«Почему день, описанный в повети, кажется Шухову «почти счастливым»?

«Почему день, описанный в повети, кажется Шухову «почти счастливым»?

Сюжет состоит из описания одного дня лагерной жизни Ивана Денисовича. Автор последовательно от утра до ночи подробно описывает жизнь заключенного, передавая атмосферу ГУЛАГа.

В конце произведения автор подытоживает: «Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый.

Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три…»

Восемь лет лагерей научили Шухова выживать в нечеловеческих условиях. Это был один из многих тяжелый день, полных испытаний, но Шухов отвоевывает этот день у судьбы. Ложась спать, он может поразмыслить о прожитом дне и это есть для Шухова – счастье, все, что произошло, все мелочи более-менее удачные кажутся счастливыми т.к. позволили ему остаться живым. Борьба за жизнь за колючей проволокой ГУЛАГа была каждодневной.

В описанный день Шухов был болен и не встал по подъему, надзиратель его наказывает, но к счастью не карцером, а мытьем полов в надзирательской.

«На Соцгородок бригаду не выгнали», так как бригадир Тюрин дал взятку старшему нарядчику и выхлопотал другую работу.

Расторопность помогает Шухову добыть лишние порции на раздаче. «Оттого, что он желудок свой раззявил сразу на две — от одной ему не стало сытно, как становилось всегда от овсянки».

Любовь к жизни, хозяйственность, желание приносить пользу, выполнять работу на совесть проявляется во всем, например, в выравнивании криво возводимой лагерниками стены ТЭЦ. «А думка его и глаза его вычуивали из-подо льда саму стену, наружную фасадную стену ТЭЦ в два шлакоблока. Стену в этом месте прежде клал неизвестный ему каменщик, не разумея или халтуря, а теперь Шухов обвыкал со стеной, как со своей». Шуховское жизнелюбие, легкость характера – тоже счастье.

Большой удачей было утаить кусок ножовки при обыске. «Надзиратель рукавицу сжал, а Шухова внутри клешнями сжало. Ещё один такой жим по второй рукавице — и он горел в карцер на триста грамм в день, и горячая пища только на третий день. Сразу он представил, как ослабеет там, оголодает и трудно ему будет вернуться в то жилистое, не голодное и не сытое состояние, что сейчас». Эти предметы дают возможность подзаработать. «Тоже вот и нож — заработок. За храненье его — ведь карцер».

Порадовало Шухова то, что спрятанный в матрасе утренний кусок хлеба оказался на месте, это тоже маленькая, но победа за жизнь. «Уж тот вечер считает Шухов благополучным, когда в зону вернулись, а тут матрасы не переворочены, шмона днём в бараках не было».

«Сейчас ни на что Шухов не в обиде: ни что срок долгий, ни что день долгий, ни что воскресенья опять не будет. Сейчас он думает: переживём! Переживём всё, даст Бог кончится!»

Сноровистый, шустрый Шухов успевает в краткое свободное время подзаработать у Цезаря вечернюю порцию и кусок хлеба. «Шухову спешить теперь некуда, у него сегодня праздник: в обед две порции и в ужин две порции оторвал. Такого дела ради остальные дела и отставить можно».

Таким образом, счастье Шухова сложилось в этот день из того, что недомогание его прошло, не разболелся, в карцер не посадили, не замерз на работе, утаил кусок ножовки на обыске, смог подзаработать дополнительную пайку еды и чувствовал себя весь день сытым. «Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся.

Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый.

Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.

Из-за високосных годов — три дня лишних набавлялось…»