Ольга вошла в кабинет своего шефа Глеба Романовича и услышала конец какой-то незнакомой ей песни: «Я снова самая счастливая, но только без тебя. Я снова самая любимая, но только не твоя. Прости, но ты сам отпустил меня…» Музыка закончилась, а Глеб Романович продолжал сидеть, закрыв глаза, и не шевелился. «Уснул что ли?». – Думала Ольга. За два года работы со своим шефом она так и не смогла его понять, найти к нему подход и ни разу не угадала, в каком он настроении, чего хочет на деле. Глеб Романович Горин был тридцатидевятилетним мужчиной – привлекательным шатеном со слегка волнистыми волосами до плеч, всегда модно одетым, пахнущим дорогим парфюмом, не женатым, богатым, успешным по современным и числящимся завидным холостяком в женском коллективе компании «Акил Фрост». Как руководителя Горина обожали все: в меру жесткий, справедливый, щедрый на премии и подарки своим подчиненным. Но Глеб Романович оставался для всех загадкой, как человек, своей молчаливой угрюмостью и проницательным, как бы оценивающим, взглядом каре-зелёных глаз.
– Долго ты меня ещё разглядывать собираешься, Олюшка? – Неожиданно заговорил шеф с Ольгой и оценивающе, как всегда, посмотрел на неё. Оля съёжилась под привычно холодным взглядом, чувствуя себя словно обнажённой.
– Пппп…простите, Глеб Романович, не решалась вас беспокоить, думала, вы спите.
– Что же ты так боишься то меня, Оля. Я же не чёрт какой-то, а всего лишь твой начальник. Ладно, с чем пришла, выкладывай. Что с корпоративом? Всё готово?
– Вот как раз по этому поводу и пришла. Всё готово к празднованию, осталось только выбрать звёзд, которые будут петь, и ведущего на корпоратив. – Ольга многозначительно замолчала.
– Ииии? От меня ты что хочешь услышать? Решай сама. Бюджет не ограничен, ты же знаешь. Шутка ли – десять лет нашему «Акил Фросту».
– Но я полагаюсь и на ваши вкусовые предпочтения. Сейчас, например, в тренде Киркоров, Анна Асти, Ваня Дмитриенко, Зиверт, Баста. Мне дальше перечислять? Глеб Романович, вы хоть кого-то из современных исполнителей знаете?
– Ольга, последний твой вопрос бестактный, я не такой старый, прошу заметить. Киркорова так я точно знаю. И да, я в курсе музыкальных новинок. Ужасно, конечно, всё, что сейчас слушают. Но о вкусах не спорят. Ты бы сама вживую кого хотела послушать? А коллектив что говорит? Вы же явно уже в курилке всё обсудили между собой про корпоратив.
– Ой, надеюсь, вы нас не подслушивали, мы и вас обсуждали. Не то говорю, простите. На самом деле почти все хотят и ведущего, и поющую звезду на корпоратив Алексея Воробьёва.
– Воробьёв, так Воробьёв. У меня он не вызывает неприятия, поэтому договорились, пусть почирикает. Но я для себя хочу тоже, чтобы ты заказала певицу Ликандру.
– Какую певицу? Что за Ликандра? Я ни разу о ней не слышала.
– Эх, молодёжь. Всякую лобуду вы слушаете, а достойных исполнителей и не знаете. Я дам тебе номер концертного директора Ликандры, договорись о выступлении, пусть споёт хотя бы три песни. А теперь ступай и никого ко мне не пускай до конца рабочего дня.
– Будет сделано, шеф.
Лика крайне не хотела ехать выступать на этот корпоратив. Но сулили хороший гонорар, а ей бы сейчас тысяч двести были как нельзя кстати. Едва переступив порог шикарного ресторана, она наткнулась на толпу наряженных девушек, одна краше другой. «Сотрудницы». – Поняла Ликандра. Но то, что стало доноситься до её слуха, отнюдь не порадовало. Говорили о ней и довольно нелицеприятно. «И кто эта Ликандра такая? Почему шеф велел её пригласить на корпоратив? Вот странный. Мог бы для себя любую модную сексуальную певицу пригласить, хотя бы для здоровья, а то так совсем иссохнет без женской ласки. А ты думаешь, что певицы за деньги с мужиками спят? Конечно, откуда ещё у них деньги на всякие Мальдивы? Ужас какой! Не будь ханжой, мы живём в двадцать первом веке, это нормально. Оля, а ты послушала хоть одну песню таинственной Ликандры? Неа, мне кажется, это та певица, под которую Романо́вич иногда спит. Как спит? Ну не спит, а сидит, закрыв глаза, и релаксирует. Я часто его таким нахожу расслабленным, и каждый раз он слушает какую-то заунывную певицу. От её песен хочется выпить и выть на луну…»
Девушки говорили и говорили дальше что-то ещё про Лику, перекрикивая друг друга, но она уже шла прочь от них и старалась не слушать. На глаза навернулись слёзы… Ей двадцать восемь лет, у подруг уже мужья, дети, или в конце концов собственный бизнес имеется. А чем она может похвастаться? Тем, что развлекает таких вот завистливых барышень навеселе или неудовлетворенных мужланов, которые при каждом её выступлении норовят то шлёпнуть, то ущипнуть, а то и затащить в постель? Она бы так и бежала по коридору ресторана всё дальше и ближе к выходу, но её резко одёрнул кто-то за руку.
