Можно сказать, что 2011 год оказался удачным для наблюдений за совами. Несомненно, он был благоприятен и для самих ночных призраков. Ну, конечно же, не последнюю роль здесь сыграла подготовленная аппаратура и настойчивость в стремлении получить результат.
А именно – снять сов на видео, ночью, в их естественной обстановке.
Несмотря на удачу, я не могу сказать, что в 2011 году, всё было так легко и просто. Например, чтобы отснять мохноногого сыча в марте, мне пришлось совершить четыре выезда в лес, в общей сложности заниматься этим непосредственно около 8 суток, не считая времени подготовки.
И из всего этого – сыч позировал что-то около 15 минут, большая часть которых так и не была вставлена в фильм.
Хотя я и провожу оценку, так сказать, эффективности, этих съёмок не в первый раз, всё равно не перестаю этому удивляться. Этому соотношению. Однако, таков, пожалуй, единственный способ достижения результата.
Но, вот, очередная поездка за совами. 10 и 11 июля мы отправились в Налибокскую пущу, в одно из мест постоянных наблюдений, вдоль берегов Ислочи.
К счастью, дорога, по которой идём к совиному дому, достаточно заброшена. Путники здесь редки, а для транспорта она уже стала не проезжей. Видимо только благодаря этому совы могут здесь жить не потревоженными, и выводить птенцов.
Вообще – Налибокская пуща – одно из красивейших мест Беларуси, ещё относительно не затронутых разгромами от человека.
Дорога идёт вдоль петляющей лесной реки, которую очень любят байдарочники. Правда, они здесь почти никогда не останавливаются, а преодолевая многочисленные рухнувшие деревья, сплавляются вниз по течению.
А вот и один из первых удачных кадров этой поездки – красавица стрекоза на ветке возле самого берега. Здесь у неё явно посадочная площадка для охоты.
Пока я её снимал – над рекой пролетел зимородок. Правда в кадр он не попал, но вот его голос камера записала. Вот он – крик зимородка, пролетающего над Ислочью.
В лесу над берегом реки прыгают многочисленные травяные лягушки. Вот одна из этих очаровательных красавиц.
По пути приходится преодолевать небольшие и очень красивые лесные ручьи, несущие свои воды в Ислочь. Маленькие водопадики постоянно сбивают здесь пузырящуюся пену, которая тут же уносится вниз по течению.
Но, вот мы постепенно подходим к району наших будущих съёмок, с тайной надеждой на удачу. Дорога почти теряется, в густых зарослях крапивы, папоротника, лещины и среди нападавших веток и рухнувших деревьев. Каково же здесь ходить и бегать ночью, если даже днём и в такую солнечную погоду, не очень легко пройти. Впрочем – это хорошо. Это пока ещё – защита совам от человека.
Да, вот так вот. Местами приходится идти в обход, чтобы преодолеть очередной завал.
В течение всего оставшегося светлого времени суток и какую-то часть ночи здесь предстоит тщательное обследование территории, и, если повезет – ночная погоня и собственно съёмка.
Как ни кажется парадоксальным, но ночью сову увидеть удаётся чаще, чем днём.
И я об этом прекрасно знаю. Но всякий раз, как только позволяет время, непременно обследую верхушки деревьев. Такая тактика приносит мало результатов. Но всё же…
Ларчик, как говорится, просто раскрывается. Ночью, если совы кричат, идёшь на голос, и нет, нет – да и найдёшь сову лучом света. Днём же, даже на участке, где есть сова, найти её – дело случая.
Но вот наступает ночь. И ещё часа два-три, в непроглядной темноте, нам пришлось обследовать лес. Благо, что местность хорошо знакома. И если постоянно отслеживать определённые ориентиры – можно не сбиться с пути.
На залитых водой ночных дорогах, которые проходят через болота, часто попадаются в луч света травяные лягушки. Впрочем, материал по ним я более подробно представлю в специальном фильме. Пока же лишь немного полюбуемся этой ночной красотой.
Когда наступила ночь, наши путешествия туда-сюда заняли километров пять-шесть. Не меньше. Только где-то около часа ночи нам улыбнулась удача. Совы кричали на том участке местности, который мы прошли ещё днём. В сущности – на обратной дороге.
Этот участок представляет собой высокоствольный смешанный и весьма буреломный лес, растущий на холмах и оврагах. Эти овраги видимо, очень давно, были берегами стариц самой реки. И кое-где там ещё есть влажные участки. Впрочем, сама Ислочь рядом. Как бы ни трудно было бегать по этим оврагам – Ислочь, ночью и с развёрнутой аппаратурой в руках, в этот момент – совершенно не преодолимое препятствие. Поэтому, если бы птицы перелетели на другой берег, нам их не удалось бы достать.
Но, к счастью, этого не случилось.
