Профессор П. Тагер в статье о великой роли отечественной науки в создании немого и звукового кино («Искусство кино», №2, 1949 г.), очень правильно и своевременно напомнил советским историкам кино об одной из важнейших и ответственных задач, выполнение которой является их патриотическим долгом.
Значение трудов отечественных ученых в изобретении немого и звукового кино, к сожалению, до сих пор не получило ни должного освещения в литературе, ни правильной оценки. Задача заключается в том, чтобы новыми историческими исследованиями и публикациями восстановить правду о приоритете «нашей великой отечественной науки в создании предпосылок для изобретения кино: разоблачить псевдоучёных буржуазной киноисториографии, злостно искажающих историю изобретения и развития кинематографа и преднамеренно замалчивающих работы русских изобретателей и учёных.
В настоящей статье приводятся некоторые материалы, дополнительно освещающие вопросы, которые были поставлены проф. Тагером. Это материалы о деятельности русских фотографов-изобретателей, чьи труды в значительной мере способствовали практическому осуществлению идеи кинематографа.
Имена этих трёх русских изобретателей-фотографов — И. В. Болдырева, С. А. Юрковского и В. А. Дюбюка — должны быть вписаны в первые страницы кииоисториографии, как имена пионеров и зачинателей, без которых изобретение кинематографа могло задержаться на долгое время.
1
Фотограф-художник и изобретатель Иван Васильевич Болдырев (родился в 1849 г.) был талантливым русским общественным деятелем и патриотом, всю свою жизнь посвятившим развитию отечественного искусства фотографии. К сожалению, ни одно из многих изобретений Болдырева не получило признания и защиты авторского права в дореволюционной России.
Болдырев — даровитый самородок из народа, какими всегда была богата русская земля. Сын донского казака станицы Терновской, механик-самоучка, он в детстве самостоятельно научился «починять часы». К овладению грамотой он приступил лишь в пятнадцать лет. Девятнадцати лет он поступил учеником к фотографу Черепахину в Новочеркасске, а через два года сконструировал оригинальный фотообъектив, который дал ему возможность сделать несколько сотен чудесных снимков пейзажей, жанровых сцен и портретов казаков родного Дона. Эти снимки приводили в восторг В. Стасова и Л. Майкова, и почти все поступили на постоянное хранение в этнографический отдел Русского географического общества и в Публичную библиотеку.
Болдырев нашел свой стиль н жанр, но никто из современников не хотел признать его самостоятельность: недальновидные люди считали его всего лишь подражателем знаменитого фотографа-художника А. О. Карелина. Изобретательская деятельность Болдырева подвергалась сомнению к нападкам, так как он не мог теоретически обосновать принципы своих изобретений. Его фотообъектив, созданный «вопреки законам оптики», по сути дела совсем не был изучен, хотя придирчивая экспертиза крупнейших специалистов и пробные съемки в 1878 году и подтвердили блестящие свойства и возможности объектива изобретателя- самоучки.
На первом заседании V (фотографического) отдела Императорского Русского технического общества (ИРТО) по адресу Болдырева было сказано немало хороших слов, от которых потом многие сочли возможным отказаться, когда изобретатель стал добиваться правды и в своей брошюре-автобиографии «Изобретения и усовершенствования, сделанные по фотографии», отстаивая свой приоритет, стал разоблачать клеветников, «невзирая на лица». Болдырева, который «компрометировал» аристократических членов V отдела ИРТО резкостью и прямотой своих разоблачений, стали замалчивать и травить. Протокол, в котором была дана положительная оценка первому изобретению Болдырева, позже переделали «во вкусе» правящих кругов (журнал «Фотограф», СПБ, 1883, № 10).
