- Не нашли мы вашего поляка! – посетовал поручик. - Казачки раненых и убитых осмотрели, все во французских мундирах. Сейчас Веденякин с Вревским пленных расспрашивают. Может, что и выяснится...
Ещё в русском лагере, обсуждая предстоящий набег, я рассказал Ростовцеву о роли, которую Гжегош Пшемандовский играет в этой истории – как я это сам представлял, разумеется. Поручик выслушал меня со всем вниманием и согласился, что поляка надо бы захватить, и лучше бы - живым. Но - не повезло: пленные твердили, что да, был такой, и даже помогал французам, но пропал, и никто не видел, куда. Один из обозных возниц вроде, припомнил, что поляк ехал на телеге, отобранной у местных пейзан – но в какой-то момент свернул с просёлка куда-то вбок вместе с тремя трое конными егерями, специально отряжёнными ему в сопровождение су-лейтенантом. Но того тоже не спросить – под самый конец схватки на дороге французский офицер вырвался из окружения и ускакал, отчаянно пришпоривая коня. Казачки, погнавшиеся, было, за су-лейтенантом, догнать его не смогли – то ли конь у француза был хорош, то ли страх подгонял его получше любой плётки. Говорили только, что в седле он сидел не один – за спиной у француза скорчилась женская фигурка, и казачки уверяли, что «мамзелька была темна ликом, что твоя арапка…»
Далия, ну конечно! Мне оставалось только гадать – по своей воле студентка из Алжира ускакала с французом, или тот заставил её силком? Скорее – первое, что ей стоило спрыгнуть с седла и спрятаться в придорожных кустах? С казачками на хвосте су-лейтенант наверняка не стал бы задерживаться ради поисков…
Но – бог с ними, и с Далией и с поляками. Сейчас мне предстояло куда более важное и деликатное дело. А именно – уничтожение книг, вывезенных французами из библиотеки.
Во время нашей недолгой стоянки в ДК я отыскал в подвале старую двадцатилитровую канистру и доверху залил её соляркой из стоявшей там же бочки. Кроме того, я наполнил из жестяной банки керосином две большие, по ноль-семь литра, бутыли из-под «Агдама» – и теперь готов устроить книжное аутодафе. Проблема была в Ростовцеве – я не раз заводил с ним разговор о судьбе библиотеки, и всякий раз он уходил от темы, находя для этого подходящий предлог. Вот и теперь – он стоял возле сваленных в кучу книг и, подобрав одну из них, рассеянно листал. К своему ужасу я разглядел на обложке оглавление: «Новая история», часть первая, учебник для восьмого класса средней школы». Автор – А.В. Ефимов. Если память мне не изменяет – события, начиная с буржуазной революции в Англии, весь восемнадцатый век и половина девятнадцатого, до Маркса и Энгельса с их «Манифестом коммунистической партии». Вот уж не было печали…
- Вы по-прежнему, настаиваете на том, чтобы всё это сжечь, Никита Витальич? – спросил Ростовцев. - Может, лучше заберём с собой, а уж потом, в спокойной обстановке подумаем, как поступить?
Вопрос поручика мне категорически не понравился. Знаю я эти «потом подумаем»! Наверняка дело обернётся рассуждениями, что к Бонапарту эти книги теперь не попадут, а вот в России, наоборот, найдутся умные люди, способные по достоинству оценить скрытые в них знания и использовать на благо Отечеству… Кто бы сомневался, конечно найдутся. Но моя-то задача не в том, чтобы подхлестнуть здешний социальный и научный прогресс, а совсем даже наоборот - сохранить всё в неприкосновенности!
Эти аргументы я уже приводил Ростовцеву, но, судя по всему, убедить его так и не сумел. И то, что поручик сейчас интересуется моими намерениями – не более чем дань вежливости: он целиком контролирует ситуацию, и помешать ему я не в силах. Можно, конечно, дёрнуть из-за пояса наган и выпустить в Ростовцева весь барабан – но что это изменит? Меня немедленно зарубят, а оценить важность добычи найдётся кому и без него. Тот же корнет Веденякин, или Вревский, получивший в своей Австрии вполне приличное образование. Да и не поднимется у меня рука стрелять в поручика, книги там, или не книги… Не поднимется, и всё - хоть вы меня режьте!
