— В Сашку, по-моему, попало из крупнокалиберного пулемета, а меня станина закрывала еще. Стоявшую броню сбило гранатой. Загорелась машина. Не знаю, граната ударила или мина. Контузило. От металлического щита из-за попавшего снаряда посыпалась мелкая сверкающая стружка. Ударило в лоб. По лицу потекла кровь. Попытался открыть глаза, но уже ничего не видел. Отстреливался вслепую, чтобы они близко не подошли. Временами слух возвращался и слышался лязг танка. По-моему, он подошел с дальнего гарнизона. Вдруг толчок, и я лечу в пропасть. Повезло, зацепились за камень. Я из машины выпал и уже смутно помню, как кто-то мне кричал: «Ползи сюда! Ползи сюда!», — всплыли в памяти афганца Павла Пархоменко события почти 40-летней давности.
Команда «А»
Афганистан долгое время был закрытой темой. Даже когда сослуживец Павла Петровича Александр Погорелов в последнем бою погиб, родителям не разрешили написать на памятнике, что он исполнял интернациональный долг в республике. Только сухое «Погиб в рядах Советской Армии». Открыто стали об этом говорить с 1987 года, практически перед самым выводом советских войск.
В 1981 году 17-летний Павел Пархоменко заканчивал 11 класс школы № 49. Его, как и всех советских ребят, ждал один путь: выпускной вечер, военкомат, контрольная повестка и служба в армии.
Обычно проводы парней начинались в мае, Павла призвали 1 апреля. Весной 1982г. шел спецнабор ребят. От Ростовской области формировался целый эшелон солдат для службы в Афганистане. Но об этом ребята узнали позже.
— В военкомате почему-то заинтересовало надпись на личных делах «Команда», я вот сейчас не помню, какой-то номер и буква «А», — вспоминает он и добавляет, что догадывался, где будет служить: несколько раз интересовались, как он переносит жару.
– Но, как и у любого пацана, это вызывало интерес. Ведь тебе доверят боевое оружие и нужно будет защищать афганских крестьян. Тогда ж такая идеология была.
Когда призывников привезли в Батайск, на сборный пункт, там они уже узнали, какие «покупатели» за ними приехали и откуда они. Солдатское радио донесло — ребят будут сопровождать офицеры из Туркестанского военного округа. Собрав достаточное количество призывников, был сформирован целый состав, который повез их через всю страну.
Выдали ботинки и панамы
В Ашхабаде ребят переформировали. Перед отправкой в войска они должны были пройти курс молодого бойца.
— В Батайске нас переодели в солдатскую форму, выдали шинели. И когда мы сошли с поезда, обалдели. Там в первой половине апреля уже стояла жара под 30 градусов. Снимать шинели не разрешили. Так мы, все мокрые, и топали до части, — рассказывает воин-интернационалист, отметив, что потом им выдали новую форму: сапоги заменили на ботинки, пилотки – на панамы.
Павел попал в самую южную точку Советского Союз – приграничный военный городок Кушка. От Ашхабада до части шла «одноколейка», которую строили еще до революции, в 1917-1920 годах. Об этом он узнал в Музее боевой и революционной славы, куда позже на экскурсию водили солдат. Жили ребята в казармах, которые были построены еще в царское время.
Курс молодого бойца длиной в два с половиной месяца Павел прошел в ускоренном темпе. Приехавший 10 апреля он принял присягу на День Победы, 9 мая. Его и остальных солдат снова посадили на поезд и довезли до Ашхабада. А дальше на военном аэродроме загрузили в самолет, который взял курс на Афганистан. Когда он пошел на снижение, пролетел горный хребет, молодым парням стало не по себе – внизу, под ними, чернели сожженные танки, разбитые вертолеты, сгоревшие по обочинам дороги грузовики.
Новобранцы высадились в Кабуле.
— Озирались. В горах слышалась стрельба. Подумали, может, учения идут. Было дико. Мы приехали из мирного Союза, а тут – стрельба. Вокруг – военная техника, пулеметы, БТРы, «зенитки». Жутко стало. Душманы, мы так называли местное население, в чалмах, штаны на них – тряпки намотанные. Попав в свой батальон, зашел в ангар, где и собрания проводили, и кино крутили, а там — доска с именами погибших ребят. Мне сразу вручили автомат, боевой комплект. В первый же вечер нас обстреляли, — вернулся в прошлое Павел.
Возил не только горючее
По всему Афганистану, от одной границы до другой, курсировали колонны машин. «Сухогрузы» перевозили обмундирование, продовольствие, хозяйственные принадлежности. Артиллерийские колоны снабжали снарядами танки, «Грады», «Ураганы». Еще были «наливняки». Водителем одной из них и определили новобранца.
— Если короткий Камаз — «бортовик», у него одна цистерна стоит тонн на восемь. Если с полуприцепом, то там три. И, представляете, эти 12 тонн горючего нужно везти на перевал Саланг, — говорит он.
По пыльным дорогам поколесить ему пришлось много. В редкие минуты отдыха он даже мечтал, как после дембеля попробует поработать в Совтрансавто, где дальнобойщики мотались за рубеж.
— У Розенбаума песня есть «Черный тюльпан». «В Афганистане в черном тюльпане с водкой в стакане мы над землею летим…» Это про летчиков, которые везли мертвых ребят домой. Доводилось и мне гробы к черному тюльпану подвозить. Тела забирал из медсанбата, где находился так называемый морг. Там ребят одевали, если было что-то. Если нет, клали муляж. Некоторые говорили, что ко всему привыкаешь. Но когда видишь умирающего товарища, с которым ты только разговаривал, или вдруг пуля над головой просвистит, как к этому привыкнешь? Было тяжело, переживали, но старались виду не показывать, — вздыхает он.
