На протяжении многих страниц Третьей Книги Царств прославляются свершения Соломона, а сам он сравнивается с величайшими мудрецами Народов, вплоть до того, что он назван "превосходящим всех царей земли" (3 Цар 10. 23).
Далее двух страниц оказывается достаточно, чтобы рассказать о бедствии. За пределами Земли Обетованной происходит вот что: египетский фараон, обеспокоенный развитием Израиля, предоставляет убежище одному из врагов этой страны (3 Цар 11. 19), а также группа израильских мятежников находит убежище в Дамаске. В самом Израиле ситуация еще хуже: начальник оброчных работ у Соломона по имени Иеровоам поднимает восстание против своего царя (3 Цар И. 26).
Кризис происходит после долгой череды успехов. Всякий народ познал времена расцвета — времена, которые позволили ему, казалось бы, навсегда успокоиться и даже забыть о том, какой ценой (и какими проявлениями несправедливости) они были оплачены.
По правде говоря, образу Соломона, стоящему над всей этой выставкой достижений, недостает жизненности. Помимо двух ярких эпизодов — его молитвы, когда он просит о мудрости, а затем проявления этой мудрости, когда он судит тяжбу двух проституток, — когда читаешь всё остальное, может возникнуть вопрос: а существовал ли Соломон на самом деле?
После Давида, после всех перемен в его душе и в его жизни с ее сплошь неожиданными и опасными перипетиями оказывается, что историку нечего сказать о Соломоне как о персонаже. Зато мы имеем возможность полюбить его через собрание Притчей, через Когелета (Екклесиаста) и через Песнь песней — творения, которые были ему приписаны еще до появления Книги Премудрости Соломона, написанной по-гречески незадолго до начала нашей эры.
Как Данте заставлял заговорить королей и пап в глубинах преисподней, так и Когелет пожелал разоблачить пустоту великого царства (каким бы оно ни было) устами самого покойного царя. "Я был царем в Иерусалиме; [...] я способствовал возрастанию и процветанию мудрости [...], и я познал, что это тоже погоня за ветром" (Екк 1. 12-14, 17*). Редко, полагает он, бывает, что благополучие и истина переходят от отца к сыну.
Мудрость Соломона действительно совсем не перешла к его сыну Ровоаму. Не была она без изъяна и у самого великого царя. Если принимать повествование таким, какое оно есть, то грядущую катастрофу подготавливают две причины. Со стороны Соломона, это идолопоклонство, которое он стал допускать, состарившись. Со стороны нового царя Ровоама, это бесчувственность к страданиям народа.
Современный читатель сразу же понимает, что начальник оброчных работ Иеровоам не иначе как воспользовался недовольством населения — недовольством средних классов, которые облагались слишком большими налогами, и недовольством работников, с которыми мало считались. Лидер недовольных избежал гнева Соломона только потому, что эмигрировал.
Подобная фигура — политический диссидент, возвращающийся из изгнания, чтобы испытать свой шанс, когда сменяется правление, — нам знакома. Именно так Иеровоам возвращается при новом царе Ровоаме (3 Цар 12. 2) на общий сход израильтян в Сихеме. Народ, находящийся под "игом царя", жалуется на свое "тяжкое рабство". Хотя старцы советуют Ровоаму сделаться "слугою" народа, безусые советники — товарищи Ровоама — думают, что он не сможет остановиться, если начнет делать уступки; итак, пусть он наведет на мятежников страх, пока не поздно. Дурной совет приводит к тому, что единство рушится. Десять колен (3 Цар 11. 31) на севере отделяются, чтобы сделать своим царем Иеровоама. Династии Давида остается царствовать в Иерусалиме только над одним коленом (колено Левиино не принимается в расчет).
Кризис оказывается внезапным: длинный перечень успехов Соломона до сих пор не позволял увидеть их оборотную сторону. Редактор отдает должное обеим сторонам. Тем не менее, пророческий голос, который смолк на время царствования Соломона, предвидел первую причину бедствия. Народу, желавшему царя, Самуил, прежде чем исполнить это желание, отвечал: царь возьмет ваших сыновей для своего войска, для жатвы его хлебов и для изготовления оружия; он будет собирать с вас налоги. "И сами вы будете ему рабами" (1 Цар 8. 17). Такова та сторона реальности, которая проявляется после смерти Соломона.
Однако вовсе не пророк заставляет ее проявиться, а Иеровоам — начальник оброчных работ, ставший политическим мятежником. Немного позже заговорит еще один пророк, который раскроет вторую причину раскола в Израиле. Мы видим, как Ахия Силомлянин, одетый в новый плащ, встречается с Иеровоамом, когда тот бежит на чужбину, в Египет, по безлюдной дороге. Пророк раздирает свой плащ на двенадцать частей в знак того, что Иеровоам разрушит единство. Это бедствие, заявляет он, есть плод греха, который Бог карает через Иеровоама. Но Ахия — не преемник Самуила, ведь он ни словом не обмолвился о закабалении народа отцом нового царя. Он осуждает только идолопоклонство в царствование Соломона.
Так Библия умеет сплетать голоса и уровни истории: одна из причин раскола — на небесах, другая — на земле. Рупором социальной справедливости оказывается то пророк (Самуил), то политик. Оскорбление Бога, каковым является идолопоклонство, и оскорбление человека, каковым является угнетение, совершает один и тот же царь, настолько великий, насколько возможно, в чем ему следует отдать должное.
И говорили ему молодые люди, которые выросли вместе с ним [...]: Так скажи народу сему [...]: ’’...Отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами”.
3 Цар 12. 10-11