Начало можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3 и часть 4.
Олегу снился приятный сон, незнакомка улыбалась ему очаровательной улыбкой, они о чём-то беседовали, её глаза лучились загадочным светом. Она подошла ближе… и прижалась к его груди. Наклонила голову, будто пыталась заглянуть в лицо снизу-вверх и… поцеловала влажными губами… Он почувствовал, что… грудную клетку сдавливает и открыл глаза.
Арахис упирался лапами в плечо и ещё раз лизнул нового хозяина, хоть и временного, в щеку и нос. Олег чертыхнулся, чихнул и кубарем скатился с дивана. Мда… опять ранняя побудка – пса надо выводить. Вскоре они уже мирно трусили по улице, погруженной в сумерки. Прохожих не было, морозный воздух пробирался во все щели, и мужчина поглубже надвинул капюшон.
– Давай, Арахис, делай свои дела и домой. Сегодня суббота, я бы ещё вздремнул с удовольствием.
А что если заглянуть на ту улицу? Ну, просто ещё раз убедиться, что там ничего необычного. Хотя… уборщица в салоне-парикмахерской действительно странная. Как она зыркнула на мастера, когда та хотела что-то сказать про парики. Что там с этими париками, почему они особенные?
Он и не заметил, а они уже шли вдоль той самой дороги, что вела к необычному месту. Миновали магазин продуктов, салон оптики, почту… В продуктовом он был перед тем, как ходил стричься. А вот остальные учреждения, они работают? Вся улица казалась какой-то… неживой что ли.
Сегодня Арахис вёл себя совершенно спокойно. Шествовал впереди, как воспитанный пёс, не притормаживая и не убегая. Олег издалека увидел знакомые окна. Болванки на подоконнике грудились бесформенной кучей. Помещение снова выглядело полузаброшенным. И только от разбитого крыльца тянулись еле заметные следы. Человек и собака не спеша приблизились к двери.
Олег оглянулся – улица была пустынна – ни людей, ни машин. Но отчего-то казалось, что за ними наблюдают. Собака же вела себя обычно. Арахис успел пометить кустик и теперь рыл лапами снег.
– Фу, чего ты там нашёл, идём отсюда!
Пёс не реагировал, продолжая своё занятие. Наконец, мужчина потянул сильнее поводок и заметил, что к собачьей лапе прицепилось что-то тёмное. Лохмотья при ближайшем рассмотрении оказались похожи на… пук волос, слегка подпаленных. Олег наклонился над тем местом, что привлекло внимание пса – весь снег на дне сугроба был седовато-чёрным. Здесь что-то сжигали, а потом зарыли в снег?
А это что у нас? Олег наклонился и поднял блеснувшую пепельных хлопьях вещицу. Серьга. Камень интересной обработки переливался в ладони синевато-пурпурными гранями, изящная оправа была с виду неброской. Мужчина сунул украшение в карман. Разберёмся. Кстати, неплохо бы сегодня зайти на работу. Ведь появились мысли насчёт декора столешницы.
Человек и пёс быстро пересекли улицу и отправились к дому. Спать почему-то расхотелось. То ли надышался воздухом, то ли загорелось воплотить идеи в работе с камнем…
Вторая половина прошлого века
Ариадна, покидая здание, где проводился конкурс парикмахерского искусства, и ускользая от всеобщего внимания, не могла знать, да и не замечала, что за её спиной происходил интересный разговор.
– Только посмотрите на неё, – заметила пренебрежительно Галочка, глядя в удаляющуюся спину победительницы. – Нет, девочки, я всё понимаю, но вы видели, в каких туфлях она вышла на сцену?! Могла бы для конкурса надеть что-то поприличнее. Я бы на её месте даже постеснялась…
– Вот именно, – прервала монолог староста Зина. – Именно, Галя, что не ты на её месте оказалась, тебе и обидно. Откуда столько злобы? Рина совершенно заслуженно получила награду. Надо радоваться за сокурсницу, а ты сплетничаешь за глаза. Стыдно, Галина…
Галочка фыркнула и отвернулась, продолжая цедить сквозь зубы короткие реплики. Ближайшие подруги смотрели ей в рот, кивая, другие не соглашались – разгорелась нешуточная дискуссия.
– Самой-то тебе помогли туфли на каблуках? – не отставала староста. – Вижу, еле стоишь на ногах – поди мозоли натерла, дома будешь лежать и плакать. Да и потом, у Ариадны ни ножниц импортных не было, как у тебя, ни лака заграничного. А она справилась!
– А ты, Зина не завидуй. Да, папа привёз мне лак, инструменты из командировки. Это что, преступление? Мастер настоящий должен быть э-ки-пи-ро-ван, – произнесла она по слогам, и все вокруг принялись смеяться.
