За годы они пред алтарём не предстали,
Но парой являлись и все это знали.
Володя был щедрый, но авторитарный,
За Юлей приглядывал он непрестанно.
И Юля, устав от опеки подобной,
Узнала о клубах для женщин свободных.
Один обещал клуб защиту для дам,
Чей муж мог сказать «я тебе ща задам».
Другой клуб сугубо территориальный –
Для местных, живущих здесь постоянно.
В них Юлю внимательно так оглядели,
Но сразу брать в члены не захотели.
Меж тем про желание Юли стать клубной
Владимир узнал и стал крайне угрюмый.
Он в курсе, что в этих организациях
Выдумывают разные инсинуации.
Мол с тех самых пор, как Союз развалился,
Владимир с сим фактом совсем не смирился.
И вольные клубы для вольных людей
Не любит Владимир – становится злей.
Об этом он Юле прямо сказал
И про членство забыть также ей наказал.
Напомнил, что повода нет никакого
Юле бояться мужа родного.
Напомнил он ей, что за клубною дверью
Множество ходит про него суеверий.
Хотя с нулевых годов сего века
В себе он лелеял демократичного человека.
Но не присушилась Юля к словам,
Ей показалось, что Владимир тиран.
Мол, если любит, то должен пускать
Туда, где ей хочется так побывать.
И хотя приглашения не получала,
Но лишь о членстве бедняжка мечтала.
И стала тихонько писать заявленья,
Чтоб изменилось клубное мненье.
Владимир всё видел и переживал.
С одной стороны, он ей всё уж сказал,
С другой – ну нельзя же ей запрещать
Письма писать и куда-то их слать.
Много случалось у них разговоров,
И Юля устала от всех этих споров.
Уже порвала она все заявленья,
Но тут из клубов пришло извещенье.
В нём прочитала она информацию,
Что клубы узнали всю ситуацию:
Что муж совершил акт тирании,
Когда убедил свернуть с клубной линии.
И дамы вдруг к Юле все воспылали:
Большую поддержку ей обещали,
Коробку печенья прислали и биту,
Чтобы Владимиром была не побита.
Наевшись печенья и вооружённая
Юлия встретила мужа законного.
«Я очень люблю тебя, мой дорогой,
Но жить мы не можем как пара с тобой.
Нет, я не хочу от тебя уезжать,
Но и в кровати не будем мы спать.
Квартиру разделим на две равных части,
И назовём это народовластие».
Владимир не знал, как санузел делить,
Ну и решил в нём замочек сменить.
А остальное они поделили,
Вот только с детьми как быть не решили.
Двое детей жить с папой хотели,
В маминых клубах бы не преуспели.
Ведь в заведеньях для женщин свободных
Иметь сыновей-шалопаев не модно.
Но отбирать пацанов у их мамы
Владимир считал совсем не гуманным.
С Юлей, обиженной, что нет санузла,
Он про мальчишек говорил года два.
Решили они, что Юля не грубо,
Не бросая попыток стать членом клубов,
С детишками восстановит общенье
Изменит сложившееся отношенье.
Шли годы, Юля в клуб не вступала,
И пацанам этим нервы трепала.
Мол, из-за вас таких хулиганов
Я для свободных дам нежеланна.
Владимир всё видел и хмур был как туча,
Детей он поддерживал, но мог бы и лучше.
Считал он, что Юля о них забывает,
Своими придирками их обижает.
И вот в феврале он не выдержал боле,
Что дамы из клубов чушь о нём порят.
«Четырнадцать лет обзывайте тираном.
Ну что же, давайте я им и стану!».
Воскликнув это, детей отобрал,
А Юле пощёчину, не выдержав, дал.
Дамы из клубов кричат: «Так и знали,
Его видно волки в норе воспитали!
На женщину руку поднял негодяй,
Тебе мы припомним сие, так и знай!».
Разные санкции они объявили,
Но Юлю в ряды свои не пустили.
Так вот разрушилась эта семья,
Из-за советов черна воронья.
Но, может быть, чудо случится,
И пара прекрасная вновь помирится?
Не знает никто событий дальнейших,
Но существует закон предревнейший.
И подойдёт для событий он новых:
Худой даже мир милей доброй ссоры.