Баюн сердился. Баюн очень сердился. Баюн сердился очень, очень. Баюн гневался, в той же последовательности.
Виной была мышь. А ещё дырка в стене. Мышь, потому что убежала в эту дырку. Дырка, потому что он в ней застрял.
Очень застрял. Сильно застрял. Совсем застрял.
С одной сторону возмущенная, с раздутыми щеками, встопорщенными усами, прижатыми ушами морда.
С другой елозящие в воздухе, ибо опоры не было, окорочка. Солидные такие окорочка. Очень солидные. Весьма солидные. Упитанные.
Но дело было вовсе не в окорочках! При чём тут упитанные, сдобные конечности, и округлое то, к чему они крепятся?!
Во всем виновата мышь! И похудевшая дырка!
Конечно, конечно! Совсем недавно, очень недавно, всего-то лет несколько назад, он проскальзывал в эту дырку легко и грациозно.
А она взяла и похудела! Сжалась! Не дырка, а черная дыра какая-то!
Баюн злился. Злобы добавляло то, что статус не позволял ему громко завопить: « Маяяяуууу застряууууу!!!! Бабуляааауууу!!! СПАСАЙАЙАЙАЙ МЕНЯЯАААУУУУ!!!»
Но он был уже совсем близок к этому. Потому как ярко и отчетливо вспомнил печальную судьбу Винни Пуха, застрявшего в кроличьей норе, свет в конце туннеля, которого здесь не было и в помине.
И это было самое, самое, самое страшное! Как можно увидеть свет в конце туннеля, если туннеля нет априори!
Есть только дырка!
Он уже почти совсем решился послать сигнал СОС на самых высоких вибрационных частотах, и низких тоже, чтобы все услышали, как позади, с кормы, там, где ему ничего не было видно, что-то страшно грохнуло.
От испуга Баюн ужался до квантовости, и как-то внезапно для себя застрявшего, проскользнул, выскользнул, выпал наружу.
Он выдохнул с невероятным облегчением, и хотел сразу сбежать подальше. Но врожденное любопытство не дало ему этого сделать, ибо ничто человеческое, от окорочков до сметаны, от пирожных до бекона, а так же рыбки, было ему не чуждо.
И он заглянул одним глазом, очень аккуратно в дырку, надеясь не увидеть там жуткого монстра, решившего покуситься на его любимые, все окорочка. И всего его. Единственного и неповторимого у себя.
Там, по ту сторону тайны, на полу, рядом с отверстием лежала картина, свалившаяся со стены, и прикрывавшая вторую дырку на стене, прогрызенную вездесущей мышью.
Он облегченно вздохнул два раза.
Первый, потому что смог выбраться. Второй, потому что, ему на самую, самую секундочку хватило смелости не позвать на помощь.
Ибо страшнее этой самой похудевшей дырки в стене, изображавшей туннель без света, было бы выражение лица Бабы Яги, увидевшей всю эту картину.
Нет! Этого его раздувшееся... самомнение точно бы не вынесло!
Уж лучше вынесенный он из той самой безтуннельной дырки, картиной.
Фух! Выдохнул Баюн, и пошел поправлять порванные нервные окончания и явно похудевшие от переживаний окорочка, сметанкой. И сливками.
Ибо такую фигуру беречь надо!