Зажмурившийся Сергей Шанкин прижал лоб к холодному стеклу и сосредоточился на звуках — этот нехитрый приём успокаивал безотказно, но сейчас голова плыла от нарастающей паники и звенело в ушах. Профессор Калюжный снова поправил очки и негромко кашлянул, а потом заговорил, стараясь совладать с дрожащим голосом:
— Серёжа, ну что ты, не надо так. Мы ведь даже не знаем толком, чего нам бояться.
Рассказ "Весенняя жатва" (21)... (назад к 20)
— Думаешь, меня это успокаивает? — Сергей оторвался от окна между секциями разного уровня защиты и с тревогой всмотрелся в череду боксов с подопечными. Большинство женщин просто спали, но самые стойкие упорно бодрствовали и чаще всего сидели на кроватях, обхватив колени руками и слепо таращась на зеркальную перегородку.
— На самом деле нам всем дико повезло, что ты был так близок к нулевому объекту. Понимаешь, какое это чудо? В противном случае Москва сейчас напоминала бы безумное Лукоморье или даже похуже, а ведь мы всё ещё сохраняем надежду. И это исключительно благодаря тебе, так что ты не имеешь права сдаться. Только не ты.
— Ты правда веришь, что надежда ещё есть? Если отбросить условности и звания?
— Серёжа, я всегда буду надеяться. До самого последнего человека на планете. И тебя призываю к этому. Когда та девочка возникла из ниоткуда, перемазанная в земле и увитая живыми кореньями, вспомни, что ребята сперва увидели в ней человека. Не монстра, не страшное чудище, а просто маленькую девочку, попавшую в беду.
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
— Думаешь, нам это зачтётся? — горько усмехнулся Шанкин. — Вот уж сомневаюсь. Опять же, к чему это привело? Мы её упустили. И вовсе не факт, что процесс можно обратить вспять.
— Но оно пока не атакует, а довольно мирно сосуществует с нами.
— Но что будет, когда эти дети родятся? Когда наберётся критическая масса изменённых людей? Учитывая мою ситуацию, иногда вообще не хочется узнавать.
— Ты не виноват.
— В чём именно я не виноват? Что позволил себе увлечься одной из главных подозреваемых? Что расслабился настолько, что у нас ожидается счастливое прибавление в фальшивом семействе? Да я виноват на сто процентов.
— Я бы не использовал термин «фальшивый». Оно привязано к тебе, а это наш шанс. Эмоции носителя вполне человеческие, она даже не догадывается, что происходит, но ведь оно обучается, не так ли? А там, чем чёрт ни шутит, возможно, мы и найдём общий язык.
— Я так себе тренажёр по обучению человечности, тот же Горчаков подошёл бы куда лучше, он весь такой… правильный. Нормальный. Я бы его в учебники внёс для калибровки.
— Совсем напротив. Ты с самого начала знал, что бедная женщина связана с нулевым объектом, но сумел преодолеть неприязнь, так ведь? Да, Серёжа, ты ошибся, но ведь мы и не догадывались, насколько оно влияет на поведение.
— От этого как-то не легче.
Калюжный с тайной гордостью посмотрел на поникшего Сергея и ласково продолжил увещевания:
— Мальчик мой, ты повторяешься. Не позволяй эмоциям сбить тебя с курса.
— Да я не об этом. Ну а если мы не найдём его слабое место, то дальше что? Выжжем напалмом всех носителей? Включая моего собственного, ещё не рождённого ребёнка? Не уверен, что готов к столь выдающимся подвигам, что бы там ни считали наверху.
— Давай исходить из того, что их можно вернуть, хорошо? Ты же видел, как оно маскируется и притворяется человеком? Либо оно по природе близко к нам, либо отчаянно жаждет быть идеально похожим. В любом случае, имитация включает в себя и копирование человеческих недостатков, а это значит, что мы можем использовать их. Втереться в доверие и сыграть на базовых инстинктах. Заманить в ловушку.
— Иногда мне реально кажется, что подопытные здесь мы, а не оно. Как тебе такая версия? Оно изучает нас и строит поведенческие модели, этакий большой полигон для проверки типовых реакций. Друг? Враг? Родитель? В ассортименте. И смеётся над нашими жалкими потугами разобраться с расшалившейся стихией.
— Нет, Серёжа, это не стихия. Это существо, которое хочет общаться с людьми. Пока только не очень ясно, чего оно добивается.