Разрешить эту непростую ситуацию мне помогли, как ни странно, французы. Точнее, поляки: посланный вперёд разъезд обнаружил медленно ползущий со стороны Вязьмы эскадрон улан Великого Герцогства Варшавского. Гусары при этом сумели остаться незамеченными: понаблюдав некоторое время за поляками, они лесом обогнали их, догнали нашу колонну - и доложили Ростовцеву о новой опасности.
«Похоже, ваша взяла, Никита Витальич… - покачал головой поручик. - С фурами, гружёными книгами нам от поляков не уйти, да и времени наваливать книги обратно на повозки нет совершенно. И бой принимать нельзя, хотя бы и из засады. Эскадрон улан – это серьёзно, нам против такого врага нипочём не выстоять. Палите, чего уж там - только поскорее, ради Бога, а то провозитесь - и дождёмся поляков на свою голову…
И отошёл, не забыв сунуть в ташку учебник истории. Я, было, хотел напомнить, что и его надо бы сжечь, как и все прочие – но не решился. Откажет наверняка, тут и к гадалке не ходи…
Если кто не знает – книги, особенно сваленные в кучу, и уж тем более, увязанные в стопки, горят неважно. Пришлось торопливо разрезать бечёвки, отдирать переплёты - Пушкин, Тургенев, жёлтые большие тома «Детской Энциклопедии», Дюма, полные собрания сочинений Ленина и Маркса с Энгельсом… Сердце потомственного интеллигента обливалось кровью, вся натура вопила – «что ты делаешь, немедленно прекрати!» - а руки, тем временем, рвали, потрошили, поливали образовавшуюся груду солярой и керосином… Я чувствовал себя не просто вандалом – палачом Святой Инквизиции, предающим огню еретические фолианты; штурмовиком–коричневорубашечником с нацистским значком на лацкане, сжигающим на площади сочинения Гейне и Томаса Манна…
Солярка вспыхнула чадно, дымно, и мы с Прокопычем и Рафиком (он всё понял, не возразил ни слова и только поглядывал на меня встревоженно) бегали вокруг костра, ворошили тлеющие книги жердями. Ростовцев наблюдал, не вмешиваясь – физиономия у него была не слишком-то весёлой. Потом поручик отдал приказ «все по коням! Стройсь!» - и мы поскакали назад. Предстояло ещё решить, что делать со зданием клуба. Там оставалось достаточно всякого, что никак не должно попасть в руки неприятеля - и решение, увы, было очевидно и мне и Ростовцеву…
Но – обошлось. Оставленный на месте нападения на обоз казачий разъезд догнал нас спустя четверть часа. Разведчики доложили, что поляки осмотрели брошенные повозки (лошадей, включая обозных, казачки предусмотрительно увели), побродили вокруг догорающего костра, но тушить его не пытались – видимо, книги, да ещё и на русском языке, жолнежей не заинтересовали. Пошарили по кустам, выудили оттуда с полдюжины обозных солдат, сумевших удрать от казачков, избежав, таким образом, плена. Потом сложили на одну из повозок тела убитых французов – и отправились восвояси, не удосужившись даже выслать дальше по просёлку разведку. Что ж, нам же меньше хлопот…
До поляны с ДК мы добрались не так быстро – сдерживали обозные фуры с трофеями и плетущиеся пешком пленные. Я ехал впереди рядом с Ростовцевым – и одновременно с ним увидел во дворе клуба орава крестьян, вооружённых разнообразным дрекольем и «пердунок» - из кабины его высунулся механизатор, рядом с ним стояла, разглядывая на въезжающих во двор, гусар, тётя Даша.
«…слава Богу, живы!..»