– Девочки, тише! А ведь Зина права, – присоединилась к полемике Лена – высокая светловолосая девушка из другой группы. – Я рядом с вашей Ариадной работала. Ей и вправду «колдовать» пришлось из подручных средств – так я ахнула, как она ловко укладку сделала женщине, у которой волосы, как пух, разлетались. А потом ожог этот…
– Какой ещё ожог? – разом воскликнуло несколько голосов.
– Не знаю, как это случилось, я же своей клиенткой занималась, но только щипцы у вашей Ариадны оплавились, запах пошёл. Она даже вскрикнула, когда рукой задела.
– Быть не может, чтобы на конкурс испорченное оборудование предоставили, – возмутилась Зинаида. – Я обязательно вопрос на комсомольском собрании поставлю.
– Могли и испортить, – заметила Елена. – Из зависти, – и, бросив взгляд на Галю, отправилась к выходу. Вокруг воцарилась тишина.
***
Меж тем в коммунальной квартирке, где проживали Ариадна и её мать, продолжалось застолье. К хозяевам и соседкам присоединилась вскоре мамина подруга – тётя Света. Мама не только успела сбегать за продуктами, но на обратном пути заглянула в клуб через дорогу – там на вахте был телефон. Ей позволили сделать звонок «по срочному делу». Правда, из сбивчивого монолога тётя Света мало что поняла, но примчалась к подруге домой.
Когда подняли рюмки, все молча уставились на хозяйку, и та не стала более держать интригу. Гордо вскинув голову и немного наклонив её вбок, как обычно делают офицеры на параде, мама просто объявила: «Вот!», – и торжественно обвела собравшихся дипломом в тяжёлой деревянной раме.
Стоит ли говорить, что все ахнули, переведя взгляды теперь уже на Ариадну, так, что той пришлось зардеться и опустить ресницы. А тётя Света, знавшая девочку ещё в пелёнках, украдкой смахнула слезу.
Тут надо сделать небольшое отступление. Дело в том, что мама не баловала дочку ласковым словом, да и сентиментальность вообще была у них не принята. Шура, Александра Семеновна, многое пережила и выработала собственные убеждения, которых неукоснительно придерживалась. В частности, она полагала, что ребенка следует растить в строгости, а нежности сформируют в нём неуверенность, мечтательность, а, самое главное, излишнюю доверчивость к людям. Этого она допустить не могла.
Вот как её саму родители воспитали? Возможности у них были скромные. Да чего там, жили трудно. Но дочку – её, Шурочку, баловали, души в ней не чаяли. Так и росла она нежным цветком в уверенности, что вокруг только добрые, как её мама с папой. А потом война, родители ушли рано. Сколько она помыкалась… Ладно, в техникум поступила – и общежитие, и питание. Работа, конечно, тяжёлая, но ведь комнату дали – всё честь по чести.
Когда с Сергеем познакомились, она такая счастливая была, наивная… Он командированный – прибыл для переоборудования цеха, мужчин мало, весь женский пол на заводе на него внимание обратил. А он её выбрал.
Как у них закрутилось всё, быстро, она и не помнила. Но отчего-то доверилась – глазам его, голосу. Высокий, культурный. А стихи какие читал… Когда рассказывал про металлопокрытия – тут все заслушивались, будто песню пел. Два месяца работал, командировка кончилась, и укатил в Москву свою.
Что она с ребёнком осталась, не сразу поняла. Испугалась сначала, не без того. Да ещё девки заводские подначивали: «Шурка-то, не смотрите, что тихоня, зря времени не теряла». Другие ободряли: «Ничего, девочка, это хорошо – мужа трудно теперь найти, зато с дитём будешь».
И страшно было – родных-то никого, только брат двоюродный в другом городе – дальняя родня. И обидно – друг сердечный ни разу не написал, никакой весточки. А она каждый день в ящик заглядывала – вдруг письмо? У дежурного на заводе всё выспрашивала, не звонил ли ей кто из Москвы. Тот потешался: «Ты, Шура, директор завода или главный инженер, чтобы тебе звонили?».
Дочка родилась, а она всё ждала, что приедет. Долго не записывала, имя не выбирала – вдруг отцу не понравится. Потом уже поняла, что напрасно. Тогда и решила, что дочь будут звать так, как никого не зовут. Вспомнила, что Сергей рассказывал ей легенды какие-то, греческие что ли. И там девушка по имени Ариадна возлюбленному клубок вручила, вот он по этой нити и нашёл обратный путь. А что – красиво! Пусть и её дочь носит это имя – звучное, солидное, строгое.
