Порт Киркенес в девяностых жил и дышал остатками промыслового флота Советского Союза. Произошла шахматная рокировка: траулеры северного бассейна “все и вдруг” переместились из клетки Мурманска на эту норвежскую тёмную клетку. Мой тип судов — транспортный рефрижератор. Что было делать нам в Киркенесе, ума не приложу. Тем не менее на Церковном мысу (Кирке — церковь, нес — мыс) потребовалось наше присутствие.
С моста открывался сюрреалистический вид на скопление потрёпанных промысловиков в бухте. Примерно такая картина: деревянный причал, к нему ошвартован ржавенький СРТМ-К, к первому — второй корпус, ко второму — третий, четвёртый, пятый, шестой… Второй и третий корпус ещё подали на берег продольные, остальные привязаны друг к другу. Вся эта “гирлянда” лениво изгибается в ту или другую сторону по воле ветра. Дали Сальвадор баловался живописанием такого мистического эффекта, а у главного героя моего рассказа инициалы в точности совпадают с инициалами художника.
Как-то сразу вдруг выяснилось, что второй помощник с третьего корпуса — Сергей. Да, тот самый Серёга с нашей первой роты. И стоит он здесь уже порядочно, практически местный… Мы, конечно, пересеклись. А дело было летом. Солнце шпарило ночью задорнее, чем днём. И Серёжа предложил: “Не двинуть ли нам в сопки? Там озерцо, простор и природа!” — популярная триада, основополагающая “-лизм”, не подумайте, что коммунизм.
Мои сборы были моментальны, однако Серёжа уже меня ждал на пирсе. Мы, полные энергии, двинулись вглубь полуострова. Очень скоро путь нам преградил почти вертикальный скальный склон. Откуда-то сверху свисала верёвка. Она позволила не менять направление нашего похода. В самом деле, не обходить же скалу! Серёга ловко взобрался первый и сверху подбадривал. Уже оттуда мне открылся пленительный вид на бухту и море, темнеющее вдали! Развернувшись, я жадно рассматривал эти великолепные виды морского простора, единоборства двух стихий: суши и моря! Недолго мой попутчик позволил наслаждаться волнующими перспективами. Наша ближайшая перспектива имела противоположную направленность, что заставило меня поворотиться обратно на 180 градусов.
Мы стояли на внушительном уступе скалы, который некогда в прошлом являлся промышленной площадкой перед шахтой, ведущей вглубь, вглубь полуострова. Какой минерал добывали на той шахте когда-то, Серёга мне не мог сказать определённо. Зато он мне доходчиво объяснил, что наш дальнейший путь лежит через штольню, сквозь сопку. Это, дескать, самый прямой и короткий путь к тому озерцу, (простору и природе). “Там, кстати, и бухнём!” — добавил он.
Серёга, отправившийся в поход налегке, однако прихватил два маленьких фонарика, а вход в горную выработку, не используемую в то время, был загорожен. Загородка была норвежская, исключительно для норвежцев. Чьи-то сильные руки загодя “отремонтировали” её. Невольно мельком мой взгляд упал на Серёгины руки, которые молниеносной манипуляцией открыли нам проход внутрь. Не теряя времени, мы шагали вперёд, вверх, внутрь и сквозь. Для меня однообразие морских будней в короткий миг сменилось динамичным приключением, исследованием неизвестного.
Штольня плавно изгибалась и, как мне показалось, сужалась. Определённо сужалась! Я стал задевать курткой о нередкие выступы породы. Ладно б только она сужалась, высота прохода уменьшалась. Это уже был лаз, по которому я полз вслед за Сергеем, используя четыре точки опоры. Помню, что я тогда обратил внимание своего спутника на тот факт, что движение на четвереньках вперёд более быстро и удобно, чем то же самое движение назад. И ведь в нашем тесном лазе не развернуться. Это было то, что я озвучил, в мыслях я проклинал своего спутника, ибо внушительная сумка с припасами была на моём попечении, и я уже несколько раз застревал в штольне. Настроение моё становилось тревожным, я заподозрил, что Сергей просто недооценивает опасность подобных прогулок. А Серёга был спокоен и уверен — просвет якобы уже скоро.
Скоротечность — понятие относительное. Что до меня, мне показалось, мы ползли порядочно долго. Сказать прямо, я уже думал, что Серёга попросту болван, и зря я ему доверился. Но слабый свет в конце тоннеля всё ж показался. Правота Сергея восторжествовала, и мы выбрались наконец на поверхность.
Здесь в самом деле было обещанное озеро, сопки вокруг, голубое небо и красное солнце, невысоко стоящее над горизонтом. Время было ночное, но который точно час, не укажу. В руках у Серого уже была бутылка водки, мгновенно раскупоренная. Бутылка была больше, чем поллитра, но вроде меньше литра, хотя не поручусь… Пожалуй, это всё-таки была литруха.
Налили стопку (мне), Серёге лишняя транзитная ёмкость не потребовалась. Внимание моё было рассеяно на закуску и костерок, который я намеревался разложить. Я тщетно пытался заинтересовать Серёгу колбаской на хлебушке, другими камбузными щедротами. Он поспешно разоблачился и ринулся в озеро. Плеск, брызги и смех моего друга сдёрнули покрывало сонливости с озёрной глади. Наполовину опустошённая литруха покоилась на Серёгиной одёжке.
Эх, не чиста моя совесть! Должен был я проконтролировать дозу. Мысли ж мои были заняты костерком, руки — палками и хворостом, которые я в изобилии подкидывал в занявшееся бойкое пламя. Дым от костра столбом! А я упрямо подкидывал и подкидывал дровишки. Ибо знал особенность северных водоёмов. Вода вроде тёплая, а нырнёшь, ноги коснуться ила и упрутся в ледяную линзу вечной мерзлоты. Потому был озабочен тем, чтоб Серому была возможность согреться у костра. А Серёга тем временем беззаботно плескался в озере и отдыхал душой и телом. Моя стопка так и оставалась нетронутая, интуиция подсказывала все испытания впереди.
Продолжение следует.