- Гриша, иди на свою кровать, - отчим стоял над спящим в требовательной позе. Гриша продолжал изображать мертвецки спящего. Отчим терял терпение.
- Давай уже, вставай, нам пора укладываться спать. Иди в свою комнату.
Гриша невнятно промычал.
- Да, сколько это может продолжаться?! У тебя есть своя комната, свое место, почему надо обязательно ложиться на нашу кровать?! Давай, перекладывайся.
- Ну, сейчас, - сонным голосом, выдавил из себя Гриша.
Отчим начал расхаживать по комнате, шумно передвигая все, что попадалось под ноги.
- Что нельзя потише? - Гриша, наконец, оторвал голову от подушки и снова бросил ее обратно.
Лицо отчима побагровело и он просто выплюнул речитативом:
- Да, какого лешего, твою мать?! Сколько ты еще будешь издеваться над нами? Ни спать лечь во время, ни в туалет сходить (причем здесь туалет отчим и сам не понимал, но решил добавить для убедительности) На слова “твою мать” из кухни прибежала мама. Отчим, краем глаза, увидев цветастый халат жены в дверях и почувствовав моральную поддержку, продолжил еще более эмоционально:
- Сколько мы с матерью будем кормить и терпеть тебя?! Ты же натуральный лодырь! Лентяй! Тунеядец!
Гриша, как будто ждал этих слов, пулей вскочил с места, словно и не спал. Он так стремительно принял позу бойцовской собаки, что одна нога у него так и осталась на кровати согнутой в колене, руки он, для стойкости, упер в бока. Грудь вздулась колесом, ноздри расширились. Гриша набрал побольше воздуха в легкие:
- Кто дал тебе право так со мной разговаривать? Ты мне не отец! - начал он с заезженной пластинки. Мама, продолжая стоять в дверях, как всегда по сценарию, цокнула языком:
- Григорий, тебе не стыдно? Уймись.
Но это только больше раззадорило смутьяна.
- Да, пошли вы! Достали уже! - выкрикнул Гриша.
- Что??? - последние слова сработали, как красная тряпка на быка, отчим схватил Гришу за грудки. - Что ты сказал, повтори?!
- Достали вы меня! Не даете спокойно жить - еще больше распалялся Григорий, давая отпор отчиму. Он попытался оттолкнуть его от себя, но отчим вцепился, как клещ в футболку, отчего та растянулась и жалобно захрустела, рискуя порваться. Гриша в ответ схватил отчима за лацканы рубашки. Они стояли друг напротив друга, сотрясая воздух тяжелым дыханием, пытаясь загипнотизировать бешеным взглядом.
- Мам, а почему Гриша такой красный? - появление Люси сработало, как звуковой сигнал в боксерском старте. Гриша с отчимом, как в замедленном кино, обернулись к двери, обвели взглядом оцепеневших Люсю и маму, а потом с силой обрушились друг на друга. Разгорелась потасовка. В воздухе запахло дракой и дыней.
Вжавшиеся в дверной косяк и хлопающие глазами Люся с матерью, скомканное постельное белье, клубком сплетенные на полу Гришка с отчимом - такую картину застал последний обитатель квартиры. Шумно влетевшая в одной сорочке, растрепанная бабушка остановилась, как вкопанная рядом с борцами.
- А, ну, разойдись! - бабушка умела командовать. Но это не произвело никакого эффекта на спарринг-партнеров, звуки их возни только усилились. Противники пытались ударить побольнее друг друга, при этом защитить свои слабые места. Бабушка нагнулась, чтобы оттащить “сладкую парочку” друг от друга, но тут же повалилась на кровать. Откинутая ударной волной, она задрав ноги распласталась на спине. Сорочка задралась. И на обозрение всем домочадцам, как флаг капитуляции, явились бабулины... розовые панталоны.
Это вмиг отрезвило разгоряченных бойцов. Неуклюже встав с пола, они стали отряхиваться. Гриша подал руку бабушке, молча поставил ее на ноги и обняв за плечи, увел из комнаты. Отчим понуро опустив голову, поплелся в ванную, оттирать кровь с рубашки.
Люся с матерью переглянулись:
- Теперь буду носить только розовый цвет! - приняла судьбоносное решение Люся.