Две монеты для мертвеца
На берег в самую короткую ночь лета вылезал мертвец. В седых его волосах застряли моллюски. А рот был полон склизких червей. Его команда давно уже покинула эти воды, отчалив к райским берегам, а он был тут до самого конца.
Компанию ему составляла лишь скрипка вместе с множеством паразитов, облепивших его бездыханное тело. Инструмент был подобен нагой деве, насильно лишённой одеяний, — лак его облупился, и черное размокшее дерево стеснительно выглядывало из-под паутины трещин.
У ног мертвеца ты найдешь гору медных монет, принесенных рыбьими головами с самого дна моря… Отчеканены они в самих монетных дворах морского царя, в глубинах, где обитают только самые отвратительные твари океан. Их медный звон — его подарок тебе, они — проклятие твое.
Теперь слушай внимательно!
Если на левый глаз мертвецу ты положишь монету, то он закричит, подобно чайке с крылом оторванным.
Если на правый глаз ты положишь монету, то запоет голосом ангельским на языке подводных богов, диалекте песков с акцентом человеческим.
Но если ты дашь ему монеты в руку, он утянет тебя в морок глубин и покажет судьбу твою за столь малую цену...
— Завязывай со своей болтовней! Идём купаться! — потянул меня в сторону Павлик.
В одних плавках Павлик вылез через окно, затем через ограду лагеря… естественно, без единого вопроса я и трое других из комнаты последовали за ним.
Хорошим Павлик был пацаном — отличник, спортсмен, вот только неприятности он уж слишком любил. А мы что? Семнадцатилетние пацаны, последний год детства, последний день смены... Морская соль ещё щипала наши обгоревшие носы, а тела саднило от ссадин и синяков, но, знаете… хотелось больше. За Павликом же было удобно следовать.
Теперь мы неслись как безумцы, уже забыв про страшилки. Кому было дело до моих кошмаров, которые я тщетно записывал? Даже мне стало все равно. Лишь только один вопрос затаился в дальнем углу моего сознания, от чего я не мог окончательно утонуть в звёздной черноте неба.
По бокам мелькали штукатурные стены, белые-белые лабиринты домов, виноградные лозы, пустые прилавки. А впереди было бескрайнее море, манившее нас, мотыльков юности, подобно огню. Оно радовалось нам, встречая нас солеными брызгами. Мы кричали ему в ответ и падали в его объятия: ледяные, но такие желанные.
Несчастный стон прервал наше веселье. Мы, пятеро, вместе обернулись, чтобы увидеть фигуру, лежащую у самой кромки воды. Это было тело, за которым тянулся длинный «хвост» из водорослей и ила, рыбьих голов, потрохов, мусора и даже лесок с грязными крючками. Человек перевалился на бок, и мы увидели на его шее ржавую цепь, к которой была прикована скрипка.
Но даже не вид его мертвого, исказившегося от страданий лица заставил наши молодые сердца превратиться в лед. Запах разложения и прелости окутал нас, и дыхание наше перехватило. Вонь, кажется, заражала гниением все, чего касались отвратные миазмы. Я согнулся пополам, и меня вырвало прямо в морскую пену. Но никто не обратил на это внимания, их заворожила иная картина.
Медные монеты посыпались из моря, словно оно с пренебрежением выплевывало их, и тут в наших руках появилось по два крошечных диска. В ужасе я разжал руку, и ледяной металл с плеском упал в соленую воду, но через мгновение я вновь ощутил знакомый холодок на коже. Когда кто-то всё-таки решился взять третью монету, одна из них чудесным образом исчезла из его рук.
И тут мы поняли, что у нас есть лишь две монеты и просто так мы не сможем их потратить.
Первым, кто подошёл к мертвецу, стал Павлик. Он без страха положил монеты в протянутую руку трупа с вздувшейся от бесконечной сырости кожей.
— Ну, покажи мне судьбу мою, старик! — воскликнул он, как если бы разговаривал со своим старым другом.
Из мертвого рта потекла вода, и заполняла она все. Дома — до самых крыш, деревья — выше крон, нас — по самые лёгкие. За секунды влажная галька под нашими ногами стала песком на дне океана.
Но мы не тонули, мы видели. Средь всплывших рыбьих голов было яркое Солнце, что озаряло глубины — такие пустые, такие одинокие. Вот только зрачки Павлика затянуло и кожа его размякла, словно у утопленника. Точнее, он им и был.
Но видение закончилось так же быстро, как и началось. Больше не было ни огромного Солнца, ни рыбьих голов, а потрясенный Павлик был жив.
Слишком быстро вслед за Павликом пошёл следующий.
И повторялось это из раза в раз. Вновь и вновь мы погружались в глубины Неизведанного, чтобы утолить наше любопытство. Все жаждали заглянуть в прежде закрытое окно судьбы лишь за две монеты у мертвеца.
А я все смотрел в его глаза-бездны — бездонные дыры, полные скорби. Они видели чужой свет, но, не в силах найти свою тьму, были обречены из раза в раз на дне встречать Судьбу.
Поэтому, когда я потянул руку, я не смог разжать кулак.
Что же ждёт меня под водными толщами? Может, солнце? А может, луна? Душа требовала картины не хуже, чем у моих друзей.
Но… Я положил монету сначала на левый глаз, а затем тут же на правый и… закрыл навечно эти страдающие глаза.
Спина мертвеца с хрустом выгнулась. Пускай на его прогнившем кителе поселилась слизь и плесень, которой радостно лакомились рачки, сейчас утопленник казался другим. Возможно, более зловещим. Он медленно стянул с шеи цепь, поднял скрипку с блестящей гальки и заиграл.
Затем его рот издал протяжный низкий звук. Это была песня про его судьбу. Было сложно разобраться в размытых метафорах и горловых звуках, что издавало его чрево, однако я чувствовал всю боль, что вкладывал покойник в каждую ноту.
Музыка настолько проникла в каждый кусочек моего тела, что я даже не заметил, как проснулся...
Друзьям я часто рассказывал этот сон, но кто мне поверил бы? Мне часто снились кошмары.
Павлик и правда встретил само Солнце. Рыжеволосая девушка с веснушками, которая силком вытащила его из депрессии... Она и правда стала его светилом.
Вот только он утонул во время дайвинга на затонувшем корабле.
Как и другие. Каждого из ребят, кто был со мной, забрало море...
А какая ещё может ждать судьба тех, кто решил увидеть её на дне моря?
Но дело не в этом…
После смерти Павлика я женился на той девушке… и так с каждым... я словно забрал судьбы, которые показал мертвец из того сна...
Но, может быть, именно я обрёк их на смерть, услышав ту симфонию мертвеца?