Нашёлся, впрочем, некий «друг и покровитель», который первым, по словам самого изобретателя, «объяснил значение и пользу изобретения» Болдырева. Это был Леон Варнеке, учёный и коммерсант, владелец нескольких предприятий в Англии и России, своеобразная и любопытная фигура в истории русской к мировой фотографии. Характеристика, которую дал ему проф. Болтянский в своей работе «Очерки по истории фотографии в СССР», далеко неполна. Не подлежит сомнению, что этот ученый предприниматель, родившийся в России, но живший в основном в Англии, был типичным космополитом, для которого родина была там, где он мог извлечь большие доходы. Леон Варнеке и сыграл свою роль в судьбе ряда изобретений Болдырева, не имевших защиты авторского права в России. Несомненно, что эта роль не исчерпывалась только «дружеским покровительством». Б особенности это следует сказать в отношении изобретенной Болдыревым фотопленки. Мы глубоко убеждены, что дальнейшие изыскания обнаружат связь между русским изобретением и плёнкой Истмэна, появившейся на восемь лет позже.
Описания плёнки Болдырева и способа её изготовления не сохранились в русской литературе. Его доклад в ИРТО в 1880 году, где демонстрировались образцы плёнки и снятые им фотографии на плёнке и даже протокол заседания, не опубликованы. Со слов самого Болдырева известно, что плёнка «не изменялась ни от высокой температуры, ни от сырости, и положенная с негативным изображением на сутки в воду, — была так же прозрачна и эластична». О том же писала газета «Всероссийская выставка 1882» (№ 30 от 18 июня), рекламировавшая изобретения Болдырева, представленные на Московской промышленной выставке.
Ни одна из газет ничего не писала об экспонатах Болдырева. Только В. И. Срезневский обмолвился несколькими словами в своём обзоре экспонатов выставки: «В небольшой раме выставлены все выдающиеся из работ многолетней практики. Можно найти немало живых сцен в жанре г. Карелина. Внизу изобретённый Болдыревым 2-х дюймовый объектив, но это не тот, которым сняты выставленные рисунки и который был оценяем в Комиссии V отдела в 1878 году; тот был больше, тут же несколько баночек и принадлежностей, не знаю, принятых ли экспертизой во внимание, и изобретённая Болдыревым плёнка для негативов — выдумка, бесспорно достойная внимания и полезная» («Фотограф», 1882, № 7).
Бот и все, что было сказано об этом изобретении. Ни экспертиза, ни жюри Выставки не проявили никакого внимания к изобретениям Болдырева. Бронзовая медаль была присуждена ему «за фотографические снимки, сделанные особым, придуманным экспонентом, способом и приёмами» («Обзор графических искусств», 1882, № 21), хотя Болдырев выставлял прежде всего именно изобретения — объектив, плёнку и другие принадлежности, а фотографии представил лишь для иллюстрации.
Болдырев не упал духом. Он стал готовиться к публичному сообщению о своих изобретениях, в том числе в области моментальной фотографии, где он добился замечательных успехов. Болдырев хотел показать свои достижения в ночных съёмках при обычном керосиновом освещении, при лунном свете, у костров («Ночлег войск в военное время»), под землей («Внутренний вид шахт при разработке каменного угля») и т. п.
Болдырев хотел доказать, что его изобретения «касаются не частного применения и улучшения какой-либо части фотографического процесса, но существенно изменяют средства фотографии и способствуют более обширному применению её в научном и техническом отношении». Он предполагал сделать сообщение в августе 1882 года, но осуществить не мог: «денежные средства не позволили приготовиться к демонстрации».
С этого времени имя Болдырева почти совсем не встречалось на страницах русской фотопрессы. Разумеется, он продолжал изобретать и усовершенствовать, но... уже анонимно. Имя его часто упоминалось в списках экспонентов различных международных фотовыставок, но об изобретениях ничего не сообщалось. Только в 1888 году в своём докладе о моментальной фотографии в ИРТО Л. Варнеке указал, что лучший затвор для моментальных съемок, имеющийся в продаже, сконструирован Болдыревым. Докладчик особо подчеркнул, что этот затвор даёт возможность снимать вполне ясно и отчетливо предметы в движении («Фотографический вестник», 1888, №5).
