Пребывая в состоянии полного умиротворения, что нахожусь рядом с "бабушкиной библиотекой", зачитываюсь перепиской Антона Палыча с родственниками, коллегами и деловыми партнерами.
И не понимаю, почему Просвещенная Европа решила "санкционировать" его творчество? Чего испугалась? "Дяди Вани"? Или доктора Дымова?
Чехов обладает сверхспособностью просачиваться в каждую щелочку в грудной клетке и вовлекать даже ленивые умы в размышления о судьбах России. Кто-то скажет, что ничуть не хуже это удается и его попавшему в санкционный переплет коллеге - Федору Михайловичу Достоевскому, но он, со своей излишней прямолинейностью и попытками вскрыть нечеловеческое человеке, не столь опасен, потому что излишне пафосный. Пока европейцы вникнут в суть ломки главных героев его романов, пока разберутся, почему "маленький человек" вдруг берет в руки топор, добрая сотня лет пройдет!
С Чеховым все гораздо сложнее. Умом его не понять, как и саму Россию. Во-первых, потому что его фирменная ирония практически не поддается переводу. Во-вторых, мало кто читал что-то еще, кроме рассказов и пьес. Те же "записные книжки" во время поездки на Сахалин. Или переписку, которая увлекает не меньше "Вишневого сада" и "Чайки".
Хотите докажу? К примеру, в одном из писем к Суворину в октябре 1888-го он поднимает весьма щепетильную (в свете сегодняшних реалий) тему, когда мир раскололся на "своих" и "чужих", забывая о том, что все мы смертны, и уж абсолютно никто из нас не ангел. Но это не означает, что нужно забыть о таких простых и традиционных для нравственного человека вещах, как вера в христианские добродетели, главными из которых являются милосердие, уважение, сострадание.
"Если бы Иисус Христос был радикальнее и сказал: "Люби врага, как самого себя", пишет Чехов, то он сказал бы не то, что хотел. Ближний - понятие общее, враг - частность. Беда ведь не в том, что мы ненавидим врагов, которых у нас мало, а в том, что недостаточно любим ближних, которых у нас много, хоть пруд пруди".
И далее еще интереснее. "Люби врага, как самого себя", - пожалуй, сказал бы Христос, если бы был женщиной. Женщины любят выхватывать из общих понятий яркие, бьющие в глаза частности. Христос же, стоявший выше врагов, не замечавший их, натура мужественная, ровная и широко думающая, едва ли придавал значение разнице, какая есть в частностях понятия "ближний".
Какого самобытного писателя, талантливого публициста, драматурга и просто яркого, одаренного автора потеряют в лице Антона Павловича европейцы, если не совладают с собственными эмоциями запретить все российское, не берусь даже загадывать. Потому что Чехов - это не только наше национальное "всё", он "всё" для многих поколений и за пределами России. И им и останется, даже если читать его - в том же Милане или Кракове! - можно будет только под одеялом, с фонариком. Или при свете настольной лампы, за плотно задернутыми шторами. Чтобы никто не увидел и не сдал (не книгу в библиотеку, вы поняли).
Лично я читала его запоем! От корки до корки, невзирая на то, что уже во втором классе надела очки, а домашние беспокоились, как бы это "запойное" чтение не спровоцировало миопию высокой степени (что, собственно, и случилось, но не по вине Антона Павловича).
Хотите еще процитирую отрывок? Он из письма Марии Киселевой в январе 1887-го.
"Человеческая природа несовершенна, а потому странно было бы видеть на земле одних только праведников. Думать же, что на обязанности литературы лежит выкапывать из кучи негодяев "зерно", значит, отрицать самое литературу. Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение - правда безусловная и честная".
Не всегда приятная, уверена, потому что не бывает правды навынос. Как не бывает слегка улучшенной правды, если главный ее критерий, как пишет Чехов, честность.
И в завершение: "Никакая литература не может своим цинизмом перещеголять действительную жизнь: одною рюмкою вы не напоите пьяным того, кто уже выпил целую бочку".
"Но уже слышен стук топора".
А за что вы любите Чехова, друзья?