И никаких сюсюканий, чтобы росла смышлёной, сдержанной. Соседкам, подругам строго-настрого запретила тетёшкать, тискать чрезмерно, называть ласково – Аришечкой. Только Ариадной или Риной в крайнем случае. Те, конечно, пока мать не видела, старались пригреть малышку, чмокнуть лишний разок, а саму Александру осуждали. Но та никого не слушала: мол, знаю, что делаю.
Так и росла Ариадна – с матерью, но без ласки. Шура будто держала дочь на расстоянии. А та особых хлопот не доставляла – чего попусту капризничать, плакать, если всё равно никакого внимания. Наоборот, сама старалась матери угодить, чтобы хоть скупую похвалу услышать.
Подростком стала замыкаться – уткнётся в книгу или в окно и молчит. А что остаётся… Нет, маму она очень любила, радовалась её улыбке редкой, как в хмурую дождливую неделю радуются пробившемуся сквозь тучи солнечному лучу. Ещё и одергивала, если кто против матери слово скажет. Так и махнули все рукой: ну их, этих Николаевых, пусть сами разбираются.
Ариадна мать жалела – вечно уставшая, руки в ожогах от работы, круги под глазами. Ей бы причёску, как у артисток, она красавицей станет, не хуже других. Училась девочка средне – с уроками некому было помогать. Хотя толковая, да и рисовала хорошо. И причёсками увлеклась, пожелав стать парикмахером. Мать не отговаривала – всё лучше, чем на предприятии спину гнуть. Да и радостнее, светлее как-то труд. Вот и подали документы в училище.
Теперь же, когда дочь получила диплом на конкурсе, Александра торжествовала – сбылось! Не зря всё, Ариадна станет большим мастером, к ней ещё очередь на запись выстроится. А, может, и знаменитым актрисам будет волосы укладывать.
Наше время
Наскоро позавтракав и накормив спаниеля, Олег поехал в мастерскую. Лев Драгославич сидел за своим столом в привычной позе, будто никуда не уходил с пятницы.
Молодой резчик, нежданному появлению которого шеф обрадовался, тут же поделился своими соображениями по поводу важного заказа и услышал в ответ: толково. Это было настоящей похвалой.
Когда же он склонился над работой, проводя пальцами по камню и прикидывая, как пойдёт изгиб резьбы, Олег вдруг вспомнил о найденной серьге. Он снял с вешалки куртку и отыскал в кармане украшение. Протянул хозяину мастерской:
– Вот, гулял с собакой и нашёл в снегу безделицу. Не взглянете?
Драгославич спустил очочки на кончик носа и взяв двумя пальцами серёжку, поднёс её к глазам. Моргнул, хмыкнул, почесал переносицу, вооружился лупой и уставился на Олега:
– Безделицу, молодой человек? Где Вы это взяли?
Олег ещё раз повторил свой рассказ и подтвердил, что в снегу.
– Знаете ли Вы, что этот камень – редкая шпинель! Оправа тоже достойна внимания. Жаль она немного повреждена, тут требуется ювелир. Сейчас посмотрим, – мастер глиптики аккуратно вынул камень из оправы и поцокал языком. – Да, я не ошибся – шпинель, которая меняет цвет. Видите? Я таких давно не встречал.
Он поворачивал находку так и эдак, и каждый раз камень удивлял, сверкнув гранями – синева сменялась голубизной, потом минерал мерцал сиреневым отливом и, наконец, розовым свечением.
– Известно ли Вам, что этот драгоценный камень в своё время впервые описал знаменитый Марко Поло – путешественник, уроженец Венеции, – Лев Драгославич поправил очки и откашлялся, словно собирался прочесть по меньшей мере лекцию. – Ошибочно его принимали за рубин, вот и в короне российских царей сверкали именно шпинели.
Молодой резчик услышал, что шеф повидал и ярко-красную, и фиолетовую, и зелёную шпинель, а вот камень, таящий в себе несколько оттенков, встретил до этого всего раз, да и то в далёкой молодости. Кто же мог рядом с неприметной парикмахерской обронить такое украшение, да ещё в куче пепла…
– А где же пара?
Олег вынырнул из спутанных мыслей, услышав голос хозяина.
– Не знаю, там была одна серьга – наверное, замочек расстегнулся, вот и соскользнула в снег, – пожал он плечами и вновь склонился над столом – ему не терпелось начать работу, массивный камень – оникс – глубокого молочного цвета с золотым отливом словно манил замысловатым природным рисунком.
Именно в этот день Олег вдруг ясно представил, как будет выглядеть в солидном офисе богатая ониксовая столешница – та, к созданию которой и он приложит свои умения.
Продолжение.