На днях прочёл роман А.Герцена «Кто виноват?», 1846 год.
Мотивы своего интереса я изложил в предыдущем тексте: https://yandex.ru/q/loves/68613b4c-f373-49da-ba58-472a4437cc02/?repost_id=54687&utm_medium=share&utm_campaign=answer#54687
Там я отметил, что не нашёл литературных достоинств. Роман имел, скорее, социальное значение. Тема «лишних людей» становилась востребованной в первой половине XIX века. В ней уже отметились А.Грибоедов, М.Лермонтов. Александр Герцен продолжил эту линию.
Спустя день-другой после прочтения «Кто виноват?» у меня вызрело ещё одно соображение, которым я сейчас поделюсь с вами.
Мне показалось, что в тексте Герцена оказалась новация, до тех пор не озвученная в русском романе. Повторюсь, речь идёт о 1846 годе. Что это за новация? Вот какая – попытка понять внутренние переживания женщины в момент влюблённости.
Не буду напоминать здесь сюжет. Кто заинтересуется, читайте краткий пересказ в моём предыдущем тексте. Сразу перейду к делу.
В советской литературной критике вслед за Белинским принять было считать, что Любовь Круциферская «переросла» своего мужа. Тот остановился в своём развитии на уровне рядового учителя гимназии, а Люба продолжила эволюцию и перешла на следующую ступень. Там она повстречала достойного человека – Бельтова. Полюбив его, она тем самым реализовала свой интеллектуальный потенциал. Почему всё разладилось, и все оказались несчастными – загадка, на которую даются критиками невнятные ответы.
Звучит сентенция, что «лестница восхождения» оказалась «горбатым мостиком», ведущим вниз. Проскальзывают упрёки чиновничьей системе тогдашней России. И ещё бог весть что.
Демократическая традиция того времени, требующая от литературы бичевания язв общества, обязывала видеть в любовной драме социальные корни. Несмотря на то, что сегодня это выглядит натяжкой, я не стану иронизировать. Писатели своими текстами на самом деле способствовали развитию гражданского общества. «Неистовый Виссарион» – имею в виду Белинского – нещадно критиковал любого, кто не служил этой цели. Его боялись как огня. И он своё дело сделал. Русская литература оказалась в авангарде социальных движений на протяжении всего XIX века.
Прошло почти двести лет с момента написания романа «Кто виноват?». Сейчас можно перестать бояться Белинского и рассмотреть любовную линию без социальных обязательств.
Люба, молодая девушка, прожила всю свою жизнь в поместье. Когда в доме появился образованный молодой человек из Москвы, Люба не могла им не заинтересоваться, несмотря на все возможные недостатки этого человека. Он принёс с собой новые знания, и это интриговало. Они поженились и переехали в уездный город.
Судя по роману, жили небогато, но и не бедствовали чрезвычайно. Устоялась обычная семейная жизнь. Скучная, как у всех. Примечательно, что на этот момент Герцен не приписывает жене Круциферского никакого недовольства.
Тут возникает Бельтов, человек богатый, неугомонный, неуживчивый, не завершивший ни одного начатого дела. Бельтов владеет красноречием. Он побывал в Европе и наполнен впечатлениями.
Бельтов и семья Круциферских знакомятся. На взгляд Любы, она видит двух мужчин. Один привычный и уже наскучивший. Другой – в новинку. Ему есть что рассказать такого, чего эта женщина не видела. Сто́ит ли удивляться, что она увлеклась им? Банальнейший случай.
Тут поправлю себя. Когда я говорил об отсутствии литературных достоинств в романе, это не вполне так. Переживания Любови Круциферской описаны вполне интересно. Мне даже показалось это неожиданным достоинством.
Она влюбляется. Но, как это бывает со всеми, продолжает быть привязанной к мужу. Её рассуждения выглядят так – «разве я не могу любить обоих?». Признаюсь, в романах того времени я встретил такое рассуждение впервые. Оно стало расхожим значительно позже.
Далее Люба стыдится своего чувства. Затем признаёт, что она презирает себя, но её совесть спокойна. Возникают различные формулировки самооправдания. Мне понравилась её дневниковая фраза: «Мне сегодня пришло в голову, что самоотверженнейшая любовь – высочайший эгоизм». Здесь налицо все стадии психической самозащиты. Такая защита начинается с отказа осудить себя и заканчивается упрёком общественной морали – дескать, она могла бы быть и попримиримее.
Герцен очень достоверно изобразил чувство влюблённой замужней женщины, которое испытывается сегодня также, как и в те времена.
Но либеральная миссия, на страже которой стоял тогдашний писательский цербер Белинский, требовала подвести общественно важный фундамент под такие переживания. Отсюда возникло вот какое толкование. Развитие молодой женщины не могло продолжаться с прежним мужем. Тот дал ей всё, что мог. И стал, вольно или невольно, якорем, который ограничивает устремления женщины к новым вершинам. А вот Бельтов стоял выше прежнего мужа на общественной лестнице. Разве не благородно было бы Любови Круцифельской пойти вслед за ним?
Вот такую лабуду придумали тогдашние либералы во главе с Белинским, и она тиражировалась до последних дней Союза, почти 150 лет. А вопрос «Кто виноват?» висел укором неизвестно кому.
На нынешний взгляд, мы познакомились с бытовой драмой, в которой нет высоких чувств. Красноречивый неудачник Бельтов, окажись их роман состоявшимся, быстро наскучил бы Круциферской. Пепел новых отношений никого бы не возвысил, а только унизил. Вновь заданный вопрос «Кто виноват?» приобрёл бы фарсовый оттенок.
Разругав этот сюжет, я вновь задам вопрос – неужели Герцен зря трудился?
Подумав, я отвечу – нет, не зря. Пусть сейчас его уже никто читать не станет, но название он придумал отличное. Вы знаете, как я чувствителен к этому атрибуту литературного произведения.
Название «Кто виноват?» – шедевр. Я всё думаю, как бы мне его сплагиатить?
Не посоветуете?
P.S.
