Понятовский идёт под знамёнами Бонапарта на Москву, где его, Гжегоша, предки уже бывали, и дай-то матка боска Ченстоховска, ещё войдут под барабанный бой и звуки мазурки Домбровского…
Нет, щё Польска не згинела, особенно, если он сумеет сделать то, о чём шептались только что те двое – доставить бесценное содержимое этих полок в ставку Великого Бонапарта. Уж он-то сумеет и поверить, и оценить и распорядится полученными из будущего знаниями.
В конце концов – разве не для этого он здесь? Нет, не студент второго курса Гжегош, чья голова изрядно заморочена коммунистической пропагандой, а пан Пшемандовский -взрослый, даже немолодой мужчина, истинный патриот своей многострадальной родины, многократно униженной, растерзанной, растоптанной клятыми москалями, германцами, австрияками. Ему невероятно, сказочно повезло: он оказался заброшен неведомыми, но явно могущественными силами на сто шестьдесят семь лет назад, в прошлое, в собственное двадцатидвухлетнее тело - и всё это только для того, чтобы история свернула в другую колею, и тогда границы Речи Посполитой действительно протянутся от можа и до можа...
Достойная цель, за которую не жаль и голову сложить! Но сначала надо помешать «заговорщикам», пока они, в самом деле, не натворили бед. Долго ли умеючи-то? В подвале бочка с соляркой, нацеди ведро, плесни - замучишься потом тушить. Есть, конечно, огнетушители, но французы с ними обращаться не умеют, а в одиночку Гжегош – много ли сумеет?
Только вот, к кому бежать, кого просить о помощи? Чёртов лягушатник, этот сопляк су-лейтенант полдня собачонкой таскался за Далией, а сейчас занял комнатку старухи-библиотекарши и развлекается там с поганой арабкой (тьфу, даже подумать противно – всё равно, что с макакой, чистое ведь скотоложество!) на мягкой кроватке. Гжегош слышал страстные охи и стоны, несущиеся из-за запертой двери. Судя по темпераменту любовников, раньше, чем к вечеру сладкая парочка не уймётся, а студенты к тому времени вполне могут успеть сделать своё чёрное… вернее сказать, огненное дело.
Значит, Гжегошу остаётся одно: отыскать кого-нибудь из французских унтер-офицеров и потребовать от них содействия. А что? По-французски он худо-бедно понимает, растолкует, в чём дело – и пусть только эти солдафоны посмеют отказать в помощи!
Да, так и надо сделать! Приняв решение, поляк направился во двор, где возле коновязей толоклись, словно пчёлы воле летка улья, французские фуражиры.
- Никак партизанские годы решила вспомнить, Дашка? И неймётся же тебе…
Тётя Даша улыбнулась – всё-то он понимает, милый Васенька! – и ласково провела рукой по грубой, заскорузлой ладони механизатора.
- Как же их забудешь? Такого лиха хлебнули – и вот, опять напасть, только уже французы. И откуда они взялись на наши головы?
Дядя Вася, нестарый ещё пятидесятидвухлетний дядька, войну, тоже помнил – недолгую оккупацию он провёл здесь же, в родной деревеньке, на базе которой ещё в тридцатых был создан колхоз «Знаменский». Как и многие его сверстники помогал партизанам: носил записки, следил за немцами, и на фронт попал лишь в сорок пятом, приписав себе лишний год – правда, не в Германию, которая к тому времени успела капитулировать, а на Дальний Восток.
Успел повоевать с японцами в Манчжурии – таскал на своём ленд-лизовском тракторе «Алис-Чапмерс» тяжёлые стопятидесятидвухмиллиметровые гаубицы. После победы над самураями остался в армии и демобилизовался только в сорок восьмом, в звании старшины. Но к родному очагу не торопился – родители к тому времени успели отдать богу душу, да и от родного совхоза остались только закопченные трубы на пепелище. Полученная в армии специальность механика-водителя позволяла неплохо устроиться – он и устроился, поездив по геологическим партиям, завербовался на стройку, потом другую. В начале шестидесятых, устав от неприкаянной кочевой жизни вернулся в родной колхоз (его к тому времени преобразовали в совхоз) где был принят с распростёртыми объятиями – как же, механизатор, тракторист, да ещё и с таким опытом! Но – жизнь и здесь не задалась; молодая жена, взятая из соседней деревни, вскоре умерла, так и не родив ребёночка.
