Мировые войны охватывали мир в целом как целостность. Всемирная война - это война, которая может идти повсеместно в мире, во многих точках, между многими агентами, но, не охватывая мир в целом, не затрагивая вопрос общемировой гегемонии и не между двумя агентами (или блоками).
Такая всемирная, точечная, "пуантилистская" война уже идет. Это не война-целостность, а война-совокупность локальных конфликтов, точнее, мятежей неких зон, районов против центральной власти. Направлена она на то, чтобы, помимо прочего, либо отобрать у этой центральной власти право распоряжаться местными ресурсами, либо чтобы насильственным, чаще всего террористическим путем заставить эту центральную власть согласиться с тем, что внутренний хищник будет в той или иной форме эксплуатировать подконтрольные ей ресурсы и население. Это, на мой взгляд, и есть всемирная война XXI в., война эпохи позднего капитализма (и, как знать, возможно, и посткапитализма, со всей очевидностью возникающего на наших глазах в качестве намного более жестокого, "эксплуататорского" и неэгалитарного общества, чем буржуазное).
Так же, как война на "входе" в капитализм - Тридцатилетняя - представляла собой череду, диахронную цепь локальных войн в европейской мир-системе, война на "выходе" из капитализма может представлять собой (историческая симметрия?) совокупность локальных войн на всем пространстве глобализирующейся мировой системы. Субъектами в этой войне - и это тоже ее отличие от мировых - выступают не только государства, но и другие агенты - "серые зоны" корпорации, спецслужбы, племена и т.д. К сожалению, о вероятности такой войны, по сути, ничего не сказал О.Тоффлер в своей книге "Война и антивойна: выживание на заре XXI столетия", хотя логически подобный вывод из его материала вполне возможен. Хороший термин для всемирно-пуантилистской войны - "мятежевойна" - предложил Е.Э.Месснер (см.: "Независимое военное обозрение", 1999, N 43). К сожалению, Месснер, автор великолепных работ, ошибочно отождествляет "мировой" и "всемирный" тип войн.
Это, однако, не умаляет значения предложенного термина. Всемирные войны приходят после мировых, они - явление постмодерновое, то есть глобально-локальной эпохи.
"Серые зоны" ныне - такая же реальность, как "государство", вот только натренированные Модерном государствоцентричные глаз и ум (даже "статистика" происходит от слова "государство" - staat, state) отказываются их замечать, видя в них и понимая их как временное отклонение, криминализацию, полагая их не социальной, а полицейской проблемой, делом "закона и порядка". Это ошибка: новому миру нужны новые карты, новая социальная география, которая должна занять место геополитики. Агентами (субъектами) того передела мира (или пересдачи Карт Истории, как сказал бы Ф.Бродель), который происходит на наших глазах и, продлившись еще 15 - 20 лет, определит значительную часть XXI в., выступают далеко не только государства. Ах, как прост и по-своему уютен З.Бжезинский - эдакий андерсеновский Оле Лукойе, если бы не недобрые, антирусские глаза - с его "Великой шахматной доской".
В переделе ведь участвуют далеко не только государства. Здесь и международные организации, и транснациональные корпорации, и "силовые" ведомства, и просто ведомства (например, сырьевые), вышедшие из-под контроля государства и "взбесившиеся", словно раковые клетки; здесь племена и кланы, "серые зоны", криминальные сообщества различных типов (мафия, ндрангета, каморра и т.д., и т.п.), этнические диаспоры, принципиально новые группы буржуазии ("гипербуржуазия", "космократия" по терминологии Д.Дюкло) и даже постбуржуазии. Для такой ситуации "шахматы", пожалуй, неточная и старомодная ассоциация и аналогия, требуется нечто более архаифутуристичное. Например, "го" "Большое мировое го". Это будет точнее. И в духе времени - японское, восточноазиатское, неевропейское - гулять по Постмодерну, так гулять! Ну а тем, кто все же больше склоняется к ассоциациям с евроамериканским опытом, можно предложить "Dungeons and Dragons". Эта ролевая игра фантастически точно отражает суть нынешнего мира.