Дорога на перевал Саланг.
Материнское сердце
Водителем он был первые полгода. Командиры, заметив его меткость (не зря ж он с седьмого класса занимался пулевой стрельбой), посадили на зенитную установку. Вторым стрелков был его друг Александр Погорелов. В их задачу входило сопровождение колоны. Когда начинался обстрел, они выдвигались вперед и вызывали весь огонь на себя. Остальные в это время уходили.
В батальоне Павел практически не находился. Ему приходилось мотаться с колонами.
— В последний раз мы гнали секретные машины. 7 или 8 июля, не знаю уж почему, просто отбил родителям телеграмму «Нахожусь в Ташкенте, получаю технику». Я не ожидал, что мамка прилетит! Вы представляете, она на следующий же день прилетела в многомилионный город. Одним словом, материнское сердце! Не знала ни адреса, ни где искать. Благо ей такой таксист попался. «Ну, мать, ты меня заинтересовала. Давай теперь искать» — ответил он на ее просьбу найти сына, приехавшего с Афганистана получать технику. Они чудом нашли тот закуток, где стояли наши машины. Нам нельзя было перегонять их днем, и мы дожидались сумерек, — отмечает он.
Павел Петрович признается, сперва не придал значения, когда рядом с его машиной остановилось такси. Выглянул. Водитель и женщина какая-то на переднем сиденье. И обратно, брык, и лег. Вдруг подбегает к нему сослуживец: «Эй, Паша, джан! Там мать приехал!» Павел сперва выругался, мол не шути так больше. А когда выглянул снова — действительно, стоит, улыбается!
Они погуляли по Ташкенту. Павел устроил маму на ночлег, а на следующее утро, 10 июля, попрощавшись, выдвинулся в колоне дальше. Пригнав машины в Баграм и Кабул, только к 17 июля Павел попал в свой батальон. А спустя несколько дней – в новый рейс. Колона загрузилась в Пули-Хумри, а на обратном пути подошла к перевалу Саланг. Это было 28 июля 1983г.
Последний бой
Колону остановили перед перевалом в Хинжане. Прошел слух, что в ущелье начался бой. Чуть позже подъехали ребята на БТР и попросили помощи. Зенитчики отделились от своей колонны и направились к ущелью.
— На подъезде стало ясно – зажали не одну, а две колоны. Несколько «наливняков» поднимались вверх по дороге, следом шли сухогрузы. Первую и последнюю машину сожги, а потом сверху, со склонов гор, стали расстреливать всех тех, кто оказался в середине. Вниз стекала вспыхнувшая солярка. А в ней горели заживо наши солдаты, которые выпрыгивали из машин. С задачей — вызвать огонь на себя, чтобы уцелевшие смогли перегруппироваться, вынести раненных и убитых, мы справились. Но никто не предупредил, когда окружили нас. Сколько смогли, бились, — вспоминает он свой последний бой.
Павел Петрович считает, на тот момент что-то в жизни еще не выполнил, что должен был, поэтому и остался жив. Раненного, полуживого его привезли в Кундуз, в медсанбат. Там перебинтовали, какие смогли осколки, выдернули. Дальше надо было ждать вертолет. Он прийти не смог. Дня через три Павлу совсем стало плохо. Повезло, что в Кундуз прилетел санитарный самолет и забрал раненых. В Кабуле пересели на другой. В полете на операционном столе у Павла достали еще часть осколков. Оставшиеся уже удаляли в больнице в Ташкенте.
Из-за большого числа раненых прилегающие к Афганистану госпитали были переполнены. Павла загрузили опять в самолет, и он попал в окружной военный госпиталь города Минска.
Родители о трагедии узнали лишь тогда, когда он более менее пришел в себя и отправил письмо, написанное под диктовку: «Немножко цепануло, лежу в госпитале».
Новая жизнь
В Шахты он вернулся к Новому году. После контузии долго приходил в себя. Для 18-летнего парня, погрузившегося в одночастье в полную темноту, это был катастрофический удар. Только благодаря колоссальной поддержке родителей, он не опустил руки. Уже в феврале с мамой поехал в Волокаламск на реабилитацию, где незрячих учили возвращаться к прежней жизни. А в июле в Кисловодске подавал документы в единственное на то время в Союзе медицинское училище, где люди с ограниченными возможностями могли учиться наравне со всеми. Программа для всех была одна и скидку на здоровье никто не делал.
Спустя три с лишним года, получив красный диплом, он вернулся в родной город и устроился в городскую поликлинику № 2 массажистом. На одном месте проработал 30 с лишним лет. Удостоен звания «Отличник здравоохранения России».
Есть у него медали и за службу в Афганистане: «За Отвагу», «За боевые заслуги». Но он о них не очень любит говорить
— Это награды той, уже несуществующей страны. Я их даже ни разу не надевал. Хотя мне они, конечно, очень дорого обошлись, — говорит воин-интернационалист. — До сих пор доходит до тошноты, когда кто-то рядом готовит шашлык. Тот запах обгорелого тела, когда мы выносили раненых, упавших в горящую солярку, до сих пор не могу забыть.
С тех событий прошло 39 лет, почти целая жизнь, а Афганистан до сих пор ему снится. Иногда он возвращается в лицах ребят, всплывающих в памяти. А бывает, пронесется очередью и залпами последнего боя. Врачи лишь пожимают плечами: «Посттравматический синдром Афганистана».
Фото из личного архива Павла Пархоменко, Николая Кравцова.
Афганская война, продлившаяся 10 лет, унесла жизни 13 шахтинцев. Еще двое пропали без вести. На данный момент в городе проживает 352 воина-интернационалиста, прошедших Афганистан.