Мне было лет восемь, я носила на школьном фартуке красную пластмассовую звезду с круглым черно-белым фото щекастого малыша Ленина.
Вместо первых уроков в школе меня повезли к стоматологу, зуб то ли вылечили, то ли вырвали. Когда мы вернулись домой, я схватила портфель и было рванула в школу, но меня остановил голос отчима:
- Вынеси сначала мусор.
- Может, со школы приду и вынесу?
- Нет, сейчас, - вмешалась мать.
Я вынесла мусор, тогда ещё выносили в ведрах. На дне лежала газета, чтобы мусор не прилипал, надо было вытряхнуть из ведра в бак на соседней улице (тогда в каждом дворе баки не стояли) и вернуть ведро домой. Взяла портфель и пошла, наконец, в школу, пропустив ещё один урок, ведь до неё надо было идти минут пятнадцать плюс прогулка с мусорным ведром.
В школе учительница спросила, почему я пропустила вместо двух три урока, не случилось ли чего. Нет, ничего не случилось.
- Ты сразу пошла в школу? - вела допрос она.
- Нет, сначала вынесла мусор, - ответил во мне кристально честный октябренок.
- Вот, дети, посмотрите, разве так можно, сначала свои дела делать, а потом только в школу идти?
Дети испуганно замотали головами: конечно, так нельзя!
- Никогда так не делайте, дети! Садись на место, - велела она мне.
.
Рождаясь, ребёнок сразу становится заложником. И от времени, в которое он живёт, зависит, сколько над ним будет командиров, сколько систем будет раздирать его на части.
Семья (внутри которой тоже командиров больше одного), школа, улица, телевизор, соседка баба Нюра (иногда добрая, иногда не повезло).
И с одной стороны, это учит выживать, а с другой, убивает веру, выбивает опору, исчезают ориентиры: если все тянут в разные стороны, то кто прав? А ты же октябренок/пионер, тебе нужны ориентиры.
А если мусор важнее тебя, то как?