От Москвы до Владимира — 110 минут на скоростном поезде «Ласточка», почему бы не прокатиться. А во Владимире — «Страшный суд» Андрея Рублева. Эта фреска для нас все равно что «Тайная вечеря» Леонардо для итальянцев. Вершина творчества главного национального гения.
Пока еще вершина — фреска может исчезнуть.
Белокаменный Успенский собор, красу и гордость города, видишь сразу — как только выйдешь из вагона.
Вон он, третья форточка слева (это я иду по галерее от перрона к ж/д вокзалу Владимира).
Князь Андрей Боголюбский поставил собор в 1160 году на высоком холме над Клязьмой именно с таким расчетом — удивить путников. Строил ведь не просто храм. «Да будет сей град великое княжение и глава всем», — цитирует слова князя Никоновская летопись.
То есть — к бесу Киев, куда так стремился отец, князь Юрий по прозвищу Долгорукий. Центр русской земли теперь будет здесь. Подальше от Дикого поля и бесконечных гражданских войн.
Потому и поставил Андрей собор высотой в целых 32 метра — на три метра выше киевской Софии.
Здесь, в этом белом здании, будто парящем над плоскостью Владимирского Ополья — были все и было всё. Вы буквально ступаете в следы Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Калиты — они венчались на великое княжение вот тут, между колонн.
А справа от входа, в нише стены — физические следы нашествия Чингизидов: гроб с останками великой княгини Агафии Всеволодовны (1195 г.р.) и других женщин семьи владимирского князя Юрия Всеволодовича. 7 февраля 1238 года, когда захватчики взломали оборону города, женщины спрятались здесь, на хорах. Чингизиды подожгли собор вместе с женщинами и клиром.
Но это так, вам для понимания, куда это я энергично топаю по железной лестнице с перилами — прямо по склону холма снизу вверх, зигзагами. В старый Владимир практически прямо от вокзала. А дела у меня тут не к Агафье Всеволодовне.
Вот представьте — у вас есть что-то очень ценное. И в единственном экземпляре. Как вы это будете хранить? Я, пожалуй, спрячу от людей и солнечного света, заверну в бархат — а лучше в вакуум. Короче, буду дрожать и заботиться.
А что пишет Википедия про Успенский? «Фрески собора находятся в опасности из-за несоблюдения норм температурно-влажностного режима, связанного с несовершенством систем вентилирования и отопления храма». Я как это прочел — так сразу и побежал на поезд.
Ведь речь, в том числе, о 300 кв. м. живописной поверхности, которой летом 1408 года касались кисти Даниила Черного и Андрея Рублева — легендарных, почти мифических персонажей русской истории.
Нет, ура, пока все на месте. Два нефа в западной части собора, чудом выживший фрагмент большой композиции «Страшный суд». Рублев, как он есть — развевающиеся одежды, живые лица, пластичные позы. Да что я, пусть лучше скажут специалисты.
Наталья Алексеевна Дёмина, специалист по Рублеву, была в числе создателей московского Музея древнерусского искусства: «Христос во славе» на своде центрального нефа — «воплощение торжества, гуманности и творческого подъема. По-рублевски безупречно вписанный в круг, он не ограничен им.
Касаясь ногой его предела, он как бы готов выступить из него, отчего композиция, полная монументальной ясности и завершенности, приобретает жизнь и движение. Круг и голубой цвет в поэтической образности Рублева символизировали свет, просвечивающий человека».
Другими словами, этот «Страшный суд» не пугает, а обещает — «созерцательный покой и пасхальную радость грядущего Воскресения». И это была большая новость для русских той эпохи.
Рублев вынырнул этаким флорентийцем прямо посреди нашей застывшей византийской торжественности — играл красками, пробовал новое и всматривался в человека.
Давайте сравним: вот эту фреску «Лоно Авраамово» приписывают Даниилу Черному. Ровно потому что она традиционная, плоская и неживая. Говорят, Черный был учителем Рублева. А надо было наоборот, мне кажется.
В общем, Рублев у нас один. И эта его фреска — тоже одна. Есть еще икона «Троица» в Третьяковской галерее, и больше ни-че-го.
«Васильевский чин» из Русского музея, «Звенигородский чин» из Третьяковки — их раньше приписывали великому мастеру, но теперь появились высокотехнологичные методы исследований...
Одна фреска! И когда я вошел в собор, некий турист стоял, прислонившись прямо к ней — вытирал пот со лба. Устал, бедняга, отдыхает на красках.
А знаете, как организован вход в собор? Вот так:
Огромная дверь хлопает поминутно, зачерпывая кубометры влажного и пропитанного грязью городского воздуха — главная автомагистраль Владимира тут метрах в ста. Плюс — еще лет десять назад говорили, что местная котельная фонит гарью прямо в вентиляцию. Я не нашел упоминаний, что котельную за эти годы модернизировали.
А еще — здесь проходят богослужения и горят свечи. А когда нет коронавируса — сюда привозят тысячи китайцев, и они дышат, дышат на нашу фреску! Воля ваша, если мы хотим сохранить наследие Рублева навсегда — то надо что-то делать.
К той же «Тайной вечери» Леонардо в миланской церкви Санта-Мария-делле-Грацие — просто ограничили доступ. Вход по сеансам, не больше 25 человек, не дольше 15 минут. Билеты надо покупать за полгода, а то не попадешь.
Правда, тут мы имеем дело с кафедральным собором РПЦ. Так просто двери не закроешь. Но хотя бы тамбур нормальный на входе можно ведь сделать? Минимальную перемычку между городом и Рублевым.
О том, чтобы заключить два драгоценных нефа в подобие герметичных комнат, внутри которые создана стерильная атмосфера (так поступили с «Троицей») — о таком я и не мечтаю. Хотя почему нет?
Возможно, люди, от которых многое зависит, уже занимаются этим вопросом. От меня же не зависит ничего, так что я просто съездил и посмотрел, пока это возможно. И вы поезжайте, если живете недалеко.
Отличный ведь план на выходной день. Прокатился на электричке, прошел 1100 м от вокзала, заплатил в церковной лавке 150 рублей за билет — и перед тобой уникальный русский Ренессанс, единственный в своем роде.
А какова владимирская кухня и что тут с ночной жизнь, я не знаю. Перекусил после собора в «Макдональдсе» на Соборной площади и уехал домой.