Разговор с будищевским старостой, возглавившим крестьян, не затянулся. Высокие договаривающиеся стороны предпочли обойти недавние разногласия – поручик не стал поминать старосте попытку неповиновения, Антип же, в свою очередь, обошёлся без упрёков типа «баре сбежали, а нас бросили супостатам на съедение». По команде поручика кавалеристы спешились, стали привязывать лошадей у импровизированной коновязи на заднем дворе, где считанные часы назад стояли конноегерские кони. Казачки заводили с крестьянами разговоры – как водится, насмешливо, свысока: «куды вам, лапотным, супротив хранцуза? На печи сидите, покеда мы его побьем!» Крестьяне вяло отбрёхивались – вилы, конечно, вилами, а спорить с весёлыми, разгорячёнными после удачного дела донцами как-то не с руки. Запросто можно и в рожу схлопотать.
Ростовцев же, отдав распоряжение варить обед и устраиваться на отдых, уединился в ДК с Антипом и хорунжим, командовавшим казачками для обстоятельной, подробной беседы. А я, покуда шли переговоры, успел пообщаться с тётей Дашей и узнал от неё все новости. Погоревал о безвременно скончавшемся «альпинисте» Лёхе, выслушал прогнозы насчёт состояния Гены – вообще-то вполне благоприятные, медсестричка Людочка сумела и рану очистить, и пулю извлечь, и укол антибиотика сделала, как полагается. Сделал себе заметку в памяти – сказать казачкам о беглом комсомольском вожаке Диме. Без знания местности, без куска хлеба в кармане далеко он уйти не мог – а значит, рано или поздно либо объявится в одной из окрестных деревень, либо попадётся тем же французам. Если, конечно, не сгинет в болоте, как пророчил староста Антип. Вполне реальный вариант – болота здесь глухие, непролазные, и безопасные тропы через них известны только местным…
Не очень-то мне нравилась эта затея – в конце концов, я должен не допускать вмешательство, а не поощрять его – но ясно было, что удержать впавшего в изобретательский раж механизатора можно, только пристрелив.
Примерно через час на дворе появился Ростовцев – от бравого гусара явственно тянуло сивухой. Ну конечно, обмыть заключённое соглашение – это дело святое. Они со старостой Антипом сошлись на том, что вместе бить супостата будет сподручнее, особенно с учётом того, что будищевцам эти места родные, знают тут каждую тропку. В качестве базы для объединённого партизанского отряда решено было избрать ДК. А что? Места достаточно, и для более крупного отряда, а расположение таково, что действуя вдоль просёлков, можно держать под наблюдением и Смоленскую дорогу, и окрестности Вязьмы и Царёва-Займища, где уже вовсю шастают неприятельские фуражиры.
Заодно поручик объявил о ближайших планах. Хорунжий со своей полусотней остаётся здесь, имея задачей наблюдать за Смоленским трактом, попутно обучая воинскому делу будищевских крестьян. Для их вооружения Ростовцев оставил всё трофейное оружие – сабли, карабины, пистоли, мушкеты обозников. Антип сам не свой от радости: «Удружил, барин, теперь ужо мы им покажем, где раки зимуют!..»
Поручик же во главе сумцев собирался вернуться к русской армии – наслушавшись от меня о предстоящем генеральном сражении, он теперь рвался в бой. Напрасно я убеждал его, что время уже упущено - до Бородина шестьдесят вёрст, полный дневной переход для кавалерии, а ведь идти по большому шляху не получится. Придётся искать пути в обход французской армии, которая заняла обе Смоленские дороги и рассылает вокруг разъезды, встреча с которыми не судит маленькому отряду ничего хорошего.
«Плохо ты знаешь гусар, Никита Витальич! – с усмешкой отвечал на мои доводы поручик. – Мы, ежели надо, в любую дырку без мыла пролезем - а уж когда такое славное дело предстоит… Даже не думай сомневаться, поспеем к сроку!»
Но – утро вечера, как известно, мудренее. Люди и лошади вымотались, и Ростовцев принял решение заночевать в ДК, с тем, чтобы наутро, ещё затемно, отправиться в путь.