Мон шер, в этот миг, в эту ночь я как никогда осознаю, как вы мне дороги. Право, мне чужды бездумные порывы словесных излияний в вашем присутствии. Быть может, меня и знают в моем полку как залихватского бравого гусара, однако в вашем присутствии я вечно робок и сдержан. Однако сейчас, под австрийским небом, я чувствую нужду высказаться.
Державный наш полководец, Михаил Илларионович, держит голову высоко. И офицеры уверены в неминуемой победе. Однако мне страшно, мон шер. Впервые я признаюсь в этом даме. Страшно не умереть. А не увидеть более вашего ясного лика и жемчужного смеха. Помните, я говорил вам: "Когда вы смеетесь, я слышу, будто бусинки жемчуга падают на блестящие полы с пьянящим звоном". И ныне закрою глаза и слышу его. Слы-шу.
Все скоро закончится, и я явлюсь пред вами на щегольских рысаках. Уж поверьте, раздобуду их. И поедем кататься. И дорога будет безбрежной. Пишу эти строки больше себе, ведь письмо это не пошлю вам. Потому как завтра мы одержим победу. Но сохраню его, дабы потом доставать украдкой да посмеиваться над собой. А потом стыдливо прятать, как негожему охальнику, за пазухой, потому что на веранду придете вы, в шляпке и атласном платье, и мы будем вкушать вечерний чай и любоваться звездами. Даже красивей тех, что я вижу ныне перед собой. А предо мною нонче ваше созвездие рисуется, ей-богу. Ластится. Дышит.
Дело ко сну, мон шер. А весь он состоять будет только из вашего прекрасного образа, вы не сомневайтесь. Светлейший граф Каменский уже отечески кивнул мне, дескать-де, письма – дело благородное, но пора и честь знать. А она мне столь же дорога, как и вы, мой алый тюльпан.
Павлоградский гусар и ваш милый друг Николай Денисов
Аустерлиц, 1 декабря 1805 года.
-//-//-//-
Леди Мария,
Спешу сообщить, что плавание идет нормально. Здесь немало истинных леди и джентльменов, одно удовольствие наблюдать за их манерами. Вас бы они крайне впечатлили. Единственное разочарование – это возвращаться в свой второй класс ночью и встречать подвыпившую чернь, невесть каким образом оказавшуюся здесь. Как же это минорно. Большая их часть живет в трюме. Наверх они не рискуют подниматься. Еще бы. Однако порой забредают к нам. И у меня топорщится ус, а Вы ведь знаете, что это означает крайнюю степень моего раздражения. Один из них вчера даже чихнул без платка. Экая мерзость. Будто малой секундой испортил общую гармонию.
Однако же все остальное в высшей степени эстетично. Чай вполне вменяемый. Салфетки по столам имеют вид идеально сложенных треугольников. Чудно. Прекрасно. Мы делали остановки в Шербуре и Квинстауне. Все по плану. Тональность путешествия сохраняется. Не могу сказать, что подвластный мне оркестр идеален. Но они старательны. Это радует. Наш капитан, мистер Смит, настоящий джентльмен. Хотя я слышал, что в его карьере случались досадные эксцессы, он пользуется всеобщим уважением. Как от персонала, так и от высокопоставленных гостей. Даже сама графиня Ротес выказывает к нему уважение. А вчера она аплодировала нам. Глядя на меня. Представляете, леди Мария? Ваш Генри удостоился аплодисментов от жемчужины высшего общества. Идеальная терция.
Почему пишу Вам сегодня, признаться, не знаю. Сегодня мы репетировали вальс Арчибальда Джойса, «Осенний сон». По моей инициативе. Есть в нем что-то строгое и в то же время свободное. Как ваш облик для меня. А потом я вышел на борт напиться океанического молчания. Взглянул на звезды. И подумал о Вас. Несмотря на то, что я исполняю обязанности руководителя оркестра, я, в первую очередь, скрипач. Соответственно, у меня идеальный слух. А Вы для меня – идеальная тональность. Ваша мелодия всегда звучит в идеальное двухголосие со мной. Так мне подумалось. Уж простите, коли это слишком дерзко. Но вы – моя будущая жена. Поэтому простите джентльмена за несдержанность.
