Все началось в 2012 году, когда я в качестве туриста первый раз оказался в Израиле. Отдыхал я в местечке Эйн-Бокек на Мертвом море. Выйдя после завтрака из отеля покурить, я обратил внимание на цифровое табло у входа. Наверху стояли дата и время: 21 ноября, 9 часов утра. А под ними температура – воздух и вода. И там и там стояли цифры +27.
"Я хочу здесь жить”- промелькнуло в голове коренного ленинградца. Было мне тогда 45 лет.
Надо сказать, что репатриироваться в Израиль я мог благодаря одному единственному документу - военному билету моего покойного дедушки. В нем в графе национальность, синим по пожелтевшему, было написано заветное слово – еврей. Ну, и конечно, бумагам, доказывающим, что я его родной внук. Еще было очень важно, что дедушка этот был по маминой линии.
Вообще, мой дед о своей принадлежности к древнейшему народу всегда говорил с большой осторожностью. Работал он в закрытом институте, так называемом “ящике”, который имел прямое отношение к атомной энергетике. Дед был сильно засекречен. Рассказывают, что однажды, в шестидесятых годах, ему позвонили из Аргентины. Кто-то из многочисленных родственников, уехавших туда в начале прошлого века в поисках лучшей доли, смог разыскать его и даже узнать номер телефона. Так вот, когда на идише, который он едва знал, сообщили, что ему звонит его троюродная сестра из Аргентины, от растерянности и испуга дед закричал в ответ, что у него нет никаких сестер в Аргентине и что он вообще – сирота! Стоявшая за его спиной, и внимательно слушавшая разговор, дедушкина мама Ханна Еселевна, чуть не упала в обморок.
В паспорте мой дед был записан как Самуил, дома его звали Муля, а вот на работе не иначе как Михаил. Вот так.
Однажды, особенно хмурым и плаксивым ноябрьским вечером, со мной в скайпе связалась моя тетушка – мамина родная сестра. Они с мужем уехали в Израиль два месяца назад. Тетя Лариса звала маму прилететь в гости, “пока не так жарко” и посмотреть, как им там живется. Этот разговор стал отправной точкой, и я начал действовать.
Итак, в конце 2013 года я дозвонился в Израильское консульство в Москве, чтобы записаться на прием. К нам в Петербург несколько раз в году приезжал представитель консульства по вопросам репатриации. (Сейчас, надо отметить, все проще - собеседования проходят в консульском отделе в Питере.)
Нас с мамой записали и сказали ожидать звонок. А пока собирать документы. Тогда же, в начале декабря я снарядил маму в дорогу, “на разведку”. Она полетела в Израиль на целых два месяца.
Нам позвонили через полгода и назначили дату собеседования, или, как это называют – интервью. Проходить это мероприятие должно в августе, в гостинице “Октябрьская”.
Чтобы скрасить ожидание, я углубился в изучение “предмета”. Много читал об Израиле, посмотрел, что представляет собой иврит, часто созванивался с родственниками, выспрашивая об их жизни.
Я всегда был легок на подъем, как в плане переездов, так и в личной жизни. Наверное, поэтому к своим 45-ти я был женат пять раз и имел троих детей. Женился первый раз, в неприличном для этой затеи возрасте - в 18 лет. Тут же стал отцом, о чем никогда не жалел. Через восемь лет первый раз развелся. А дальше пошла череда непонятных отношений, начинающихся буйной страстью, со всеми вытекающими последствиями в виде красивых деток. Заканчивались они все, как под копирку – через два-три года, по моей инициативе. Но! Ни разу, никогда, у меня не возникало проблем с алиментами. Ни одна из жен, от которых у меня были дети, просто не подавала на них. Как то нам удавалось договориться. Я, очевидно, не был “супер-отцом”, но старался помогать, как только мог. Тем не менее, одна из “бывших”, узнав о моих намерениях “отвалить”, решила устроить феерический “дембельский аккорд”. Быстро подала в суд на уплату алиментов и так же быстро выиграла его. В результате – мой долг составил очень серьезную сумму, которой у меня попросту не было. Узнать обо всем этом мне довелось при пересечении границы с Финляндией, куда я частенько ездил на “шоппинг”. Пограничник сообщил, что возможность пересекать границу у меня отсутствует по запрету судебного пристава Приморского района города Санкт- Петербурга. По моей спине пробежал холодок, дыхание участилось, в голове пронесся вихрь догадок и предположений. Мне ничего не оставалось, как вернуться домой и лихорадочно начать выяснять – в чем дело. Случилось это в июне 2014 года, за два месяца до назначенного интервью.