— Вадим, ты пойдешь к ней?
— Господи, Оля, мы женаты сорок пять лет!
— Ты пойдешь к ней. Ты знаешь, я против, чтобы ты ехал на эту встречу выпускников!
— Да, я пойду к ней. Я не виделся с ребятами после выпуска много лет! Пятьдесят лет после нашего выпуска и ты против того, чтобы я ехал! Ты до сих пор не можешь успокоиться! Она живет там. А я во Владивостоке. С тобой, если ты не помнишь об этом! Я живу с тобой!
***
Я потеряла крышку! Как вот как я это скажу маме? Как я посмотрю ей в глаза?
Я сильнее ухватилась за кастрюлю, чтоб хоть ее не потерять в воде. Странно, но почему это именно это волновало меня сейчас. Почему? Не успела я об этом подумать, как погрузилась под воду. За ухо мне зацепилась длинная кишка водорослей, холодная и склизкая, она залепляла мне глаза и лезла в рот. Но кастрюлю я не выпускала. Вот что я скажу маме? Она отдала нам на турслет новую кастрюлю, большую, желтую с грибочками. А я утопила крышку.
— Неля! Бросай ты эту дурацкую кастрюлю! — Вадим выдернул меня из воды.
— Рыба на корм рыбам, — слабо улыбнулась я.
Господи, десять литров ухи и все пропало! Все на корм рыбам! Какая глупость. И обидно, хоть плачь! Я так старалась. И еще Вадим рядом, только и осталось, что глупо утонуть!
Странно, наша Сылва большая река, спокойная, а тут вдруг буря! И эта дурацкая буря утопила и мою уху, и мои надежды на то, что мы целый день будем с Вадимом вдвоем и наконец, может быть, что-то у нас решится.
— Весла, весла, — кричал Вадим отфыркиваясь и смешно шлепая руками по воде.
Весла, да… да кому нужны эти весла, если лодка у нас утонула!
И я снова погрузилась под воду. Ну черт с ними: и с ухой, и с веслами, и с Вадимом. Но кастрюлю я не выпущу!
— Нэлка, — меня тряс Вадим, — да отцепись ты уже от этой кастрюли! Нас спасли! И весла спасли!
Он выдирал из моих сведенных судорогой пальцев нарядную желтенькую кастрюлю, в которой плюхалась маленькая живая рыбка. Мне стало смешно. Десять литров ухи пропало, но я поймала рыбку. Приедем к ребятам на турслет не с пустыми руками.
— Да отдай же ты эту дурацкую кастрюлю! — прикрикнул на меня Вадим.
Мы сидели в лодке, но я не помнила, как я сюда попала.
— Мы же тонули? — откашливаясь, спросила я.
— На, — в руки, вырвав кастрюлю, Вадим дал железную кружку. — Пей!
— Это вода?
— Ага, сорокоградусная, — кто-то другой хохотнул с кормы лодки. — Пей, девка, а то простынешь!
— Нас спасли! Нэлка, понимаешь, нас спасли! Пей давай и не смотри на меня так!
Я не пью. Вообще не пью.
Вадим, раздраженно взял мою руку и поднес кружку к губам:
— Ты вся синяя. Пей сейчас же! — он не слушая мои возражения почти насильно влил мне жидкость в рот.
Я проглотила и не поняла. Точнее, я ожидала, что задохнусь, что внутри все опалит от водки, но я выпила так, словно это была вода.
— Ха, не пьет! — усмехнулся мужик, — Хлопнула и не поморщилась!
— Она честно не пьет! — вступился за меня Вадим. — Совсем!
Я сидела, словно обложенная ватой. Плохо слышала, о чем они говорили. На меня навалилась страшная усталость и глаза слипались. Я зевнула и сказала:
— Поспать бы… — и постаралась лечь на узкой деревянной скамеечке, но лодку мотало из стороны в сторону, и я не удержалась и упала на дно.
