Продолжаю отпаивать себя и вас от влияния токсичной действительности на наши организмы. Сегодня я хочу вспомнить одного человека, которого вряд ли кто-то из вас знал или слышал о нем. Даже в интернете есть всего пять роликов, которые снимали его друзья, в том числе Аня Герасимова (Умка). И некоторые его полотна в разделе «картинки». Все. Надо сказать, что сам Арнольд был изумительным примером «вещи в себе». И между тем лично на меня то, что он делал, действовало чудесным образом. Я даже не стану здесь писать про вдохновение, хотя и это, конечно тоже. Это был портал в какую-то вселенную, которая была не за тысячи световых лет, но, вот здесь перед глазами, под ногами, на расстоянии протянутой руки. Но, ты этого ничего не замечал и вдруг увидел. И каждое новое общение с ним, это исследование такой вселенной. Очень мало похожей на то, к чему мы все привыкли. И все же очень знакомой, не инопланетной.
Надо сказать, почему я вдруг сейчас про Арнольда вспомнил и решил написать, хотя, по-моему, никогда этого не делал, несмотря на все вышесказанное. Все по законам нетократии. Я прочитал в Фейсбуке, что 6 марта день рождения у Феликса Токарева. Решил его поздравить лично по телефону. И не смог. Тем не менее, мы созвонились через день и… после десяти лет исключительно виртуального и редкого общения встретились. Надо пояснить, кто такой Феликс. Я познакомился с ним в 90-ом году на квартире у Макса Ляшко, «скомороха рок-н-ролла» (Шаболовка 69, напротив кинотеатра «Алмаз» и Донского кладбища). Феликс играл на скрипке (причем играл в каком-то выдающемся оркестре) подыгрывал Максу, а потом у нас случилось трио. Макс пел свои песни под гитару. Феликс их аранжировал своей скрипкой. Я щипал свою мандолину.
Мы встретились символически недалеко от того исторического дома. На Тульской. Естественно в какой-то момент разговор перешел на вопросы: «А как тот поживает? А как этот?» Тут я узнал, что Арнольда уже год, как нет с нами. Живя в своем Геленджике, он пошел на пляж. Искупался. Ему стало плохо. Скорая не могла добраться (пляж был дикий, в скалах). Арнольд умер. И Феликс сотоварищи делают сейчас фильм о нем, собирая разные материалы. Видео, фото, и, конечно, записи его музыки, которых почти не осталось. В свое время у меня было бабин десять с его различными музыкальными экспериментами. Что-то я переписывал на кассеты, что-то он мне дарил несмотря на наши редкие встречи, но видя мой неподдельный интерес. Но, увы… почти все это или выброшено, или потеряно. В лучшем случае осталась какая-нибудь одна кассета, в каком-нибудь подвале одного из моих многочисленно сменяемых мест жительства.
Я увидел его там же на Шаболовке у Макса, примерно тогда же. В 90-м. Он был старше нас на много (для того возраста) Я – 69-го года издания. Он, как теперь выяснилось, 61-го. Это был длинный, тощий, очень странный человек. Говорил не много, при этом «закрытым» его не назовешь. Обычно он сидел со своей самодельной гитарой. Тоже очень странной. Она была подключена к самодельным же примочкам, иногда спаянным прямо здесь и сейчас на максовой кухне. И что-то наигрывал. Но, музыкой в привычном понимании это назвать было сложно. Когда один из моих коллег санитаров, который меня собственно и ввел в мир «шаболовней», рассказывал какую музыку играет Арнольд (работа, требующее самоотречения), он говорил примерно следующее: «Представь, летит и падает ракета, но упасть никак не может…» Меня поразил следующий факт, о котором я сразу узнал. Арнольд никогда не настраивал свою гитару. Ему просто не нужны были привычные гармонии и сочетания стандартных и принятых всеми нот.
Я сам находился на этапе слома всех и всяческих форм и меня эти наигрыши, а позже и записи каких-то законченных концептуальных произведений, просто зачаровывали. У меня начинали открываться глаза на ту самую вселенную, которая была под ногами, но которую я никогда не замечал. Удивительным образом Арнольд Геннадиевич со своим бесформенным, атональным музыкальным шумом хорошо вписывался и в песни Макса, дополняя их чем-то запредельны и в скрипичные креативы Феликса. Ракета, несущая смерть, продолжала лететь и не падала. Сколько было после этого знакомства моих собственных экспериментов со звуками, как музыкальными, так и стихотворными. Не надо забывать, что в это время ко мне пришел Велимир Хлебников. И два этих парня, Арнольд и Велимир, славно потрудились над моим самосознанием и моей самореализацией.