Это был жестокий удар - дядя Вася стал попивать, вылетел из бригадиров и даже отсидел год в колонии за пьяную драку. Вышел по условно-досрочному, но домой вернулся не сразу, два сезона отпахав трактористом у геологов. А вернувшись, взялся за старое: завёл сомнительных дружков, стал пить, всё заработанное на северах спустил за полгода. Дело уверенно шло к алкоголизму и новой отсидке - но неожиданно для всех и себя самого, он сошёлся с совхозной библиотекаршей Дарьей Семёновной. Та давно овдовела и в свои немолодые годы нуждалась в мужском плече. Та ещё, конечно, опора – бывший зек, бобыль, запойный пьяница, но Дарья Семёновна взялась за дело со всей решимостью бывшей партизанки. По сути, она вернула его к жизни – дядя Вася бросил пить, взялся за ум, в совхозе его зауважали, снова предлагали в бригадиры. Они с библиотекаршей подумывали, чтобы записаться, как положено, и жить вместе – но тут приключилась эта невероятная история…
- Вспомнить, оно конечно, можно… - повторил дядя Вася. Только оружия нет, и взять его негде – со здешними-то самопалами пока ещё научишься обращаться… Да и где их искать партизан?
В книгах написано – как француз пришёл, мужики по деревням разом все поднялись. – возразила тётя Даша. Неуверенно возразила, потому что читала не только школьный учебник истории, но и другие книги – те, в которых война двенадцатого года описывалась без прикрас.
- Книги, книги… - проворчал механизатор. – Там чего угодно понапишут. Вот найдём мы партизан – а они нам вилы в бок! Небось, не забыла, как клуб едва не спалили?
Но библиотекарша пропустила это возражение мимо ушей – проблемы надо решать по мере их возникновения.
- Что до оружия – то есть двустволка. Небось, не хуже кремнёвых мушкетов бьёт, да и заряжать куда как быстрее. Я её ни в каком сортире топить не стала, а разобрала и припрятала. Ещё есть три ручные гранаты, но это на самый крайний случай. Ты, вот что, Васенька…
Она опасливо оглянулась (разговор шёл в маленьком актовом зале клуба) и понизила голос.
- Трактор твой исправный, заведётся, если нужно будет?
- А то, как же! Соляры полный бак, и ещё две бочки в кузове – студенты давеча поленились в подвал скатить. Только куда ехать-то? «Пердунок» по дороге, дай Бог, кил̀ометров пятнадцать выжмет – верховые его мигом догонят. Что тогда делать будем?
- Пока не знаю. - Тётя Даша покачала головой. - Но ты всё же проверь машину, может и пригодится. В подвале лежат мешки с цементом – забрось полдесятка в кузов, от пуль за ними укрыться.
Дядя Вася озадаченно поскрёб затылок.
- Мешки? Как их перетаскивать-то? Французы во дворе, увидят. Они уже к «пердунку» и так приглядывались, и эдак…
- И что с того? Скажешь, в деревню везти собрался. Трактор твой для них не более, чем телега непривычной конструкции, а что он сам может ездить – так это им невдомёк. Да и беспечные французы сейчас, не ждут подвоха. Да, как мешки в кузов побросаешь, ружьё под ними припрячь, а лучше – в один из мешков запихни. Как есть, в чехле, только заверни во что-нибудь хорошенько, а то чистить может, и некогда будет.
- Всё сделаю, Дашуль… - дядя Вася кивнул. - Студентов предупреждать?
- Предупреди, что ж? Они наверняка с нами захотят ехать. Хотя… - она задумалась, потом решительно тряхнула головой. – Нет, лучше я сама. Молодёжь, язык за зубами держать не умеют, разболтают раньше времени. И ещё поляк этот, Гжегош – не верю я ему, ни на грошик не верю!
- Поляки – они такие… - согласился механизатор. – У нас сержант был, он в сорок пятом воевал в Польше – так, говорил, никому там верить было нельзя. Лживый народ, подлый, а уж русских не любят – страсть!