— Не пьет, видишь! — сердито сказал Вадим и показал на меня. — Напилась, сразу! Нэлка, ты сиди, не падай. Мы сейчас доплывем до берега и пойдем к вам. Тут недалеко, километров пять всего. Дойдешь и поспишь.
Рыбак нас высадил на берег, оставил коробок спичек и мне обрывок старого покрывала. Мы стояли и смотрели, как он бесстрашно оттолкнулся веслом от берега, завел мотор и поплыл, как мне показалось, в самую бурю. Вадим стоял, обняв весла, а я, накинув обрывок покрывала на плечи и не выпуская желтую кастрюлю с рыбкой.
— Сейчас разведем костер, — Вадим потряс коробком спичек, — обсохнем и тогда пойдем. Мокрым тащится даже нечего и думать, простынем и накроется наш турслет медным тазом! Точнее, твоей желтой кастрюлей! Пошли.
Он легонько толкнул меня плечом и подмигнул.
«Возможно, у меня еще есть шанс», — подумала я и улыбнулась. — «Эх, так бы и стоять рядом всю жизнь и смотреть ему в глаза», — мелькнуло и так захотелось, чтобы он обнял меня.
Но Вадим, еще раз подтолкнул меня и скомандовал:
— Пошли, Нэлка!
Мы прошли немного по берегу, нашли выступ, за которым можно спрятаться от ветра, насобирали плавник, деревяшки, выброшенные рекой, и развели костер.
— Раздевайся! — скомандовал Вадим.
— Да ты что, Вадик! — испугалась я.
— Раздевайся! Надо высушить одежду, иначе простынем. Итак, вон сколько ходим в мокром! Я отвернусь. Нэлка, ты что мне не доверяешь? И завернись в покрывало.
Я удостоверилась, что Вадим отвернулся и стала стягивать с себя намертво прилипшие штаны и рубашку. Меня знобило уже давно. Как только нас высадили на берег, я перестала переживать, что мы утонем и сразу замерзла. Но старалась это не показывать. Быстро взглядывала на Вадима. Он, стоя ко мне спиной, тоже сдирал с себя липнущие брюки, качаясь на одной ноге.
— Ты как аист, Вадька, — улыбнулась я. — Длинный и худой, на одной ноге.
— Разделась? — Вадим не обратил внимания на мои слова, — давай вещички, я развешаю у костра.
Я протянула мокрые, слипшиеся вещи, как сказал Вадик и постаралась прикрыться обрывком покрывала. Получилось плохо. Я села на большой камень, закрыла покрывалом плечи, а коленями прикрыла грудь.
Вадим устраивал наши вещички на палках вокруг костра.
— А лифчик? — строго спросил он не оборачиваясь.
Я покраснела.
— Не, Вадим, перестань. Мне стыдно, — конечно, стыдно, даже оттого, что он такие слова говорит мне, девушке, а тут еще и требует его снять.
— Нэлка, мы проходили курс по оказанию помощи потерпевшим, сосем недавно. В такой ситуации надо отринуть все глупые предрассудки и согреться! Понимаешь? А в мокром, согреться невозможно. И потом, я же не прошу у тебя трусики, — Вадим не поворачиваясь протянул руку.
Я, сгорая со стыда, сняла свой хлопковый, штопанный-перештопанный лифчик и протянула ему.
Развесив, он сел рядом и обнял меня за плечи:
— В медицинских целях, — строго сказал он, так и не поворачиваясь ко мне.
Мы сидели молча, согревая друг друга.
— Неля, мне мама сказала, что ты любишь меня. Это правда?
этот рассказ тоже про Нелю:
***
Почту в нашу деревню приносили два раза в неделю. Три-четыре дня письма, пришедшие на мой адрес, почти со всего Советского Союза от моих однокурсников лежали на почте. Знать это было невыносимо, поэтому я, когда позволяла работа, моталась в головную контору совхоза по делам, а заодно и на почту. Мотаться было неблизко, почти десять километров, но когда ждешь письмо от Вадима, с Владивостока, то и не замечаешь этих десяти километров.
