-Здрасьте, теть Зой.
Люба бежала сломя голову, торопливо поздоровавшись со встречной бабулей.
-Любушка, здравствуй, а куды ты торопишся так?
-Письмо, теть Зоечка,письмо от Ивана должны принести. Он матери письма шлёт, там и мне тоже пишет. Побегу я, некогда.
И Люба, радостная, разрумянившаяся, побежала дальше по переулку. Зоя Ивановна не решилась ей сказать, что вместо долгожданного письма, мать Ивана получила похоронку.
*****
Люба была сиротой, мать умерла, когда она была подростком. После смерти матери деревенские бабы её жалели, помогали и советом и делом. Девочка выросла скромная, добрая, трудолюбивая, успевала и на ферме работать, и избушку свою с огородиком в порядке содержать, и помочь всем вокруг, кому помощь нужна была.
И всегда с улыбкой, всегда приветливая, никому слова плохого не скажет.
"Кому же невестка такая достанется, золото, не девка"-судачили женщины в селе.
Но Люба и не ходила вечерами на гуляния, сидела дома, как не звали её девки да парни.
А тут Иван начал поглядывать, и парень то хороший, ладный. " Красивый"-вздыхали девки, а он ни на кого не смотрел. Только на Любу, да подойти не решался, только смотрел, да вздыхал.
Каждый вечер Люба слышала, как по переулку, возле её домика тоскливо разливалась переборами гармошка, и знала она, что Иван, и улыбалась тихонько...
Началась война. Иван тоже уходил на фронт. Набравшись смелости, позвал он Любу вечером под березку, за околицей, молнией разбитую. Люба пришла.
-Люба, -шептал ей парень, -фашиста быстро прогоним, когда я вернусь, выходи за меня замуж. Люблю тебя, Люба, люблю...
Вот так проводила она Ивана, и с тех пор каждый день бегала к его матери, тётке Матрене, узнать, есть ли письмецо от её ненаглядного. Письма было всего два, а потом похоронка...
Тётка Матрёна слегла, совсем худо у неё со здоровьем стало, и Люба изменилась.
Чёрный платок натянутый на самые глаза, сжатые в узкую полоску губы. Не слышно от неё было теперь ни слова лишнего, и улыбки её не видно. Да и не до веселья было никому в селе, сначала похоронки одна за другой, потом отступление нашей армии...
*****
Колёса телег застревали в грязи,бойцы тогда окружали застрявшую подводу, тянули лошадь за узду, другие толкали колёса. На телегах везли тяжело раненых, они стонали, бредили, лошади фыркали, прерывисто ржали, стараясь изо-всех сил выбраться из вязкой грязи...
Осенние дожди лили уже третью неделю.
Уставшие, грязные солдаты, многие перебинтованы, уже сползшими, в засохшей крови и грязи повязками.
Они отступали, разбитые фашистами, раненые, но не сломленные, не потерявшие своей отваги, не потерявшие веры в победу, готовые защищать свою Родину до последней капли крови...
Люба стояла среди деревенских, вдоль дороги, проходящей через село. Смотрела на бойцов, надеясь увидеть среди них своего Ивана, надеясь, вдруг ошиблись с похоронкой, вдруг жив...
Вдоль дороги стояли женщины, каждая из них глазами искала своего, родного, мужа, брата, сына...
За их руки держались дети, за подолы их юбок цеплялись младшие. Дети плакали, навзрыд, безостановочно, они понимали, что происходит что-то страшное...
Стояли старики и старухи. Старики стояли молча, изредка вытирая рукавом слезящиеся глаза. Старухи тихо плакали, шепча молитвы...
А бойцы шли, тонули в непролазной грязи, вытаскивали телеги, и не было у них сил посмотреть им в глаза, им, кого они оставляют, кого не смогли защитить сейчас...
Люба развернулась и побежала к своей избушке, схватила картошку, утром свареную, хлеб, который пекла на две недели себе. Под руки попалась кринка с молоком.
Схватила, что было, и побежала к той дороге, где шли солдаты.
-Миленькие, возьмите, хоть раненым возьмите, нет у меня ничего больше, возьмите, поешьте, голодные вы.
Люба давилась слезами, ломала хлеб на куски, тянула солдатам.
Глядя на неё, заохали бабы, запричитали, побежали по домам, каждая несла обратно хлеб, картошку, молоко, простоквашу. Старики тащили вёдра с водой, с колодцев.
- Попейте, миленькие, попейте...
Продолжение следует...