Позже я узнал, что Арнольд еще и художник. И эта область его гениальности была практически абсолютно оборотной стороной медали к его музыке. Здесь присутствовала и являла себя архи-отточенная форма. Главной темой его картин были автомобили, любые механизмы и их внутренности, которых он писал с инженерной, я бы сказал, чертежной точностью. До винтика, до точного повторения изгиба какого-нибудь газового раструба, до каждой рисочки на поршнях двигателя. Казалось, по этим изображениям можно было создать сам аппарат. В начале 90-х Арнольд поселился в одном из ПТУ, находящегося чуть в глубине от Рязанского проспекта. Не знаю уж какими путями и переговорами, но он получил подряд от директора на роспись стен этого образовательного учреждения. Ему была выделена бытовка, где он жил, слушал музыку, ел, спал и творил. Как пишет Умка, в то время он питался черным хлебом, чаем и «отверткой» из желто-оранжевой баночки.
Очень скоро это ПТУ превратилось в Мекку для многих из среды культурных (а скорее суб-культурных) неформалов. Умка привозила туда журналистов, чтобы хоть как-то это «продвинуть» (слова такого тогда еще не знали) в информационное пространство. Остались те самые видео записи на ЮТюбе, которые снимал тот же Феликс. А еще «Гаврила» (еще один «шаболовень» с Коломенской). Был там и я. По-моему, в 95-году. Я тогда работал экспедитором. Склад у нас находился на Газгольдерной и по Рязанскому проспекту, мимо того ПТУ, я проезжал каждый день. Как-то решился навестить художника-гитариста. Мы сначала посидели в его бытовке. Поговорили о чем-то. Надо сказать, что у Арнольда была еще и какая-то очень своя логика разговора, построение фраз и диалогов. Но, для меня было не важно, что он говорит, потому что понять это все равно не всегда получалось. Мне важна была атмосфера этого разговора. Его энергетический посыл. Он подготавливал… Подготавливал к тому, что мне посчастливилось увидеть, когда Арнольд Геннадиевич устроил мне экскурсию по коридорам вполне заштатного ПТУ.
Представить себе то, что я увидел в советское время или даже сейчас было бы невозможно. По сути это была выставка монументального искусства одного автора в стенах Профессионально-технического училища. И для меня снова открылась еще одна вселенная. Такая же невидимая доселе, но, такая же своя. Слава Богу, что в какой-то момент я нашел где-то в интернете 15 фотографий с теми настенными рисунками. Опять же основной темой были машины и механизмы, но был и полный бесформенный авангард, однако диссонанса одного с другим не происходило. Все сочеталось так, как это бывает в природе. Никаких резких переходов. Арнольд разбивал изображаемое на прямоугольники отдельных картин, которые были самодостаточны и в то же время продолжались картинами, находящимися рядом, складываясь в единое полотно. Пересказывать бессмысленно. К счастью у вас есть возможность увидеть эти фотографии. Особенно поразила меня картина, у которой было название: «Исход из Египта». Рекреация ПТУ. Во всю стену. 95-й год (Ее можно увидеть в ролике на ЮТюбе «Декоративный психоз Происки Арнольда Интервью о мумификаторах»)…
Он не любил видео камеры, называя их мумификаторами. Не любил, когда его снимали и очень интеллигентно, но при этом жестко просил съемку прекратить, если это не касалось съемки его картин. В том же видео есть фрагмент создание картины под музыку. Ч\Б, как говорят кинематографисты. Какие-то сочетающиеся с ритмом мазки, из которых возникает целый мир на довольно ограниченной территории. Я бы отметил еще одну особенность живописи Арнольда. Это действительно ЖИВОпись.Несмотря на то, что объектами его искусства были как правила механизмы, но изображены они были так, как будто перед нами живые организмы, запечатленные в моменте. Даже в черно-белом радикальном авангарде чувствовалось дыхание чего-то живого. Насколько я знаю, все стены с картинами Арнольда были закрашены. Что стало с бумажными произведениями мне не известно. Почти все записи музыки пропали. А сам Арнольд год назад умер в своем Геленджике, искупавшись перед смертью.
Вот и все, что можно сказать. Однако, те вселенные, которые он помог открыть не только мне, есть уже хорошо освоенная, существующая реальность, которую нельзя будет закрасить или потерять. Она есть! Добро пожаловать в новую жизнь!