Раз в два года я на всё лето уезжала к деду в деревню.
«Почему к деду? Все же к бабушкам едут, а ты к деду! Странно.»
Бабушка умерла, когда моему отцу было 15 лет. Он был старшим из 6 детей, а младшему было 4.
Когда дед привёл мачеху — Оксану в дом, мой отец уехал к своему дядьке в Москву, а следом и его брат-погодка. Одна из двух сестёр погибла — утонула. Дома остались только младшие. Со временем они все тоже перебрались в Москву учиться. Позже на родину вернулся только один папин брат.
Дед мой работал на грузовике и 2–3 раза в год ездил в командировку на своей колхиде в столицу. Всегда останавливался у нас.
Он нас любил, но созванивались мы редко, так как у него не было телефона. Писали другу открытки и письма. У него был неровный, кривоватый почерк, но видно, что он старательно выводил каждую букву, чтобы нам было понятно.
Когда мы приезжали к нему, он всегда встречал нас на станции, на своём красном мотоцикле с коляской. Мы с мамой садились в коляску, сестру Лизку сажали на бензобак, а папа сидел за дедом. Всем выдавали шлемы. У меня был красный с кожаной застёжкой и откидывающимся стеклом, а у Лизки синий без стекла, так как перед ней было стекло мотоцикла и в глаза ей ничего не попадало.
Эти поездки я помню до мельчайших деталей. Вот начинаются карьеры с разноцветными водами. У каждого карьера был свой цвет. Купаться в них было нельзя, шла открытая добыча ***. Работали шагающие экскаваторы. Огромные-преогромные, словно чудовища.
Потом шли поля с пшеницей, льном и столбы, по которым вился хмель.
Яблоневый сад, деревья посажены ровными рядами, стволы белённые, а с веток свисали зелёные плоды. Мы их никогда не ели и даже не думали сорвать. Сколько раз ходили через них на речку и не обращали внимания. Потом был лесок, за которым деревенское кладбище. Сколько бы раз дед ни проезжал мимо, всегда сбавлял скорость и смахивал слезу. Там лежала бабушка.
Потом были луга, на которых пасли коров. У них никогда не было пастуха, всей деревней пасли по очереди. Каждый дом на один день должен был предоставить "пастуха". Я очень любила эти дни. Я просилась, чтобы дед меня будил и брал с собой. Мы вставали, когда ещё было сумрачно, ели тёплый суп со сметаной и чесноком. Потом пили молоко с огромными пирожками или варениками. Обычно они были с черникой, малиной, вишней или яблоком с маком, который бабушка била в большой ступе. И шли по улице к лугу, а соседи выводили своих Маек, Мурок и пр. и они присоединялись к стаду.
Начиналась деревня. Вот двор деда Ладько, а там за поворотом двор дядьки - папиного брата. А вон уже белённая изба с соломенной крышей дедовых соседей бабы Мили и деда Стасика. А вот и наш забор, тёмный от времени, но ровный, дощечка к дощечке и скамейка, с которой мы залезали на него и рвали шелковицу. Потом у нас были чёрные от сока руки и рот. Больше нигде я её не ела. Этот вкус — вкус деревенского детства.
За садом виден жёлтый дом с синим цоколем и такими же ставнями. Дед открывает тяжёлые ворота и завозит мотоцикл во двор. Выходит бабушка Оксана, статная, сильная, её морщинистое лицо улыбается, она громко нас расцеловывает и нараспев приветствует.
Я помню каждый запах: как пах двор, дом, летняя кухня, огород и сеновал. Как мы проходили с жары в прохладу дома. В дальней самой большой комнате висел портрет бабушки. Я не знаю, сколько сил стоило бабе Оксане уважать память покойной бабушки, но она не убрала портрет и комнату оставила не тронутой, такой как она была, когда в ней жили моя бабушка с дедом.
Когда дед ушёл в 2007, а баба Оксана ходила на кладбище и ухаживала за могилой деда, бабушки и её мамы.
Баба Оксана варила очень борщ с фасолью. Теперь для меня борщ без фасоли и не борщ. Такого какой варила она, никто больше не варил. Дед же жарил деруны с творогом на шкварках. Вроде у них даже было какое-то самостоятельное название, но я уже и не помню.
А еще бабушка пекла хлеб, большой и круглый и варила вареники со сладким и солёным творогом или вишней. Вареники, что пироги у неё были большие, такие, что сразу и позавтракал, и пообедал.
Я любила ходить в хлев и "чухать" поросят, тереть милые розовые мокрые пятачки. Ещё бегала в огород и рвала по листочку ботву свёклы, а они повизгивали, когда видели, что я им несу.
Вечером мы с дедом садились на велосипеды и ехали купаться на речку. Возвращались к программе "Время" и ложились спать.
А потом лето заканчивалось, и мы ехали обратно. В 92 году было моё последнее деревенское лето.
Бабы Оксаны не стало в 2015 г. Она очень боялась, что без деда её выгонят и бросят, но никто этого не сделал. Мы приезжали к ней 1–2 раза в год. И как она радовалась нам! Она так гордилась и хвасталась соседям, что дети приехали!
Детство ушло безвозвратно, но я очень хочу вернуться туда.
Нет уже того дома, того забора и даже шелковицу срубили, но всё это живёт в моей памяти.
Автор: Леокадия Малышок
Похожие статьи: