ЧАСТЬ 4 ТУТ
Святой Землёй называли глухую провинцию далеко на юге. Жить там было жарко, квадрокоптеры тряслись от ветров, а из пустыни летел песок и прочий экологически чистый мусор. В принципе, можно было упаковать всю жизнь в комфортную сеть разветвлённых помещений с климат-контролем, как это давно делалось на севере. Но тогда возникал вопрос, зачем жить здесь, а не там. Видимо, из-за этого зон контроля климата в Святой Земле не было. Люди жили прямо на улице. Точнее, в домах, расположенных прямо на улице, что с точки зрения горожан выглядело не менее дико. На выходе из терминала квадрокоптеров горожане морщились от сложной, пряной, абсолютно не контролируемой смеси солёного морского воздуха, сухого песка пустыни и пыльцы бурной растительности холмов. Кто знает, какую заразу можно так подхватить? Что скажет Грида?
Но не это было основной проблемой. По старинному преданию, именно в Святой Земле много тысяч лет назад — кто говорит три, а кто пять — зародились иррациональные верования, которые затопили мир и довели человечество до катастрофы. Где-то тут необразованный юнец, то ли рыбак, то ли плотник, сказал, что надо всех любить, и прощать, и принимать волю природы с радостью и любовью. Сами по себе эти наивные бредни вреда не приносили, но быстро проявились две прееприятные тенденции.
Во-первых, человек, который всех любит и которого, как следствие, почти все любят, совершенно теряет тягу к научно-техническому прогрессу и энергичному потреблению его прекрасных плодов. Человек начинает наслаждаться жизнью как она есть, без попыток её усовершенствовать. Он не хочет работать с утра до вечера, чтобы построить себе умный дом и сидеть в нём как нормальные люди. Он, конечно, что-то делает для своей любви, но это, как правило, не соответствует общественному интересу и даже моде.
Во-вторых, полюбить ближнего своего способны не все. Те, которые не могут, ужасно раздражаются видом любящего человека и начинают на него нападать. Возникают междоусобные распри, разрастающиеся практически до самоуничтожения общества. Именно этому были посвящены первые Лекции. Именно на них Лектор поднялся, доказав, что лучше не заниматься метафизической мастурбацией, а сразу работать над наукой и технологиями, которые объединяют и успокаивают человечество.
Найти Бормана действительно оказалось легко. Солнцу показали путь к допотопному, но красивому двухэтажному особняку. На первом этаже там нашлось что-то типа массажного салона, а на втором, в торце огромного студийного пространства, за старинным деревянным столом, который стоил целое состояние по сравнению с каноническим пластиком, сидел мускулистый мужчина среднего роста с пышной шевелюрой. Он что-то сосредоточенно скрёб на столе. Солнце подошла и увидела, что мужчина писал карандашом на бумаге! Солнце слышала про существование карандаша, но впервые видела эту дорогую экстравагантную диковинку. Поэтому она уважительно застыла в некотором отдалении от стола, опасаясь, что мужчина окажется голограммой.
— Вы по направлению на медитацию и психотерапию? — деловито спросил мужчина, не отрывая взгляда от бумаги. — Зарегистрируйтесь, пожалуйста, на ресепшн. Мой датчик не распознаёт ваше электронное направление. Но у нас тут бывают программные сбои, сами понимаете.
С этими словами мужчина поднял на Солнце взгляд и сверкнул белозубой улыбкой. Потом опустил взгляд. Потом пристально посмотрел на Солнце без улыбки — даже не посмотрел, а стал рассматривать.
— Вы Борман? Я от Беллы, — кротко сообщила Солнце. Мужчина распрямился в кресле и аккуратно положил карандаш на стол.
— Она вам передала привет и вот это, — Солнце нерешительно приблизилась к столу и протянула жетон.
— Спасибо. Я Борман, садитесь, пожалуйста, — мужчина взял жетон. Солнце с облегчением и восторгом почувствовала тепло его руки и радостно бухнулась в крутящееся кресло с колёсиками с другой стороны стола напротив Бормана.
Борман повертел жетон и аккуратно убрал в ящик стола. Посмотрел в окно и спросил:
— Как она там?
— Отлично, — решительно сказала Солнце, — лучше всех.
В подтверждение своих слов она крутнулась на кресле и откатилась в центр кабинета, притопнув ногами об пол.
— Я не сомневался, — сказал Борман, — чем могу помочь?
— Эндогенные антидепрессанты.
Борман поджал губы.
— Это Белла тебе подсказала или ты сама придумала?
— Белла подсказала.
— А она объяснила, что это и зачем?
— Нет, сказала, что вы объясните.
Мужчина внимательно оглядел Солнце с ног до головы. Видимо, для того, чтобы у него была эта возможность, Солнце и откатывалась от стола. Запах в кабинете был приятен и неузнаваем. Вероятно, так пахнет деревянная мебель, которую протирают не сбалансированным дезинфицирующим агентом, а влажной ветошью.
— Что ты ищешь?
Солнце подумала, как бы это правильно сформулировать, и бессильно выдохнула:
— Любовь.
— Коротко и ясно, — хмыкнул Борман, — но всё-таки нужны подробности. Голуби целуются на крыше?
— Что? — недоумённо переспросила Солнце. Потом поняла, что терять нечего и напряжённо сообщила, — Грида стирает у меня из головы память о моих любимых.
Борман встал, потянулся и с интересом уставился Солнцу прямо в глаза:
— Нифига себе. А это тебе кто сказал?
— Я сама вычислила. Я вела дневник.
— Но это же запрещено.
— У меня такое ощущение, что вся моя жизнь запрещена сейчас. Так что я выбираю меньшее из зол.
Борман обошёл Солнце кругом, осмотрел её как скаковую лошадь, затем чуть ли не с восторгом пропел:
— Выыыычислила… Стирааааает… А Белла-то что говорит?
— Ничего не говорит. Отправила к вам и обещала, что вы всё расскажете. Ещё она сказала, что вы расскажете, почему нельзя пропускать инъекции.
Мужчина ещё более распрямился и резко спросил:
— Сколько инъекций ты пропустила?
— Три.
— Нифига себе, — теперь как-то по-другому удивился Борман, — и Белла тебя откачала?
— От чего откачала! — взвигнула Солнце. — Прекратите говорить загадками. Расскажите, что происходит.
Борман сделал два круга вокруг Солнца, которая застыла как статуя и упрямо смотрела перед собой. Наконец, он покачал головой и заговорил:
— Да, Грида стирает твоих любимых из твоей памяти. Но она хочет тебе добра. Она оберегает тебя и твоего любимого от опасностей, научно доказанных в клинических испытаниях. От генетических дефектов, которые с большой вероятностью возникнут в фенотипе твоих детей.
— А большая вероятность — это сколько?
Борман прищурил глаза и со смешком сказал:
— У нас тут принято отвечать вопросом на вопрос. Скажи, а что ты знаешь о вероятностях?
— Я дипломированный инженер с углублённым математическим образованием, — холодно сообщила Солнце.
— Двадцать процентов.
— Двадцать процентов конкретно чего?
— Двадцать процентов возникновения опасной мутации.
Солнце подумала и уточнила:
— А какова вероятность возникновения заболевания от этой мутации?
Борман хмыкнул, что-то посчитал в уме и сообщил:
— Ну, порядка двадцати процентов в среднем по больнице.
Солнце тоже посчитала и яростно уточнила:
— Четыре процента? Мне стирают память из-за четырёх процентов вероятности возникновения заболевания моего ребёнка?
— Углублённое математическое образование, — одобрительно отметил Борман и вновь стал пристально разглядывать Солнце. Потом собрался и сообщил, — Чтобы жить вечно, нельзя рисковать даже процентом.
— Но вечно буду жить не я. Меня-то стирают.
— Вот! — отрезал Борман. — Вот чтобы утихомирить всю эту пургу у тебя в голове и нужны эндогенные антидепрессанты. Ты посмотри, все мечтали стать бессмертными. Грида вас такими сделала. И теперь вы кривляетесь и философствуете на отвлечённые темы, по-прежнему продолжая требовать бессмертия. Какое тут возможно инженерное решение? Только подправлять твою голову. Вот Грида этим и занимается. А когда ты начинаешь против неё бунтовать, подключаюсь я с антидепрессантами.
— А почему Грида их мне не введёт?
— А ей это алгоритмом запрещено. Американцы после двухсот лет экспериментов над населением приравняли инъекционные и таблеточные антидепрессанты к опасным наркотикам. Сейчас вообще не осталось людей, которым это добро было бы полезно по медицинским показаниям.
— А почему вам разрешено?
— Ну я же в геном вставляю. Слегка повышенную эндогенную экспрессию эндорфинов и каннабиоидов Грида считает нормой. Собственно, в человеческой популяции всегда были и есть счастливчики с повышенной эндогенной экспрессией, и они исключительно приятны себе и другим. Я поднимаю несчастливых до нормы счастливчиков. Так что, с точки зрения Гриды, я, скорее, санитар леса, чем нарушитель алгоритма.
Взгляд Солнца пристал к волевым скулам Бормана. Она резким усилием опустила глаза и переспросила, пытаясь сохранить деловой тон:
— То есть, я перестану волноваться и найду любовь?