Получив сегодня письмо, я дала себе слово, что прочитаю его одна, дома, насладившись каждой строчкой и каждой буквой долгожданного письма. В последних письмах Вадим был так внимателен и нежен, что да, я наконец, решилась. Сегодня я прочитаю, от нетерпения я бежала, не замечая дороги, что постоянно запиналась и иногда падала, соскользнув в колее, сегодня я прочитаю его письмо у себя в комнатке, закрывшись от соседей. И напишу ответное.
Я решилась, решилась приехать к нему и поговорить. Ну правда же, мы взрослые люди! Мне уже 24 года, я взрослая женщина и могу решить не обращать внимания на все старорежимные глупости, что девушки не говорят об этом, что предложения делают мужчины, что…
Ну, в общем, я полечу к нему во Владивосток, и мы поговорим. Предварительно я договорилась об отпуске на две недели, просчитала сколько будет стоить билет туда, это получилась вся моя зарплата за месяц, но ничего, ничего, я выкручусь, а обратно, обратно может он и не понадобиться.
В письме Вадим рассказывал об аспирантуре, о том, что планирует писать в кандидатской, советовался со мной и нежно пенял мне, что я откладываю свое поступление в аспирантуру.
Я, улыбаясь, отвечала ему вслух, что он дурачок, неужели он не помнит, что я мечтаю писать работу по яблоням, а какие яблони у нас в совхозе? У нас тут капуста, картошка и рожь! Но потом, когда я дочитаю письмо, я все-все ему напишу.
Письмо я закончила писать уже под утро. Сейчас пару часов поспать, потом в поля, проверять, как распахали, правильно ли подготовили, а вечером на почту. И с замиранием сердца, буду ждать его ответ.
***
— Неля, тебе телеграмма! — с совхозной телеги кричала бойкая почтальонша Нюся и махала бумажкой. — Срочная! Я даже телегу выбила! Приглашение!
Неужели так быстро пришло письмо Вадиму? Я же обычным отправила, не заказным? Я разволновалась, покраснела, и побежала, спотыкаясь о комья земли. Скорее, скорее! Вадим…
Вырвала телеграмму из рук Нюси, запрыгнула на телегу и отвернулась от нее, трясущимися руками разорвала.
«Нэлка поздравь меня я решился и сделал ей предложение тчк она согласилась тчк свадьба через месяц тчк приезжай тчк обнимаю»
***
— Вадим, ты пойдешь к ней?
— Господи, Оля, мы женаты сорок пять лет!
— Ты пойдешь к ней. Ты знаешь, я против, чтобы ты ехал на эту встречу выпускников!
— Да, я пойду к ней. Я не виделся с ребятами после выпуска много лет! Пятьдесят лет после нашего выпуска и ты против того, чтобы я ехал! Ты до сих пор не можешь успокоиться! Она живет там. А я во Владивостоке. С тобой, если ты не помнишь об этом! Я живу с тобой!
***
— Нэлка, ну их всех, — Вадим нежно взял меня за руку, — пойдем прогуляемся. Ты покажешь, где ты сейчас живешь, — он вздохнул и посмотрел на наших однокурсников.
— Пойдем.
Мы шли по центральному парку, привычным маршрутом, как всегда, возвращаясь из института домой. Я шуршала листвой и молчала. Он шутливо, как обычно, во все наши возвращения после учебы предложил мне руку. Ничего не изменилось. Ни парк, ни институт, ни мы. Все было, как всегда. Только прошло пятьдесят лет.
— Нэлка, скажи мне, — он смотрел себе под ноги, — все эти годы я хотел тебя спросить.
— Спроси, — ответила я, зная, о чем он спросит.
— А была ли любовь?
Я помолчала, думая, как ответить. Точнее, как рассказать о том, что я прорыдала два дня, получив его телеграмму с приглашением на свадьбу? Как, несмотря на это, я ждала его письма, которые приходили все реже, а потом и совсем перестали приходить. Как я написала свою диссертацию о яблонях, и радовалась всем поздравлениям, но ждала только от него. Как я не вышла замуж, потому что никого так не любила.