Дело ко сну, леди Мария. А в нем я увижу Вашу мелодию, безгрешную для моего идеального слуха. Капитан Смит строго кивнул мне, я поклонился в ответ. Как говорится, есть время пить чай и есть время отдыхать от него. Я войду в гармонию сна. А как Вы знаете, гармония для меня так же дорога, как и Вы, леди Мария.
Руководитель оркестра и Ваш жених Уоллес Хартли
Северная Атлантика, 13 апреля 1912 года
-//-//-//-
Кадерле минем жимешем Фаима,
Пишу тебе с радостью. Захотелось почему-то. Вроде бы обычное учебное дело, сколько таких было. Но написать тебе захотелось впервые. Я привык быть под водой. Но не могу привыкнуть к тому, что не видно звезд. Даже ночь мы определяем только по наручным часам. У вас, в Видяево, сейчас глубокая ночь. И звезды, звезды светят ярче фонарей. За что я не люблю большие города, это за то, что там на небе мало звезд. А у нас – целая россыпь, кадерле Фаима. Вспомнилось, как мы в последний раз стояли в обнимку и смотрели на звезды. Я обещал тебе бросить курить, а ты смеялась и говорила, что мусульмане любят объясняться в любви, а потом заводят гарем. Я тогда посмотрел на тебя серьезно так. И сказал, что брошу. И брошу, вот увидишь. А то даже маленький Данис морщится и чихает, когда от меня пахнет куревом.
Наш капитан, Лячин, хороший мужик. Шутить любит. Не всегда смешно, но сам всегда так смеется, что сам невольно хохочешь. Спрашивает: «Фанис, как сына зовут?» Я говорю: «Данис». А он такой: «Фантазии у тебя навалом, я смотрю». И хохочет. И я начинаю. Смешной он мужик. Хороший.
А у меня чего-то внутри защемило. И я решил письмо написать. Первый раз в жизни письмо пишу. И зачем, спрашивается? Да просто хочется. Хочется сказать. Написать. Люблю я тебя, Фаима. Вот как утонул в первый раз в твоих карих глазах, так никак не выплыву. Хотя вроде бы опытный подводник. Так и возникаешь ты перед глазами, матурым, со своими длинными волосами, карими глазами и точеной фигурой. Как ты смеешься. Как ты используешь звуки вместо слов, когда слишком эмоционально все. Как ты любишь укусить вместо того, чтобы поцеловать. Жюляр. Минем Мэхэббэт. А когда ты поешь, мое сердце уходит даже не в пятки, а гораздо глубже, чем мы заплываем.
Пора спать, кадерле Фаима. И во сне я увижу тебя, поющую наши песни. Тут капитан Лячин заглянул в каюту, спросил, чего не сплю. Увидел, что я письмо пишу. Говорит: «У тебя, Фанис, такая тупая улыбка на роже, что даже не спрашиваю, кому пишешь. Давай недолго, отбой уже». Хороший он мужик. Яхшы егет. Помолюсь Аллаху и пойду в гости ко сну. А воля Аллаха мне так же важна, как и ты, ягымлы Фаима. Поцелуй Даниса на ночь. Скоро буду дома.
Техник-турбинист и твой муж Фанис Ишмуратов
Баренцево море, подлодка «Курск», 11 августа 2000 года
***
Автор: Данис Бухараев
"ФанФан" открыт для сотрудничества. На этом канале размещаются лучшие произведения наших авторов. Публикуйте своё творчество в нашем паблике (ссылка в описании канала).
#рассказ #реалистичная проза #письма #трагедия #проза