Мы не знаем всех изобретений Болдырева, большинство которых уплыло за границу. Но даже часть этих изобретений, бегло описанных нами, в том числе плёнка, без которой невозможно осуществление идеи кинематографа и приоритет изобретения которой, безусловно, принадлежит Болдыреву, в значительной мере содействовали изобретению кинематографа.
Нельзя без волнения читать строки, которыми заканчивает русский изобретатель Болдырев свою автобиографию. Эта автобиография, пишет он, была «написана не с целью описать передряги, пережитые мною, нет, я уже выбился на дорогу, а с целью познакомить публику с тем, как бывает трудно осуществить какие-либо изобретения и усовершенствования, даже очень полезные, когда не имеешь средств. На обширной матушке Руси не мало пропало бесследно весьма полезных изобретений вследствие того, что люди, обладающие средствами, верят в авторитет, а не в труд бедняка, и тем дают заглохнуть полезному изобретению самоучек-практиков и даже теоретиков».
2
Не меньшие заслуги в подготовке изобретения кино имеет и фотограф-художник С. А. Юрковский. Талантливый пейзажист и портретист, умеющий находить новые, иногда очень неожиданные темы для фотографий, увлекающийся различными техническими новинками, Юрковский был в то же время активным общественным деятелем, принимавшим самое живое участие в работе ИРТО и как докладчик и как автор многочисленных, всегда остро написанных корреспонденций.
Юрковский был неплохим любителем-конструктором. Наибольших успехов он добился в области моментальной фотографии. В 1882 году на Выставке в Москве демонстрировался его аппарат с оригинальным затвором собственной конструкции, получившим в дальнейшем название шторного затвора. Описание затвора Юрковского демонстрировалось на съезде членов ИРТО в августе 1882 года.
Подробные объяснения устройства затвора были опубликованы в статье «Мгновенный затвор» (журнал «Фотограф», 1882, № 11), которая вскоре была переведена и отреферирована почти во всех иностранных фотожурналах.
Через несколько месяцев Юрковский прислал из Витебска в Петербург новую статью, в которой он подробно изложил и теоретически обосновал новый вариант своего затвора, названного им «моментальный затвор при пластинке» (позже такой затвор стали называть «щелевым». Эта статья убедительно подтверждает новаторское значение изобретения Юрковского, открывавшего новые, необъятные горизонты фотографии и, как показало дальнейшее, предопределившего осуществление идеи кинематографа.
Напечатанная в журнале «Фотограф» (1883, № 4) эта статья, как и предыдущая, была подхвачена иностранной прессой, тщательно проанализирована и изучена. Интересно сопоставить это с тем, как реагировал V отдел ИРТО, где статья С. Юрковского тоже подвергалась обсуждению. Протокол заседания опубликован в том же номере журнала «Фотограф». Сколько аристократического высокомерия, антипатриотического пренебрежения и космополитического недомыслия в этом позорном документе! Видные теоретики и практики фотографии не нашли времени и возможности полностью прочитать «Записку» Юрковского, ограничившись лишь небольшими выдержками.
«Соглашаясь вполне с принципом такого затвора, — записано в протоколе,— г.г. члены находят чрезвычайно трудным выполнение его на практике, так как едва ли удастся избежать сотрясения камеры от действия сильных пружин и трения закрывателя» («Фотограф», 1863, № 4).
Так преступно-легкомысленно поступили с замечательным изобретением. Сам изобретатель, веря научной добросовестности своих судей, просил русских ученых помочь ему усовершенствовать изобретение, «я предлагаю механизм такого затвора, — писал он.— Не придаю ему значения совершенства и законченности, а, напротив, предлагаю его на общий суд, и искренне буду рад, если он наведёт кого-либо на новую, лучшую, а главное — простейшую мысль». Такой человек, разумеется, скоро нашёлся. Это был мало известный тогда австрийский фотограф из города Лиссы Оттомар Аншютц, вскоре прославившийся «изобретением» шторного затвора, который был построен целиком по принципу затвора Юрковского.
