Вы когда-нибудь задумывались о том, что все мы ищем Рай на стороне? А он себе преспокойненько цветет и благоухает внутри нас, терпеливо ожидая: «когда же мой драгоценный хозяин соизволит насладиться божественной сенью над роскошеством райских шатров»…
Мы вольны думать о себе все, что угодно: не замечать своей самости, не видеть достоинств, концентрироваться на всякой чепухе, вроде возраста, безвестности и материального положения. Все утешения своему истерзанному Я мы ищем не внутри себя, а снаружи…
Мы радуемся похвалам окружающих, одобрению старших, уважению младших. И нам просто невдомек за утешением, помощью и одобрением обратиться к самим себе, чтобы насладиться отдохновением души в выстраданном собственной жизнью Эдеме.
Давайте представим, что Вы разносторонний и интересный во всех отношениях человек. Вы умны, интеллигентны, талантливы, трудолюбивы, азартны, остроумны, благородны… Но Ваша восхитительно крылатая увлекающаяся натура пребывает пленницей вполне материального и земного тела (к которому Вы относитесь более, чем критично), снабженного «вывеской» в виде лица (отражение в зеркале которого частенько Вас удручает), легализованных в паспорте гражданина какой-то страны (в котором есть строка с датой рождения, периодически Вас ужасающая своей антикварностью). Итак, Вы богаты (в глазах нищих) и знамениты (среди никому не известных), но держитесь бодрячком: строите планы, воплощаете идеи, движетесь за мечтой, которая, конечно же, приведет Вас к процветанию, признанию и полному шику… Когда материализуется. А пока… А пока Вы не удовлетворены собой (или недостаточно удовлетворены, потому что всегда можно выше, больше, дальше). Нет, конечно, у всех бывают проблески с залихватским посвистом: «Ай да я!». Но в сухом остатке концентрация солнечных зайчиков самоудовлетворенности мизерна по сравнению с перечнем претензий, начинающихся с частиц «не» и «ни»…
Представили? Отлично. А теперь попробуйте предугадать свою первую реакцию на предложение поработать фотомоделью… Что? Вы закашлялись? Вы смутились? Но почему? Вы же уникальны, единственны, и второго такого лица не сыщешь на всем белом свете!
То-то: все мы ищем красоту на стороне, вместо того, чтобы извлекать из себя… Именно по такому сценарию пошла и наша беседа с актрисой Светланой Свибильской: в ответ на предложение сыграть главную роль в фотосессии «Эфемерная красота», посвященной творчеству Братства прерафаэлитов (союза английских художников викторианской эпохи, возникшего в период глубочайшего кризиса европейской живописи), ею сразу же был оглашен полный список имеемых несовершенств, из которых «солидный возраст» и «выдающийся шнобель» были самыми безобидными эпитетами, подобранными в свой адрес.
– И вообще, я всегда очень плохо выхожу на фотографиях! Просто страхолюд…
– А ты знаешь, что изначально в Братстве прерафаэлитов состояло семь человек? И что они договорились подписывать свои работы аббревиатурой “PRB" – Pre-Raphaelite Brotherhood, а их острые на язык недоброжелатели дали этому сокращению другое толкование – «Penis Rather Better» (пенис куда лучше), намекая на весьма фривольные нравы художников…
– Вот-вот! Я и не хочу, чтобы мои недоброжелатели дали моим инициалам какое-нибудь другое толкование, типа «Старая Скумбрия» или «Страш…
– Послушай, а ты слышала, что прерафаэлитов объединял абсолютный идеализм? Они искали красоту «не от мира сего»…
– …вот-вот, это как раз про меня…
– …красоту, изломанную жизнью, красоту, одухотворенную гибельностью своей, красоту, подвергшуюся растлению, но при этом ни на йоту не утратившую своей самости… Они искали вдохновенную красоту, блистающую чистотой и благородством, вопреки жестоким испытаниям судьбы. В поисках такой красоты они доходили до самого дна иерархии общества, туда, где царствовала дерзкая, разнузданная, нагая красота падших женщин…
– Ты это на что намекаешь?! Я что, по-твоему…
– Нет, ты все не так понимаешь! Только живая красота, далекая от искусов рафинированности, сияет и переливается на ангельских иконописных лицах. Помнишь умопомрачительную «Офелию» Джона Миллеса*? Ее натурщицей, а впоследствии Музой и предметом обожания художников Братства была скромная модистка Элизабет Сиддал. В представлении прерафаэлитов она являла собой тип женщины «кватроченто». Эту высокую худую девушку с точеными чертами лица, алебастровой кожей и ярко-рыжей копной кудряшек отличала дикая, острая, необузданная красота…
– То-то и оно! А я далеко не худышка и отнюдь не красавица!!!
