26 февраля на стадионе «ВТБ Арена» пройдет юбилейный концерт Виктора Дробыша с участием многочисленных звезд. В интервью он рассказал об уличных рок-батлах, правильных дуэтах и о том, как в юности играл Баха в пустом Дворце спорта над спящими грузчиками.
Текст: Полина Сурнина
Композитор и музыкальный продюсер Виктор Дробыш так любит свою работу, что иногда просыпается раньше будильника, чтобы бежать к себе в студию — это идеально характеризует блестящую творческую личность, искренне влюбленного во все, что он делает. И внимание зрителей, которое Виктор получает взамен, является для него лучшей наградой.
Выпускник Консерватории имени Римского-Корсакова по классу фортепиано, в молодости Виктор Дробыш успел поиграть на клавишных в группах «Земляне» и «Союз», потом жил и работал в Германии и Финляндии. В Россию вернулся благодаря Алле Пугачёвой: она купила у него несколько песен, которые потом стали хитами Кристины Орбакайте. Сотрудничал с Валерией и Григорием Лепсом, продюсировал проект Первого канала «Фабрика звезд» и создал продюсерский центр — изначально для того, чтобы продвигать артистов «Фабрики» (из них он продолжает сотрудничать со Стасом Пьехой). 26 февраля на стадионе «ВТБ Арена» пройдет юбилейный концерт Виктора Дробыша с участием многочисленных звезд.
Как будет выстроен концерт?
Я не хотел делать шоу, которое повторяло бы предыдущие юбилейные. Да, там будут новые песни, будут хиты, возможно, Слава просто споет «Одиночество». Но будут и неожиданные повороты. Например, я очень хочу, чтобы Анна Нетребко спела у меня на концерте дуэтом с Ильдаром Абдразаковым.
Еще мне интересно показать новые версии моих хитов: Зиверт споет «Была любовь» Валерии, Диана Арбенина — «Я к тебе не вернусь» Кристины Орбакайте, Maruv — «Я тебе не верю» Григория Лепса. А на песню «Часики» мы вообще готовим мини-спектакль: начинает Валерия, как в классическом варианте, продолжает Егор Крид, а заканчивают в хеви-метал-формате 20Tokens. Хочется, чтобы праздничная атрибутика была, но концерт не напоминал бы «Золотой граммофон» или «Песню года».
Это увлекательный процесс — планировать такие шоу?
Помню, на первый свой юбилей я очень хотел позвать Иосифа Давыдовича Кобзона. Для меня он был номером один в нашем музыкальном мире, русским Фрэнком Синатрой — и дело не столько в том, какие песни он спел, а в человеческих качествах. Но вот он выйдет петь — а с кем? Со всеми, кого я представлял рядом, он уже спел. И я подумал, что он должен спеть со своей женой Нелли. Она не певица, ни разу в жизни не подходила к микрофону. Как она волновалась! И руки тряслись, и мы репетировали долго. Это было очень тяжело для Нелли, но люди в зале плакали от умиления. Этот дуэт запомнился, его потом много лет обсуждали.
Вообще дуэт — это химия, которая появляется еще до музыки. Когда я подумал, что хорошо бы Аврааму Руссо спеть с Кристиной Орбакайте, у меня не было в голове песни, но было полное ощущение, что это будет удачный дуэт. Восточный принц из неизвестной страны (никто толком не знал, какой он национальности) — и северная, немножко холодная Кристина Орбакайте. Это был дуэт, обреченный на успех. А потом появились «Любовь, которой больше нет» и «Просто любить тебя» — и сделали карьеру Аврааму Руссо.
Этот креативный процесс настолько крут, что ради него живешь. Ради него в свои 55 лет иногда просыпаешься за десять минут до будильника рано утром и думаешь: «Сейчас быстренько в хоккей, а потом на работу!» Разве есть еще работа, чтобы человек хотел на нее так сильно бежать и не хотел бы с нее уходить?
Ради этого и живешь. Просыпаешься до будильника и думаешь: «Сейчас быстренько в хоккей, а потом на работу!»
Вам 55 лет, вы знаменитый продюсер. Для чего нужно снова брать неизвестного артиста и проходить с ним все круги ада?
Вы правы, круги ада. Но жизнь не может стоять на месте. Самое страшное, когда среди коллег я слышу одни и те же разговоры: «А помнишь, мы в 88-м играли?» — «Ой, столько дворцов спорта собрали, сейчас столько никто не соберет!» И это, возможно, правда. Но это уже прошлое. Опять же, это влияет на атмосферу в моем продюсерском центре: появляется IVAN — и начинает больше внимания уделять музыке Стас Пьеха, появляется SHAMAN — начинает сходить с ума Наргиз. Опять же, возможны разные сюрпризы. Например, SHAMAN спел песню «Разлука-любовь», которую когда-то пела Валерия. И люди слушают, как будто ее и не было никогда для многих! Возможно, не все еще знают, что есть на свете песня “Yesterday” (смеется).
Прошлым летом вы организовали в Липецке рок-фестиваль Fox Rock Fest. Откуда вдруг рок?
