Козырев когда-то заканчивал танковое училище в Казани. И был направлен служить в Польшу. Это были 80-е, благословенные годы застоя.
Вроде как служебная командировка за границу, но заграницей Польшу никто не считал. "Курица не птица, Польша не заграница!". Были некоторые особенности: незнакомая страна, чужой шипящий язык, вагоны другой конструкции, другие марки автомобилей... Но с ними можно было столкнуться и в каком-нибудь вполне советском тогда ещё Вильнюсе.
Было и такое. Стоило выйти в город в штатском, как кто-нибудь подойдя незаметно сзади вкрадчивым шепотом предлагал обменять рубли на злотые или продать золото. Короткая стрижка выдавала военнослужащего, радецкого, то есть советского.
Нищета в стране была ужасная и контраст. Разбитые трактора, одиноко стоящие на околице, брошенные, пустые дома. И в то же время рынки с модной одеждой. В стране поднималась кооперация. Не было в магазинах, особенно, где-нибудь в глубинке, даже простых сладостей. Полупустые полки магазинов производили удручающее впечатление. Одни лишь выстроившиеся в длинный ряд бутылки "оранжадки" - местного газированного напитка оранжевого цвета...
Но страсть к наживе была в крови у местного населения. Продавали все, даже кучку ржавых погнутых гвоздей или такой же ржавый перочинный ножик. Отношение к русским нельзя было назвать плохим. Скорее, эти отношения были переведены в разряд обоюдовыгодного использования.
Советские гарнизоны, как правило, располагались за городом. Военный ПАЗик отвозил истосковавшихся по Родине офицеров и членов их семей к крупному железнодорожному узлу, откуда шел прямой поезд на Москву.
Для советских военнослужащих польской стороной было отведено небольшое здание с крохотным залом ожидания, где вперемешку с чемоданами и дорожными узлами ждали прибытия поезда военнослужащие, жены, дети.
Совсем рядом в соседнем огромном здании польского вокзала пустовали кресла для отдыха, работало небольшое кафе и работал платный туалет, который в то время был в диковинку для советского человека.
Однажды из Советского Союза прибыл багаж с личными вещами. И Козырев приехал в город N. и с багажной квитанцией отправился его получать в польскую часть вокзала. Зал ожидания, как и всегда, был совсем пустым. За стеклянным окошком багажной кассы сидела востроносенькая девушка - паненка.
Он протянул ей квитанцию, немного смущаясь, потому что ни слова по-польски тогда ещё не знал. Она заметила его смущение и, поняв, что он русский, вдруг взяла журнал, лежащий перед ней на столе и, видимо, решив ещё более его смутить, приложила к стеклу.
- Русский? На, смотри.
На обложке была изображена обнаженная девушка. Козырев, конечно же, был смущен, но, чтобы не подать вида, открыто, во весь рот улыбнулся. Как сделать так, чтобы человек не понял, что он тебя напрягает. Надо сделать вид, что ты ему несказанно рад. Девушка в окошке была довольна. "Облико морале" советского офицера получило чувствительный урон. Ведь знала Ядвига каким ядом намастить.
Двадцать лет спустя...
Козырев вспоминал это происшествие 20-летней давности, сидя в одном из ресторанов, вместе с участниками деловой встречи после заключения удачного договора. И улыбался бездумно, просто так, внутренне радуясь выгодной сделке. Не понимая, что смотрит на молодую польку, сидевшую за соседним столиком.
И его застывшая, немного глупая, безадресная улыбка понемногу начинала выводить её из себя в безуспешных попытках привлечь внимание. Наконец, его глаза встретились с ее взглядом и он приветливо улыбнулся ей. Это продолжалось пару секунд. Вдруг он увидел, что разочаровано опущенные уголки ее губ дрогнули и поползли вверх. Она не смогла сохранить серьезность перед его неожиданно дурашливым, улыбающимся до ушей видом.
Весь вечер они танцевали в полутемном зале, и он видел эти уголки прыгающих губ. Утром, собираясь ехать в аэропорт, спустился на первый этаж. Парень на ресепшене с подчеркнуто равнодушным видом забрал у него ключи от номера. Козырев устало улыбнулся своим мыслям. Он чувствовал себя маршалом Жуковым, берущим Варшаву в 45-м году.
Возвращение домой
К вечеру того же дня самолёт снижался над Москвой. И приключение Козыреву уже не казалось таким бравым. Он подумал, что вместо букета цветов за взятие Варшавы, оставил в ней клок выдранной собственной плоти.
Что с того? Месяц без причастия это, как минимум. Но могут быть последствия и посерьёзнее. Батюшка мог просто не захотеть принять его после такого падения, такое уже случалось. А это грозит разрушением всего задуманного. Он должен был лететь со своей группой через две недели на Афон. И попросить у Старца благословения на начало доброго, очень важного дела.
Если они слетают зря, то его имидж успешного руководителя компании пострадает, контракты достанутся другим и дело отодвинется на непредвиденный срок.
Со вздохом он вспомнил слова Старца: - Католики - это адепты сатаны, они заняли на Земле все бесовские вакансии, чтобы искушать и губить православных. Это длится с XVI века, когда папы извратили Православную веру, и с тех пор они продолжают изничтожать её всеми силами и неправдами.
Смачные плевки русофобии - это орден победы для русского воина на его мундире, а слова порицания как музыка Небесных сфер, поющих тебе Небесную славу.
Сегодня снова было 1:0 в пользу сатаны. И это было неприятно. Потому что сулило явные сложности в главном деле.