Одним из главных средств воздействия "бандитских сеньерий" на соседей, особенно более богатых, чем они, является террор, терроризм, главная задача которого - запугать жертву, сделать ее объектом коллективной асоциальной эксплуатации. И единственный адекватный краткосрочный ответ здесь - сила, устрашение, чтобы, как сказал бы Вилли Старк из "Всей королевской рати" Роберта Пенна Уоррена, "их внуки писались, сами не зная, почему они это делают".
В XIX - XX вв. развившееся по восходящей национальное государство такую силу имело и теснило "банднаселения" городов и сел, загоняло их в углы в прямом и переносном смысле этого слова, множило на "социальный ноль". Однако после того как в последней трети XX в. начался процесс ослабления и отступления государства, "коллективная внеэкономическая эксплуатация" как средство существования бедных районов и(или) районов с традициями "социального бандитизма" стала все более частым явлением. Более того, в глобализирующе-локализирующемся мире Постмодерна эта эксплуатация нашла, обрела, создала себе адекватную форму "серой зоны" и уже в этом качестве вступила в борьбу со слабеющим государством как его грабитель, конкурент, как альтернативная форма организации власти, как эксплуататор, комбинирующий черты хищника и паразита.
Мы словно вернулись в XIII - XIV вв., когда в Европе возникающее государство боролось с конкурентными и альтернативными ему формами организации власти - папством, епископством, торговыми союзами (типа Ганзы), городами, рыцарскими орденами, рыцарскими бандами. В ходе Великой капиталистической революции (1517 - 1648) государство устрашило всех конкурентов во внеэкономической (а капитал - в экономической) сфере и отпраздновало свой триумф созданием международной государственной системы (сначала - Вестфальской, затем - Венской, Версальской, Ялтинской). Ныне эта система рушится вместе с государством как институтом. И рушат его как отдельные государства, так и надгосударственные структуры - НАТО. Устанавливая свой порядок в одной части мира и на одном уровне, США и НАТО ослабляют его в других частях и на других уровнях, создавая благоприятные условия для "серых зон" и, возможно, наивно полагая использовать их против отдельных государств (например, против России; например, в кавказско-прикаспийской зоне). Так порядок порождает хаос. Думаю, расплачиваться рано или поздно придется и тем, кто его порождает. Как говорил Блаженный Августин, наказания без вины не бывает.
Мятежевойна как явление эпохи НТР, глобализации и локализации (глокализации) мировой системы неизбежно приведет к существенным изменениям в военном деле, в организации армии. Более того, она уже ведет к ним, как показала, например, война в Персидском заливе.
Как это ни парадоксально на первый взгляд, но НТР и Постмодерн, продуцируя всемирную мятежевойну, как бы возвращают организацию армии в конец поздней античности и начало средневековья (IV - VII вв. н.э.), с одной стороны, и в эпоху, предшествующую "железной революции" (Х - VIII вв. до н.э.), с другой. Речь идет о ведении боевых действий не массовыми армиями, а небольшими мобильными соединениями "дружинного" типа. Мы теперь называем это "коммандос".
В такой ситуации, "если завтра мятежевойна, если завтра в поход", резко возрастают роль и значение физической (и психологической) подготовки. Как заметил Ф. Форсайт, "к концу войны (в Персидском заливе. - А.Ф. ) стало ясно, что для решения некоторых задач в определенных регионах земного шара пока не существует равноценной замены... человеческому глазу и человеческому разуму".
Война в Заливе, а также войны во Вьетнаме, Афганистане, Чечне, антинаркомафиозные операции США в Центральной и Южной Америке и т.д. показали, что приборы, техника далеко не так всемогущи, как полагают многие, в частности, те же американцы. На мировом Юге (а именно он пока что главная арена мятежевойн) в борьбе с терроризмом техника хороша и работает только до определенного предела, за которым решающую роль играют профессиональные, морально-волевые ("В бою терпит поражение тот, кто первым опускает глаза". - Тацит ), психологические, физические качества.