– Лика, стой, куда же ты? – Сорвался на крик мужчина в карнавальной маске, в тёмном освещении коридора Ликандра не могла разглядеть незнакомца, только отметила про себя, что у него по плечам разбросаны беспорядочно волнистые волосы.
– Что за фамильярность, уважаемый? Мы не пили с вами на брудершафт, чтобы быть на ты.
– Простите, простите мне мою вольность. Ликандра, не оставляйте нас, не лишайте возможности услышать ваш чарующий голос. Куда же вы так стремительно убегаете?
– Подальше от зловоний, что вылили на меня через край. Вот чувствовала, что не надо ехать…на ваш дурацкий корпоратив. Вы, кстати, не знаете, кто здесь Романо́вич? Я бы ему всё сказала! Видите ли, он спит мод мои песни!
– Позвольте не согласиться, наш шеф не спит под ваши песни, а расслабляется.
– Мне, по-вашему, сейчас стало легче? Расслабляется… А сотрудницы его меня из-за такой расслабленности разносят в пух и прах. Ваш Романо́вич меня ославил, выставил на посмешище. И как мне теперь петь, вот скажите?
– Пойте пожалуйста, как всегда, искренне и от души.
– Только не надо лести, можно подумать, вы знаете, кто я.
– Ликандра, я знаю вас и уважаю, и все эти модные певички с вами рядом и не стояли. Спойте «Весну», растопите лёд в сердцах сотрудников «Акил Фроста».
– В моём репертуаре нет никакой «Весны», да будет вам известно. Вы явно меня с кем-то перепутали. – Резко бросила Лика.
– Я прекрасно знаком с вашим творчеством, Лика. И «Весна» - ваша самая первая песня.
По спине Лики пробежал холодок. Она растерянно смотрела на незнакомца, который слишком много знал о ней почему-то личного. Абсолютно никто не знал её настоящего и короткого имени Лика. А «Весна» была действительно самой первой песней Лики, но спела она её лишь в стенах звукозаписывающей студии. Лика возненавидела «Весну» и, выйдя после записи на студии, постаралась вообще забыть про эту песню.
– Кто вы такой? Никто никогда не слышал «Весну». Я вычеркнула эту ужасную песню из своей жизни и творчества, вы не могли её слышать.
– Право, не стоило так жестоко поступать со столь проникновенной песней. «Весна» не виновата, что вы отлюбили своё.
– Если бы я отлюбила своё, то как раз без труда смогла петь «Весну». Вообще почему я тут перед вами оправдываюсь, что-то объясняю? Лучше найдите мне вашего Романо́вича, будьте любезны.
– Я был тогда в студии на записи «Весны»… И знаете, глупец тот, кто вас отпустил.
Лика не знала, что и сказать в ответ незнакомцу. Он, сам того не ведая, словно полоснул по живому, вскрыл только зажившую душевную рану, что последние десять лет ныла, кровоточила и не давала Лике жить спокойно.
Незнакомец был тысячу раз прав и про «Весну», и про глупца.
– Вы не знаете, о чём говорите. И не надо ворошить былое. Я так и не оправилась после предательства любимого, и он – далеко не глупый человек, просто хотел быть счастливым, но не со мной. Да, так бывает порой, кого-то мы делаем счастливыми одним своим присутствием, для других же мы – тяжёлый непосильный груз.
– Расскажите, что тогда случилось, вам станет легче. Вы же молчали о своей боли и расставании, ведь так?
Лика тяжело опустилась в стоявшее рядом мягкое бархатное кресло, схватилась руками за голову и заплакала навзрыд.
– Да, я молчала десять лет. Это слишком мучительное нерушимое молчание.
– Что тогда произошло, Лика? Не бойтесь, вашу тайну я унесу с собой. Вы слышали про синдром «вагонного попутчика»? – Незнакомец опустился на колени перед Ликой и бережно взял её за руку.