— Да, ты перестанешь волноваться. Это факт. Научный. А вот про любовь тебе кто сказал?
— Ну Белла же!
— Она врёт, — неожиданно резко прорычал Борман, — и она это знает. Антидепрессанты глушат внутренний голос и подавляют боль от него. Все эти каннабиоиды, алкоголь, никотин и прочее. Но и любовь они тоже глушат. Потому что в человеке болит и любит один и тот же орган.
Солнце горько выдавила:
— А почему Грида не сделает из меня травоядного гермафродита? Чтобы не было вот этого вот всего.
— Ты будешь смеяться, — горько отзеркалил Борман, — но такие попытки были. Увы, с точки зрения осуществления бессмертия отдельной человеческой особи это оказалось ещё менее эффективно, чем вот это всё вот.
— Думаю, у меня нет особого выбора, — спокойно сообщила Солнце после паузы, — я готова попробовать. Я верю Белле.
— Что ж, не буду отговаривать, — сказал Борман примирительно, вернулся к столу, но не стал садиться в кресло, а присел на край столешницы, — если Белла за тебя всё решила, то я готов помочь.
— А как вы вставляете в геном ген-продуцент?
— Стандартный подход: криспр-кассета — то же, что у Гриды в инъекциях. Иначе бы она не позволила.
— Значит, вы и есть тот человек, который умеет обманывать ДАО? — Солнце восторженно уставилась на Бормана. — О вас легенды ходят.
— Не обманывать, а находить неочевидные правила, скрытые в алгоритме, — строго сказал Борман, — безболезненно, безопасно, проверено. Укололся и пошёл в новую жизнь. Я только тебя хочу по дружбе об одной проблемке предупредить. Другим я про это даже не морочу голову, поскольку у них по уровню развития действительно другого выхода не просматривается. Но у тебя есть потенциал. В общем, имей в виду: эндогенные каннабиоиды нарабатываются только во время бодрствования. А ночью — не нарабатываются. Поэтому каждое утро у тебя будет просыпаться внутренний голос и подробно объяснять тебе, что ты живёшь без любви. Но минут через двадцать он будет замолкать, когда каннабиоиды наработаются. Некоторых это так огорчает, что они потом приходят снимать вставку. Так зачем же два раза бегать? К тому же Грида на снятие реагирует непредсказуемо… Иногда волосы выпадают. Так что подумай заранее.
Солнце схватилась за волосы, но решительно уточнила:
— Так вставку и снять можно?
— Конечно. Любую криспр-кассету можно снять, если знать последовательность РНК на снятие. Грида их постоянно туда-сюда гоняет.
— Как гоняет? — Солнце похолодела.
— Да-да, — рассмеялся Борман, — именно так и гоняет. Внутри тебя. От инъекции к инъекции. А ты как думала?
Солнце ощупывала свои любимые волосы и бешено просчитывала варианты. Угрюмо уточнила:
— А что у меня за потенциал?
— Не напрашивайся на комплимент.
— Скажите.
— В тебе есть внутренняя сила и ясность. Тебе не надо ни с чем бороться. То, с чем ты борешься, то тебя и имеет. Оно называется сансарой или диаволом. Их невозможно победить — только принять и растворить в радости и любви. Я бы тебе посоветовал продолжать искать своего человека. Грида пропустит его в какой-то момент: она не всемогущая и делает ошибки даже в своих алгоритмах. А ты ей можешь усложнить задачу, и тогда она пропустит человека быстрее.
— Я уже триста лет ищу. И проповеди все эти слышала. Сейчас вы скажете, что сначала надо найти себя, потому что иначе своего человека и искать некому.
— Это абсолютно верно! И время у тебя на это есть, слава Гриде!
— Нет, я не могу так больше. А какие альтернативы?
— Псилобицины: тут любви по-прежнему не будет, но и депрессий не будет. Вот только ты не будешь есть и спать — нужно будет внутривенное кормление и снотворное.
— Какая-то глупость. Сейчас я не счастлива, но живу нормально, а чтобы стать счастливой, надо выбирать между утренними припадками и внутривенным кормлением под снотворным.
— Может, и глупость, но у вас полгорода так живёт. А другая половина пытается в Храме вымолить у Гриды поблажки. Это физиологические ограничения человеческого тела, живущего тысячи лет. Слава Лектору, мудрые люди это знают и принимают. Ты что, не видела, что у них глаза пустые?
ЧАСТЬ 6 ТУТ
Отрывок из книги "ВРЕМЯ + МАЯК". Покупайте на Лабиринте.
Обязательно подписывайтесь на этот канал. Тут будет ещё много разнообразного и интересного.
Эпиграф:
"Но каждый из нас стрелял в своё солнце и времени было в обрез."
-- БГ