Я полюбил рок-музыку в детстве, я жил ею, я и сейчас могу написать ноты альбома Machine Head группы Deep Purple. Помимо того, что мы любили песню «Дым над водой», мы знали, что на гитаре ее играет Ричи Блэкмор. Не только я, ученик музыкальной школы, это знал, но и мои друзья — гопники, балбесы, двоечники. Эдди Ван Хален, которого с нами нет, Ингви Мальмстин, Тони Макэлпайн, Джон Лорд, Кен Хенсли — мы всех их знали.
Тогдашняя рок-музыка одним давала возможность играть всё быстрее и быстрее, а другим — слушать, кайфовать, учиться и вырабатывать вкус. Но когда в «нулевых» главной протестной музыкой стал хип-хоп, мне показалось, что уровень чисто музыкального профессионализма упал. К счастью, случай дал мне шанс убедиться, что это не так и в нашей стране сегодня много групп, которые играют рок-музыку и делают это хорошо.
Как вы об этом узнали?
Мой средний сын Иван — барабанщик, живет в Финляндии. Его позвали в Москву на конкурс, и я пришел его послушать. Вы можете себе представить: я продюсер, люблю музыку, живу в Москве — и я понятия не имел, что такое где-то происходит! На заводе поставили несколько огромных барабанных установок. Там были толпы людей, ребята приходили с девушками, болели за своих фаворитов. Всё это напоминало бои в Гонконге из фильмов Ван Дамма. И я понял, что в России рок-музыка со стадионов перебралась в подвалы и закутки и незаметна постороннему глазу.
Тогда мы с Алёной Макаровой, моей правой рукой, решили сделать музыкальное реалити-шоу «Улица» во «ВКонтакте». Участвовало восемь групп из разных городов, батлы проходили вживую на улицах Москвы. Серии этой программы посмотрели миллионы людей, никакого жюри не было, голосовали зрители, а победила группа ex.princess из Екатеринбурга.
Этот проект и наш Fox Rock Fest созданы для того, чтобы давать дорогу тем, кто достоин. Этим летом у нас будет уже три сцены и каждый день будет выступать большая зарубежная рок-звезда. Например, мы договорились об эксклюзивном концерте в России Yungblud. Я хочу, чтобы люди, которые сидят в подвалах, старались открываться миру, стремились попасть и к нам на этот рок-фестиваль. Хочется, чтобы мы могли гордиться не только Muse, Bring Me the Horizon и My Chemical Romance, но и успехами наших ребят. Потому что уровень хип-хопа тоже очень поднялся.
Я понял, что в России рок-музыка со стадионов перебралась в подвалы и закутки и незаметна постороннему глазу
Вы интересуетесь хип-хопом?
Конечно! Я с этого начинал. В 1996–1997 годах я работал с B.G. the Prince of Rap из Германии, он тогда был артистом номер один в европейском рэпе. Тогда я эту музыку знал изнутри, сейчас смотрю на нее снаружи, но могу сказать, что изменилось. Появилось очень много образованных ребят, которые занимаются этой музыкой. Один из самых ярких примеров — это Oxxxymiron. Он умный парень, и благодаря ему пришли музыканты, которые действительно много представляют собой как личности, а не только ругаются матом. Ведь звезды ответственны за то, что они делают. И они должны это понимать, и расти, и вести аудиторию за собой.
Помню, в 1980-х мы вместе гастролировали с Игорем Романовым из группы «Земляне». У нас могло быть по шесть концертов в день, и в любом перерыве Игорь занимался. Играл по четыре-пять часов в день. Сколько раз к нему ни зайдешь — он мог в трусах сидеть, мог в кожаных штанах, мог в джинсах, но всегда с гитарой.
А вы?
Мне совсем было тяжело, я учился в Римского-Корсакова, и от экзаменов меня никто не освобождал. У нас в райдере даже было пианино. Представьте себе: три концерта во Дворце спорта в Новосибирске, зима, на улице минус двадцать. После концерта все уезжают в гостиницу, грузчики ложатся спать на сцене, охранять аппаратуру, а я иду за пианино, которое стоит в углу.
Эта картинка у меня до сих пор перед глазами: черный пустой зал и я начинаю играть Баха. Заканчиваю, начинаю разучивать «Рапсодию» Листа. И так каждый день. И в четыре утра возвращаюсь в гостиницу пешком, потому что автобусы не ходят, а такси не поймаешь. Поэтому я могу считать себя музыкантом. И я хочу, чтобы люди, которым судьба дала возможность стать известными, брали на себя ответственность за свою аудиторию. Это относится и ко мне. Я могу петь матерные частушки и играть на гармошке здесь, в студии. Могу вам рассказывать байки. Могу что угодно, но в тет-а-тетных разговорах или в компании. Мне коллеги иногда советуют: «Сделай „Дробилку“ и кошмарь всех». Это было бы очень весело. Я бы собрал миллионную аудиторию такой программой и был бы самим собой. Но внутренняя цензура не позволяет. Хотя иногда хочется — потому что дурацкие идеи возникают и в моей голове тоже.
А песни как там возникают?
Порой в самый неожиданный момент. Когда мы с моей будущей женой Таней только познакомились и собрались пожениться, как-то ночью я вскочил в гостинице, расчертил листочек и стал писать песню. Она подумала, что я перед ней выделываюсь: ой-ой-ой, ночью проснулся и с пером сижу, вывожу ноты, Бах такой, Иоганн Себастьян! А я дописал и ей листочек протягиваю: на, посмотри.
Фото: архив пресс-службы Виктора Дробыша