– Ооо. Это длинная история.
– Я никуда не тороплюсь. Да и вы, кажется, не хотите выступать.
– Хорошо. Я вам расскажу. Сил моих больше нет хранить в душе невысказанную любовь и сожаления о ней.
И Лика вернулась на десять лет назад.
Ей только исполнилось восемнадцать лет. Она училась на втором курсе в Елецком университете И.А. Бунина на учителя музыки. Жизнь текла своим чередом: музыка, сессии, встречи с друзьями и любимая мама Наташа. Наталья работала кассиром в продуктовом магазине и одна растила дочь. Несостоявшийся отец сбежал из Ельца, как только узнал про «внеплановую» беременность и какую-то там ответственность отцовства. Последнее и сыграло свою весомую роль. Лике всегда не хватало отца и сильного мужского плеча, на которое хоть иногда можно опереться. Вот тогда восемнадцатилетней девчонкой она влюбилась впервые и безумно.
Весна распустилась во всей красе, щебетали птицы, всё расцветало, солнце пригревало уже почти по-летнему. Лика с подругами гуляла по улице Мира после занятий в университете. Воздушная, лёгкая, стройная, как всегда неизменно одетая в приталенное изящное платье, коих разных у неё был целый шкаф, и свой любимый весенний лиловый плащ с вышитыми цветами, она пританцовывала в не по моде одетых белых гольфах и чёрных туфельках с ремешком на каблуке-рюмке. Совершенно не современная, словно парящая, с трепетом взмахивала длинными ресницами своих небесно-голубых глаз, робко поправляла длинную косу пшеничных волос и заставляла всех мужчин оборачивать свои головы на себя. В тот день и местный главарь байкеров Гор не удержался, разглядел среди сотни прохожих Лику и, проехав намеренно по луже стремглав мимо девушек на своём байке, обрызгал её любимый плащ и белые гольфы. Лика лишь успела раздосадованно ойкнуть, как Гор притормозил рядом и предложил поехать ей в ближайшую химчистку. Взгляды небесно-голубых и каре-зелёных глаз встретились на миг, и обоих будто ударило разрядом тока. Их чувства оказались на столько сильными и взаимными, что Лика и Гор забыли обо всём на свете. Они перестали видеться с друзьями, каждый ночевать дома, ума лишь хватило Лике и дальше учиться в университете, а Гору работать. Слишком не похожие: взрослый, повидавший немало для своих лет, грубый, жестокий, крупный байкер, и юная, ещё наивная, вдохновенная, нежная, скромная учительница музыки. У них не было ничего общего, их интересы не совпадали, но они безумно и искренне любили друг друга.
– Гор иногда в шутку говорил, что он – моё горе. А я смеялась и отвечала, что он – моя гора и любовь. – Лика уже почти закончила свои путешествия в прошлое.
– Если вы так любили друг друга, и всё у вас было хорошо. Что же могло между вами такое произойти?
– Помните, как в моей «Весне»: весна банальна в своей драме, мы так любили, что остыли, солнце клонится к закату, и мы расстанемся в рассвете?
– Вы…остыли друг от друга?
– Гор остыл. Сначала он несколько раз заводил разговор о том, что я молодая, и у меня всё ещё впереди. Он пытался мне объяснить, что с ним моя жизнь скатится ко дну. Мол, он уже своё пожил, ничего не нажил и мне только сломает жизнь. «Семейная жизнь со мной быстро обрубит твои музыкальные крылышки, ты пожалеешь, что связалась со мной, станешь ненавидеть, я в итоге запью, и мы разведёмся, хорошо, если детей не наделаем!». – как-то мне сказал Гор.
– Как грубо и, может, так бы и было? Или?
– Нет, не было. У Гора была коммерческая жилка, он собирался открыть свой бизнес. И я была уверена в успехе его начинания. Да, любимый, был мудр, дипломатичен и трезво амбициозен.
– Ваши показания как-то не сходятся тогда.
– Вот и я ничего не понимала. Гор будто хотел, чтобы я с ним рассталась. Но можно было просто об этом сказать. Не знаю, то ли он считал меня глупее и морально слабее, чем я была на самом деле, и жалел, скрывая правду. Но я бы и тогда, и сейчас предпочла услышать от Гора правду глаза в глаза. А не застать его так, словно на месте преступления. Мне ведь казалось…наивно, видимо, что у нас всё, как вы заметили, хорошо, и это навсегда. Мы должны были вместе праздновать 1 мая и весь день провести вдвоём. С самого утра я не могла дозвониться до него и начала нервничать, а мне нельзя было переживать. И я поехала к нему домой.