- Вот и помолчим… пока. Ты иди, Васенька, иди, времени у нас, считай, нет вовсе. В любой момент что-нибудь может случиться, надо заранее приготовиться…
Сказано таскать – значит, будем таскать... Свою невенчанную супругу дядя Вася привык слушаться беспрекословно – не то, чтобы боялся (не было такого отродясь!), просто знал, что та умнее и дурного никогда не присоветует. Вот и взваливал тяжеленные мешки с цементом и пёр их на хребте по крутым ступенькам вверх из подвала, матерясь и думая только, чтобы не поскользнуться…
А на дворе ещё надо доковылять до «пердунка» - по лужам, по грязюке, огибая пятна нерастаявшего снега, под которыми вполне может оказаться яма или выбоина. Французы, толпящиеся у импровизированной коновязи, заметили его него внимание и гогочут – забавно им, вишь, наблюдать, как русский мужик надрывается…
Дядя Вася сплюнул. Эх, сейчас бы безотказный ППС, который был у него в Манчжурии… Вообще-то, мехводам полагались карабины, но ему достался автомат. Пустить его в ход довелось всего три раза. Дважды на их колонну налетали какие-то буйнопомешанные самураи, и приходилось отстреливаться прямо из кабины. И ещё один раз – ночью, когда к тягачам с орудиями подобрались японские диверсанты. Наделали они тогда бед – прирезали часового и успели подорвать гаубицу, прежде чем их нашпиговали свинцом сбежавшиеся на звуки стрельбы артиллеристы. Вот и этих бы – срезать длинной, на полрожка очередью…
Что ж, мечтать не вредно, как теперь говорят. Дядя Вася обошёл «пердунок» и, повернувшись спиной, сбросил в кузов мешок с цементом. Вроде, полцентнера – не так уж и много, лет десять назад он такой груз и не заметил бы. Но возраст даёт о себе знать, тут уж ничего не попишешь…
- Эй, мьюжик!
Дядя Вася обернулся. Перед ним стоял француз – в зелёном, распахнутом на груди мундире и шутовской шапочке с длинным, свисающим до плеча хвостом с кисточкой.
- Будьешшь… буар де ля вьодка'… вьипешь вьодку?
Раз предлагают – надо соглашаться. Нет, дядя Вася давно избавился от пагубной привычки, позволяя себе немного только на праздники – вот, как вчера со студентами, под Новый Год – но тут случай особый. Супостат, конечно, уверен, что все русские пьют горькую, они все в этом уверены, и если отказаться – вполне может насторожиться. А Дашуле он так потом и объяснит – мол, военная хитрость, исключительно чтобы ввести неприятеля в заблуждение…
Водка оказалась дрянной – сладковатой и с явным недостатком градусов. Палёная, небось… Дядя Вася сделал глоток – немаленький, иначе заподозрит ведь, вражина! – занюхал рукавом, улыбнулся и сказал «Мерси»! Чем наполовину исчерпал наличный свой словарный запас французского языка. Мог бы, конечно, и вторую половину в ход пустить – но извиняться пока, вроде, не за что…
Француз, наконец, отстал. Дядя Вася сплюнул, выматерился, полез снова в подвал – и там нос к носу столкнулся с двумя студентами.
- А вы-то тут что забыли? Или помочь хотите? Тогда берите вон, в углу, мешки и несите к трактору...
Но у студентов оказались другие намерения, никак не связанные с переноской тяжестей. Один из них (кажется, Гена, припомнил тракторист) сбивчиво изложил план: набрать солярки из бочки и спалить библиотеку, чтобы книги не достались Наполеону. Зачем, почему нужно учинять такое дикое варварство – дядя Вася не разобрал. Велев студентам дожидаться в подвале и ничего не предпринимать, он бросился к библиотекарше.
Та, к сего удивлению, поняла всё с полуслова и, велев дяде Васе следовать за ней, решительно направилась на задний двор…. только для того, чтобы увидеть, как усатые, вооружённые ружьями и саблями французы выталкивают из подвала двух связанных «поджигателей». А с противоположной стороны от входа в подвал стоял Гжегош - и тётя Даша ясно разглядела на его лице злорадную ухмылку.