И вот в кадр попадает первый птенец. Но что значит – попадает. С момента включения камеры прошло шесть минут. Шесть минут напряжённых падений и вставаний, судорожных рысканий лучами фонарей по густым кронам деревьев, настройки камеры и попыток увидеть что-либо в монитор.
Но вот, наконец-то, мне удаётся уверенно поймать птенца серой неясыти, сидящего на стволе поваленного дерева, в монитор камеры. Собственно – съёмка началась.
И первое, что я заметил – птенец что-то пытается разорвать клювом. Но что – не видно из-за дерева.
Ясно видно, что птенец сидит на другой ветке, прямо за этим стволом, на фоне которого я снимаю.
Через, примерно сорок пять секунд, я увидел, что птенец действительно терзает добычу. Добыл он её, скорее всего, не сам.
В то время, когда почти начиналась съёмка – там, в кронах деревьев был настоящий переполох. Интенсивно кричали птенцы и самец. А самка кричала чуть поодаль. Может быть, даже с другого берега Ислочи.
Несомненно, что самец кормит птенцов. Это можно было определить и по воркующим крикам, которые он издавал.
Вот так вот. Так что самец принимает самое непосредственное участие в выкармливании молодняка. Он не только кормит самку на гнезде, как это я однажды наблюдал, но и приносит добычу птенцам-слёткам.
Но что же именно оказалось в лапах птенца?
И тут я почти свалился со склона оврага, на котором стоял во время съёмок. Влажные листья и рыхлая почва поползли под ногами куда-то вниз. Мне пришлось долго балансировать, что бы, не упасть, вместе с камерой.
Но вот съёмка продолжилась. Пока я падал, птенец тоже пытался удержать равновесие. Добыча ему была явно тяжела, выпускать он её не собирался, а вот разорвать и съесть, никак не получалось.
Прошло несколько минут возни пока мне удалось остановить падение по склону оврага.
Но вот, наконец-то камеру получилось поставить в относительно устойчивой позиции, и я продолжил съёмки первого птенца.
Добыча птенца стала как-то видна мне. Поначалу я принял её за ласку, но вскоре разглядел, что это был крот. Лапки, мордочка и хвост стали хорошо заметны в монитор камеры.
Собственно говоря, кротов здесь много. Лес старый, смешанный, растущий на плодородных почвах. Об этом говорит многое. В том числе и обилие кротовин. Поэтому кроты вполне могут становиться добычей серых неясытей. И именно в ночное время, когда кроты чаще высовываются из своих норок, а неясыти охотятся.
Птенец долго балансировал на ветках, помогая себе крыльями удержать равновесие. Он постоянно перекладывал добычу изо рта в лапу и обратно. При этом он пытался разорвать свой обед на кусочки, но прочная кротовая шкурка не поддавалась.
Все эти его манипуляции и дали мне возможность хорошенько рассмотреть то, что он держал. Это, несомненно, был именно крот.
Великолепное зрелище! Съёмка удалась как никогда.
В дремучем лесу в полном мраке мне удалось снять на видео, как кормится птенец серой неясыти.
Но птенец не только боролся с прочной кротовой шкуркой. Временами он прерывал своё занятие и начинал прислушиваться к происходящему вокруг. Возможно, он был не очень голоден. А это значит, что родители регулярно и обильно поставляли корм.
Впрочем, это может быть и обычным элементом поведения птенца, даже держащего в лапах добычу.
Некоторое время он сидел хвостом ко мне, и я не мог видеть, что он там делает. Но когда он поворачивался, было видно, что справиться с кротом ему всё никак не удаётся.
Любопытно и то, что птенцу иногда приходится, в буквальном смысле – отгонять ночных бабочек, мешающих ему разбираться с добычей.
Почти всё время наблюдения этот птенец молчал. Видимо – некогда было. А вот другие птенцы подавали голос регулярно.
И ещё, ветви грабов, клёнов, елей, лип и дубов образовывали такое густое переплетение, что птенцу даже не надо было никуда перепархивать. Он просто лазил по этим веткам, как по какой-то шаткой, но надёжной опоре. Интереснейшая вещь – постоянным пространством для птенцов серой неясыти является это трёхмерное кружево толстых и тонких веток. Особенный мир. Не вода, не земля, а кроны деревьев.
Был момент, когда мне показалось, что птенец уронит крота. Но этого не случилось. Более того, я заметил, что он, хотя и редко, но тоже кричит. Правда, очень тихо.
И ещё. Птенец прекрасно слышал любые звуки, которые я издавал во время съёмок. Любые хрусты и поскрипывания. Но реагировал на них, по-видимому, как на нечто интересное, но – постороннее.
Через некоторое время, откуда-то, очень издалека, пару раз крикнула самка. И птенец немедленно повернулся в ту сторону.
Насколько же важны эти крики в его жизни.