– Нет, подожди, ты что, видела себя в костюме? При макияже? Элизабет тоже позировала не в джинсах: Миллес обрядил ее в тяжелое средневековое платье, вплел в волосы цветы и положил в ванну, заполненную водой, в которой бедняжка безропотно лежала много часов…
– А-а-а, да, я слышала эту историю: из-за переохлаждения она в конце концов заболела пневмонией и едва не повторила судьбу шекспировской героини. Это же ее тело эксгумировал любовник для того, чтобы забрать из гроба рукописи своих стихов?
– Да. Ее угораздило влюбиться в главного идейного вдохновителя прерафаэлитов – ветреного и страстного итальянца Данте Габриэля Россетти – авантюриста, мота и бабника, красившего черной краской кожу ног, чтобы дыры на штанах не бросались в глаза окружающим, но при этом угощавшего дам полусвета первосортным шампанским… От ревности и отчаянья Элизабет пристрастилась к лаудануму, от передозировки которого умерла. Ощущая свою вину в безвременной кончине подруги, Габриэль решил сделать широкий жест и с рыданиями положил в ее гроб тетрадку со своими стихами… А когда через семь лет один издатель вызвался опубликовать его поэтические опусы, страдающий от постоянного безденежья Россетти, не моргнув глазом, организовал эксгумацию своей благоверной и очень радовался, что бумага, в отличие от покойницы, не истлела.
– Вот сволочь!
– Да, он, конечно, не подарок, но такая манера поведения являла собой протест схоластическим социальным догмам того времени. Дело в том, что в период появления прерафаэлитов во всех сферах английского общества, будь то семейные отношения или искусство, торжествовало мещанство. Самодовольные богачи женились только на «приличных девушках из хороших семей», а покупали только «респектабельные» картины, которые смотрятся «парадно, богато и благопристойно» (Россети называл стиль таких полотен «жеманным академизмом»). Его бунт был направлен против обывательщины во всех проявлениях жизни. И, конечно, в перую очередь в искусстве. Отсюда – резкость цветовых контрастов и мистический гиперреализм…
– Да, потрясающий стиль изображения: от их картин просто невозможно отвести взгляд. Сразу в глаза бросается столько деталей…
– Секрет этого эффекта состоит в диорамном изображении мира с точной передачей мельчайших деталей, как ближнего, так и дальнего плана. Отказавшись от линейной световоздушной перспективы, прерафаэлиты первыми начали строить композицию в своих картинах в виде пространственного коллажа (как фотографию с долгой выдержкой), когда в фокусе оказывается вся глубина пространства.
– Послушай, а, может быть, найдешь кого-нибудь помоложе?
– Нет! Только ты! Ты похожа на Элизабет…
– Да уж.
– Слушай, давай сделаем фотографии, а потом уже будем делать выводы!
– Ну ладно. Только я тебя предупреждала.
Фотосессия прошла на одном дыхании. Наша актриса была органична, пластична в своей «дикой, острой, необузданной красоте». Потому что, работая перед камерой, не искала красоты по сторонам, а погрузилась в свой собственный Рай.
Будьте счастливы!
Автор: СВЕТЛАНА МИРГОРОДСКАЯ