– Лика, а почему вам нельзя было нервничать? Странно так это сказали.
– Беременность протекала тяжело, всегда была угроза выкидыша. Но это уже совсем личное, не стоило вам говорить. – Что с вами? – Незнакомец стукнул кулаком по стене и схватился за шею, стал расстегивать верхние пуговицы рубашки, отчего Лика заволновалась.
– Простите, здесь стало душно. Продолжайте. Так у вас есть ребёнок? В прессе об этом ни слова.
– Я позвонила в дверь, Гор не открыл. Я дёрнула за ручку, и дверь открылась. А дальше, как в тумане: Гор в постели ласкал другую и клялся ей в любви. Он даже не стал отпираться и говорить банально «ты всё неправильно поняла», наоборот, обрадовался. «Теперь ты всё знаешь. Я давно тебя не люблю и счастлив с Мариной, мы с ней подали заявление в загс.». – отрапортовало моё горе. Я бросила на Марину взгляд: грузная, зрелая, даже показалось, она старше Гора, вульгарно накрашена, с немодной уже тогда химической завивкой волос, будто из музыкального клипа девяностых годов. Но Гор выбрал и полюбил её…такую. А дальше я бежала, бежала, бежала, выбежала из подъезда, и меня сбила машина. Очнулась уже в больнице на третий день. Рядом сидела мама и держала меня за руку, такая уставшая, с синяками под глазами, видно было, что она всё это время провела со мной в больнице и выплакала много слёз. Осознание произошедшего дошло до меня не сразу, я не понимала до конца, что случилось. Пока в палату не вошёл врач и не произнёс с холодом: «Вас мы спасли чудом, а сына вы потеряли. Сожалеем, но вас слишком поздно к нам привезли, мы сделали всё, что смогли. Вы больше не сможете иметь детей.» Так закончилась навсегда весна в моей жизни.
– Гор ведь не знал, что вы беременны?
– Нет, я как раз собиралась порадовать любимого 1 мая. Небеса за нас решили всё иначе. Всё так, как быть должно. Надеюсь, Гор счастлив, любит и любим.
– Вы так спокойно обо всём говорите? Я не представляю, как вы пережили такое предательство, потерю.
– Кто вам сказал, что я пережила? Я выжила и теперь, как могу, существую…без детей, без любви и, развлекая ваших подвыпивших коллег. Где уже именитый Романо́вич? Я спою ему «Весну».
– Ликандра, зачем вам это? Я сказал про «Весну», не зная предыстории. У вас есть другие замечательные песни, не бередите свои душевные раны.
– Ооо, да вы впервые обратились ко мне не по имени. К слову, благодарю, что побыли моим «вагонным попутчиком». Мне действительно стало намного легче. А если и захотите, вы можете даже продать мою историю какой-нибудь жёлтой газетенке. Чёрный пиар, пожалуй, и мне не повредит. Зовите сюда Романо́вича.
– Что же, следуйте за мной.
Лика шла следом за незнакомцем, отметив про себя, что у него широкая, крепкая спина, и вообще он весь будто вылит из стали, но вместе с тем в нём чувствовалось передаваемое нервное напряжение. Незнакомец остановился около сцены, взял у подошедшего официанта бокал шампанского и отдал Лике, бросив шепотом: «Прости». Лика от растерянности чуть не выронила бокал из рук, а незнакомец бесследно исчез. Попытки взглядом отыскать «вагонного попутчика» среди празднующих были тщетны. Да и Лику не особо саму кто искал, чтобы она выступила наконец-то. И она стала веселиться сама с собой, пританцовывая и выпивая бокал за бокалом. Словно дуновение ветра до слуха Лики донеслось: «Вот и Романо́вич».
Лика посмотрела в стороны сцены в поисках того, которому сегодняшним вечером многим обязана, ей очень хотелось увидеть и понять мужчину, расслабляющегося под её песни. Она непроизвольно крепче сжала бокал с шампанским. Но когда на сцену поднялся незнакомец в маске, Лика была готова провалиться от стыда и волнений под землю. Она выронила бокал с шампанским, и тот разбился вдребезги.