И всё-таки, разделываться с такой добычей, как крот, птенцу было явно трудно. Он после десяти – пятнадцати минут от момента как её получил, явно устал. И начал дольше отдыхать – прислушиваясь к ночи вокруг и сидя на месте. Но крота не выпускал.
Через минут двадцать пять после начала съёмок в очередной раз закричал самец. Откуда-то издали. Тоже возможно с другого берега Ислочи. Птенцы при этом заметно усилили свои крики.
А ещё минуты через две я потерял из вида птенца с добычей.
Правда, вскоре после этого в кадр попал следующий птенец. И ещё, самец явно приближался откуда-то со стороны реки. Его крики становились всё громче. И птенцы стали отвечать интенсивней. Явно приближалось время следующей добычи.
Впрочем, это мне только показалось в тот момент. Примерно минут через пятнадцать – двадцать я понял, что взрослые птицы занимались совсем другим.
Ну а пока, этот первый птенец был ещё в кадре. Я продолжал его снимать. Хотя рассмотреть толком отснятый материал удалось только гораздо позже, когда проводил монтаж фильма.
Надо сказать, что этот эпизод оказался очень удачным. Здесь и сам птенец серой неясыти, и его добыча были хорошо видны. Впрочем, птенец продолжал попытки разорвать крота, которые ему явно не удавались.
А птенцы продолжали перекликаться в темноте ночи, среди густых веток и отвечать на крики самца.
Я снимал этого птенца до самой последней возможности, пока он не улетел в ночь вместе с кротом.
А вот и он, следующий птенец, попавший в кадр. Он был буквально рядом. Но пока я занимался первым, до него дело не дошло. Этот птенец оказался самым маленьким и это по порядковому номеру съёмок он считался вторым, а по моменту рождения явно был третьим. Я его условно так и назвал – третьим и маленьким.
Этот птенец тоже что-то ел. У него была добыча. Может быть, это был последний кусочек или он её уронил, в тот момент, когда я снимал. Не знаю. Что именно было там, у малыша увидеть не удалось. Около полутора минут удалось снимать, как он забавно карабкается вверх и вниз по веткам. Потом я потерял его из вида.
И тут произошло ещё одно интересное событие. Самец, приближающийся со стороны Ислочи, на какое-то время прекратил кричать. Птенцы не умолкали. Третий птенец, тот который был самым маленьким, слетел с ветки, на которой я его снимал и стали слышны громкие хлопки его крыльев. Он явно присаживался на ветку другого дерева. Такие хлопки мне приходилось не раз слышать. Обычно это делают птенцы, которые ещё не очень хорошо летают.
Но однажды я слышал такие хлопки взрослой пары серых неясытей, которых напугал лучом света. Правда птицы мгновенно пришли в себя и дальше уже бесшумно скрылись в темноте.
После потери из вида третьего, ещё раз повторюсь, самого маленького, птенца, я более двух минут пытался поймать его камерой. Но не получилось. Самец кричал уже совсем рядом. Птенцы голосили со всех сторон. Но никого не удавалось увидеть.
Пришлось даже на некоторое время прекратить съёмку. Но вскоре удалось опять поймать в лучи света ещё одного птенца и продолжить съёмку.
Правда, это произошло на некотором расстоянии от места встречи с первыми двумя. По оврагу мы прошли около пятидесяти или ста метров.
Это был, так сказать, птенец номер два. По размерам, ну и, следовательно, по возрасту. Он был визуально мельче первого счастливчика с кротом и крупнее малыша.
Добычи у него не было.
Он активно прислушивался к крикам самца. Но самец прекратил приближение и явно уже кричал только с одной позиции. Мне показалось, что наше присутствие мешает совам.
Всего на съёмку этого второго птенца ушло минут пятнадцать. Всё это время он внимательно прислушивался, часто перелетал с ветки на ветку и даже сбрасывал экскременты. Причём не один раз. Птенцы явно не голодали.
Постепенно самец стал кричать с более отдалённой позиции. Он явно улетал, так и не приблизившись к птенцам.
Но тут подала голос самка. Она кричала всё ближе.
Любопытно слышать рядом крики самки и птенца. В этом случае голос птенца был слабее и более хриплый. Самка кричала громко и звонко.
Вскоре и этот птенец, которого я снимал, спорхнул с ветки и улетел куда-то вдаль по оврагу, вдоль Ислочи. Съёмку пришлось прекратить.
Родители таки добились своего – отвлекли птенцов от нас, непрошенных вторженцев, на их территорию. И птенцы, и взрослые птицы уже кричали почти на самом берегу Ислочи, метрах в ста пятидесяти или более от нас. Причём, явно удаляясь.
После часовых съёмок мы изрядно вымотались, и пришлось сворачиваться.
Через некоторое время мы выбрались на дорогу. Последним эпизодом этой ночи стала красавица чесночница, встретившаяся на обратном пути.
Всё, история про крота на обед закончилась.