Ни в одной статье Аншютца, ни в трудах немецких и других буржуазных историков ничего не сказано о том, что Аншютц заимствовал идею и принципы у русского изобретателя. Не упоминается об этом и в немецком патенте Аншютца (№ 49919 от 27/XI 1888 г.), где описание затвора почти текстуально повторяет статьи Юрковского.
И только В. И. Срезневский, в свое время участвовавший в заседании ИРТО, когда был забракован проект Юрковского, пытался позже, в год появления кинематографа Люмьера, в докладе «О современном положении русской фотографической промышленности и о мерах к её развитию» восстановить приоритет Юрковского. «Как во многих других отраслях технической промышленности,— говорил он о русских конструкторах фотокамер к моментальных аппаратов,— и здесь русская выдумка не находит осуществления в России и вполне оценяется за границей, принося выгоды иностранным фабрикам. Так. например, весьма остроумный затвор при пластинке, известный за границей под названием затвора Аншютца и Торнтон-Пикара, принадлежит русскому фотографу С. А. Юрковскому («Записки ИРТО». 1896, № 10).
Несмотря на авторитетное разъяснение неосновательности претензий Аншютца и других иностранцев на авторство изобретения Юрковского, в ряде журналов продолжалось повторение наглой выдумки буржуазных историков.
К сожалению, легенда об авторстве Аншютца продолжала оставаться полностью неразоблаченной до самого недавнего времени.
Советские историки кино ещё очень мало сделали для восстановления приоритета и объяснения существа изобретения Юрковского. Кое-кто ещё продолжал его замалчивать, как это сделано, например, в работе А. Сахарова «Съемка щелевым аппаратом» (журнал «Советская кинофотопромышленность», М., 1936, № 8, стр. 26), где почему-то назван английский изобретатель Горнер, никогда не занимавшийся съемкой щелевым аппаратом, и совсем не упомянут русский изобретатель Юрковский, фактически создавший основу теории щелевого аппарата. В ряде справочников («Краткая фотоэнциклопедия» Г. Поляка, Киев, 1936, и др.), даже продолжалась пропаганда Аншютца, как якобы «изобретателя» изобретённого Юрковским затвора.
К сожалению, до сих пор ни один советский историк кино даже и не пытался исследовать вопрос об историческом значении изобретения Юрковского, хотя это дало бы ценный материал для выяснения роли русских учёных и изобретателей в дело реализации идеи кинематографа.
К концу 80-х годов XIX века почти все элементы кинематографа были уже открыты. Несколько изобретателей билось над осуществлением идеи кинематографа, которая буквально «носилась в воздухе». Переворот произошел после опытов Аншютца, который, используя затвор Юрковского, нашёл возможности для серийной фотографии.
Сам Аншютц, по существу, ничего не изобрёл самостоятельно. Он шёл по пути Мэйбриджа, так же последовательно снимая 21 фотокамерами, но уже с затвором Юрковского. Его проекционный аппарат — «электротахископ», был даже шагом изобретательской мысли назад, к стробоскопу Плато-Штампфера. Но благодаря тому, что зрителя видели подлинно художественные снимки (чего Аншютц не мог бы добиться, если бы не воспользовался затвором Юрковского), они забывали о примитивности «электротахископа».
Проф. Н. Ермилов, видевший электротахископ в 1892 году в Нижнем Новгороде, отмечал, что «впечатление это было так же сильно, если не больше, как теперь оно бывает у людей, впервые попадающих в кинотеатр». (Н. Ермилов, «Кинематограф», Л., 1925).
Воспользовавшись изобретением Юрковского, Аншютц нащупал путь, по которому пошли дальнейшие опыты кииоизобретателей. Применив затвор Юрковского, он освоил новую область серийной фотографии, которая после этого стала называться «живой художественной фотографией». До Аншютца ни одному изобретателю не удавалось добиться таких художественных результатов какие давал затвор Юрковского. Таким образом, прогрессивное значение изобретения Юрковского состоит в том, что оно направило мысль изобретателей на верный путь, содействовало возникновению современной кинематографии. Без изобретения Юрковского идея кинематографа долгое время оставалась бы нереализованной.