– На счастье, Ликандра, на счастье. – Сказал незнакомец со сцены в микрофон. И продолжил. – Друзья, спасибо вам, что мы сегодня собрались. Я рад, что вы разделяете со мной наш общий праздник. Десять лет «Акил Фрост» – это не просто дата, а событие, праздник, который случился благодаря вам и нашей слаженной работе. Я знаю, что вы часто шепчетесь на перекурах, сплетничаете, почему ваш покорный слуга Романо́вич такой странный и до сих пор один. Спешу поделиться с вами радостной новостью: я женюсь. Да, я женюсь на самой прекрасной женщине на свете. Наша компания названа в её честь: Акил наоборот будет Лика. Именно Лика десять лет назад вдохновила меня на создание собственного бизнеса, подтолкнула к решительным действиям, поддержала, поверила. И теперь мы с вами здесь в этом роскошном ресторане празднуем, веселимся. Но! Я очень обидел Лику…Ликандру…оттолкнул, обманул. Её мать была против наших отношений, ведь я старше Лики. Я настолько уверился, что Лике будет лучше без меня, что инсценировал свою измену перед ней. Я намеренно оттолкнул ту, кого люблю до сих пор. Лика, я люблю тебя! Ты – единственная женщина в моей жизни. Выходи за меня замуж.
И незнакомец снял с себя маску.
– Спасибо, спасибо, дорогому руководителю «Акил Фрост» Глебу Романовичу Горину за столь трогательную и призывную речь. – Начал говорить тот самый приглашенный ведущий Алексей Воробьёв. – Зал с сотрудниками взорвался восторженными овациями и аплодисментами.
А Лика смотрела, смотрела на незнакомого ей Романо́вича и такого любимого, родного до боли Горина и теряла связь с реальностью, да и шампанское ударило в голову.
Утром следующего дня Лика проснулась в светлой комнате, со вкусом и достатком отремонтированной, увешанной своими фото тут и там: вручение диплома в университете, первый рабочий день в музыкальной школе, а вот она на студии записывает «Весну», а здесь на праздновании юбилея мамы в ресторане, тут фото с гастролей в родном Ельце, а это…
Лика села на кровати, поджала под себя колени, натянула толстое и мягкое одеяло на себя. В комнату вошёл Он.
– Почему Романо́вич? – Ты весь вечер водил меня за нос, мог бы сразу всё сказать, как на духу.
– А ты спроси этих кур, почем я знаю, нравится им меня вот так иносказательно именовать. И что я тебе должен был сказать? Как ты себе это представляешь? «Дорогая Лика, твоя мама так пеклась о твоей чести, достоинстве и светлом будущем, что я ей поверил и оставил тебя, но люблю все эти годы?»
Лика смотрела Гору прямо в глаза и понимала: он говорит правду. Мама Наташа действительно недолюбливала Горина, но Лика её не слушала и бегала на свидания с любимым. И сказать про свою беременность Лика боялась больше родной маме, чем Гору. Именно Наташа настояла скрыть на время беременность от Горина. Но в тот день 1 мая Лика решилась, сама решилась всё рассказать любимому про ребёнка.
– Мы могли быть счастливы, а в итоге потеряли столько времени, теперь поздно что-то менять. У тебя своя жизнь, Горин, свои женщины, бизнес. А я живу своей жизнью, как живу. Я сейчас соберусь и уйду, и забудь обо мне.
– Нет, нет и нет! Ты же говорила, что я – твоя Гора и любовь. Я тебя больше не отпущу. Я люблю тебя и хочу сделать счастливой. Прости! Тысячу раз прости! Не было у меня ничего ни с какой Мариной! Я дурак! Я послушал твою мать! Я думал, тебе без меня будет лучше!
– Ты сломал мне в итоге жизнь, Горин. Я десять лет одна, у меня не может быть детей. Посмотри на меня? Что я из себя теперь представляю?
– Но! Я всегда был рядом. Я перевёл тебе деньги на запись песен, помогал твоей маме с лечением. Да и ребёнок… У нас обязательно будет. Мы ведь любим друг друга. Позволь нам быть счастливыми. Я уже и детскую комнату обустроил.
Лика смотрела на Горина и плакала, слёзы текли по щекам на постель. Она вспоминала, как ей на карту упали деньги с смс: «Пой, твори, будь собой», как неожиданно её маму прооперировали, хотя на операцию была очередь, да и потом… Всё порой в её жизни происходило, как по мановению волшебной палочки. Лика сжала ладонь Горина, увидела на своём безымянном пальце обручальное кольцо и по-детски заливисто рассмеялась.
– Эх…Горин, Горин, ты причинил мне столько Горя. Но…ты – моя Гора. И я всё ещё люблю тебя.
Гор и Лика долго целовались, нежно, трепетно, бережно, без слов. Словно боясь снова нарушить такое хрупкое, зыбкое счастье двоих, счастье любить взаимно друг друга.
***
Спустя девять месяцев на свет появилась Горина Любовь Глебовна – очаровательная малышка с маленькими кудряшками медных волос и пронзительным взглядом каре-голубых глаз.