Когда меня спросят "Что ты делал во время войны?", я отвечу: "Я публиковал котов".
Меня спросят: "Ты публиковал котов, когда гибли люди?" Я отвечу: "Я публиковал котов, чтобы радовать живых".
Обе стороны будут тащить меня на свой праведный суд. "Он публиковал котов, когда...!"
Я не знаю, будет ли на этом суде последнее слово. Судя по всему, его уже нет. Все слова сейчас звучат как последние. Но если у меня будет возможность, я отвечу так:
"Мои мемы, мои коты — это моя политическая позиция. Я делал это до военных действий. Я делал это во время военных действий. И, если смогу, буду делать после. Почему? Потому что смех это обезболивающее. Анальгин души, когда она горит. Во время приступа страха я употребляю кота. Иногда собаку: померанского шпица, сиба-ину, той-пуделя.
Да, я употреблял животных, когда ели людей.
Меня вдохновляли слова дорогого Владимира Владимировича. Помните, он писал в "Истреблении тиранов": "Смех, собственно, и спас меня. Пройдя все ступени ненависти и отчаяния, я достиг той высоты, откуда видно как на ладони смешное. Расхохотавшись, я исцелился, как тот анекдотический мужчина, у которого «лопнул в горле нарыв при виде уморительных трюков пуделя»".
Я верю, что этот нарыв может лопнуть. Пудель как ПВО.
Бог войны питается страхом. Смех — это иголка в его торте.
Смеяться сложнее, чем бояться. Но еще сложнее в это время любить. Вы чувствуете злобу и бессилие? Вы не знаете, "что можете сделать в такой ситуации"? Вы всегда можете помогать людям. Вы сами можете выбирать, кому. Беженцам или детям в хосписе. Вы не бессильны! Это очень важно понять. Если вы не можете помочь остановить злых людей, вы всегда можете продолжить быть добрым человеком. Или стать им — никогда не поздно. Доброжелательность не валюта: вы можете напечатать ее сердцем и мозгом. Сколько угодно.
Возможно, вам покажутся смешными мои слова. Я буду этому очень рад. Смех — войне. Любовь — людям.
#любовь