3
Был в дореволюционной России еще один пионер киноизобретательства, внесший свой вклад в изобретение кинематографа. Это В. А. Дюбюк, старейший русский фотолюбитель, сконструировавший в конце 80-х годов съёмочный аппарат собственной конструкции. К сожалению, сведения об этом изобретении крайне скудны, и о многом приходится судить по догадкам и предположениям.
Владимир Александрович Дюбюк (1842—1892), сын известного пианиста и композитора, профессора Московской консерватории А. И. Дюбюка, ещё студентом стал увлекаться фотографированием мокрым коллоидным способом. Почти 35 лет он внимательно следил за всеми успехами развития фотографии и её применения в науке и технике. Это был подлинный энтузиаст-фотограф и общественник, основатель фотографического отдела Общества распространения технических знаний в Москве, созданного в 1872 году, где он был пожизненным членом-учредителем, выступал с докладами и сообщениями, организовывал выставки, конкурсы, публичные чтения и пр.
Последние годы Дюбюк занимался только моментальной Фотографией и в качестве штатного фотографа Императорского коннопромышленного товарищества в Москве почти исключительно Фотографировал на скачках и бегах. Для этого он сконструировал особый чрезвычайно быстродействующий затвор, посредством которого мог очень точно и отчетливо снимать самые быстрые движения лошадей. Очевидно, в конце 1891 года ему удалось сделать какое-то приспособления к аппарату для производства серийных фотографий. Об этом он сделал особое сообщение «Моментальные фотографические снимки на скачках и бегах» в январе 1892 года в Обществе распространения технических знаний. Незадолго до своей смерти он сделал второй доклад «Различные способы приготовления картин для волшебных фонарей».
Нам, к сожалению, ничего неизвестно о принципе конструкции аппарата Дюбюка. Но известно, что съемки демонстрировались аппаратом Аншютца на фотографической выставке в Москве 1892 года, о чем свидетельствует такая заметка:
«В. А. Дюбюк выставил ряд снимков лошадей Коннопромышленного общества во время движения. Чудеса снимков лошадей на ходу показывает «электротахископ», оживляющий фотографии. Зрителю кажется, что лошадь и всадник без остановки движутся, причем отчетливо видны все движения мускулов всадника и лошади» («Новости дня», 1892, 15/II) Преждевременная смерть оборвала опыты, которые, безусловно, могли оказать значительное влияние на развитие изобретательской мысли, бьющейся над осуществлением идеи кинематографа. Но и в зачаточном виде они, несомненно, сыграли свою прогрессивную роль.
* * *
Наш беглый очерк о трёх русских пионерах, работавших задолго до изобретения кинематографа н подготовивших его рождение, даёт освещение сравнительно небольшой части фактов, которые должны знать советские киноисториографы. Безусловно, что были сделаны многие другие попытки продвинуть вперёд дело изобретения кинематографа. В этом убеждает нас, в частности, и заметка, найденная в одном малоизвестном фотожурнале. Речь идёт о том, что в декабре 1904 года в Русском фотографическом обществе состоялся доклад В. А. Богданова «Кинематографы последних конструкций» с демонстрацией ряда иностранных киноаппаратов. Остановившись на одном из английских аппаратов, докладчик заметил, что он построен «на гениально простом по мысли механизме проф. Московского университета Любимова» и подробно описал эту конструкцию. (см. «Повестки Русского фотографического общества в Москве». М., 1904., № 4).
Историки советского кино, когда они начнут планомерно к систематически изучать архивные и малоизвестные материалы истории отечественно кинотехнической науки, найдут немало подобных фактов. Тогда мы получим полное представление о том великом вкладе в дело создания кинематографа, который сделан нашими отечественными изобретателями.
(с) Вениамин Вишневский, 1949
OCR и подготовка текста - Albert Magnus