Это - добрым молодцам урок и информация к размышлению о том, какой должна быть будущая армия, которой, как и нам всем, скорее всего предстоит жить в состоянии перманентной мятежевойны; какой должна быть реформа, направленная на создание такой армии. Для России все это важно вдвойне или даже втройне потому, что все великие реформы в русской истории удавались в той степени, в какой удавалось создать принципиально новую армию (и флот). Кто-то из русских царей XIX в. заметил, что в России у власти только два союзника - армия и флот. В ситуации мятежевойны, которую мы до сих пор продолжаем воспринимать как "терроризм бандформирований", это замечание имеет крайне важное значение. Армия, флот, спецвойска, спецслужбы - вот военные средства активного противодействия таким явлением, как мятежевойна, возрождение архаических форм социального хищничества, нововарваризация экономики и общества, причем не только у нас, но и во всемирном масштабе.
А каковы средства невоенные? Есть ли они?
Ж.-К.Рюфэн считает, что у "неоимперии" (так он называет Запад и Россию) есть только три стратегии по отношению к "неоварварам" (термин тоже его): "стратегия Клебера" (попытка привить неевропейцам европейские, то есть буржуазные ценности, но она уже провалилась, и ее добивает Постмодерн с его партикуляризмом и мультикультурализмом, в которых политически заинтересованы формирующиеся группы новых хозяев мира - гипербуржуазии и постбуржуазии); "стратегия барона Унгерна", ведущая в конечном счете к захвату Севера союзом сил Юга и отчасти Севера и Юга; "стратегия Марка Аврелия" - "лимес". Именно этому последнему отдает предпочтение Рюфэн. Речь идет о проведении черты - лимеса, создания вдоль нее буферных государств ("государств-тампонов"), которые заблокируют распространение "мятежевойны" ("терроризма") на Север.
У этой стратегии, однако, свои минусы. Сокращение (или прекращение) миграции, даже если забыть, что, с одной стороны, оно противоречит многим краткосрочным экономическим интересам, а с другой, скорее всего вызовет истерику со стороны некоторых политических сил - социал-демократов, всяких "зеленых" и т.п., в той или иной степени потребует демонтажа ряда демократических институтов, завоеванных трудящимися в эпоху после революции 1848 г., что, безусловно, изменит сам Север на небуржуазный лад. Но большее ли это из зол? Думаю, нет, когда речь идет о цивилизационной идентичности и физической безопасности. Иначе рано или поздно Север и Россия будут зоной такой мятежевойны, по сравнению с которой то, что мы ныне называем "терроризмом" и "криминализацией", может показаться играми бойскаутов.
Суть дела в том, что у нынешнего терроризма - особо нетеррористические корни, что сам терроризм - не столько причина, сколько следствие. За одним и тем же явлением - терроризмом - в 1970 - 1990 гг. скрываются разные сущности и, следовательно, разные причины. А раз так - нужны разные стратегии борьбы и предупреждения Не who is alarmed is armed.
Нынешний терроризм сам по себе не есть проблема, он элемент новой проблематичной реальности , которую можно сформулировать как триаду "Глобализация. Постмодерн. Безопасность". Терроризм - лишь один из ее ликов, лишь один из элементов (и одно из средств) нынешнего Большого передела, Великого перелома, Всемирной смуты, Мирового Булгачного времени. До тех пор, пока мы не научились понимать это время в целом, мы не сможем ни противостоять этому времени и его "героям", ни справиться с частностями. Как говорил В.И.Ленин, тот, "...кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя "натыкаться" на эти общие вопросы". Главными общими вопросами сегодняшнего дня мне представляются развитие (умирание?) нынешней капиталистической системы и место России в этом процессе. Но это уже другая тема."