В последние дни февраля 1849 года в скромной наёмной квартире одного из доходных домов Петербурга мучилась в тифозной горячке княгиня Екатерина Семёновна Гагарина. Наследство Гагариных, полученное Екатериной Семёновной после смерти мужа, было растрачено на суды и подкуп чиновников. Любимая старшая дочь, княжна Надежда, имела неосторожность уйти от мужа к любовнику. Униженный супруг решил восстановить поруганную честь в судах и добился заточения неверной жены в монастырь. Княгиня несколько лет ходила по инстанциям в попытках вызволить дочь из заточения, теряя здоровье и деньги.
В середине девятнадцатого века в просвещённой России при желании можно было постричь женщину в монахини за измену. Это чудовищное обстоятельство медленно убивало княгиню - любящую мать. И вот проклятый тиф, частый гость в сыром климате столицы, уносил последние жизненные силы не старой ещё женщины.
Рядом с постелью умирающей находилась Александра Михайловна Каратыгина. Да, да, та самая Сашенька Колосова, которой княгиня принесла столько неприятностей...
В предыдущей статье мы вспоминали о громком театральном скандале, разразившемся в 1820 году, когда по театральным салонам Петербурга преданные поклонники Мельпомены из уст в уста передавали оскорбительную эпиграмму Пушкина о молодой дебютантке Сашеньке Колосовой.
Непостоянный поэт то ли обиделся на то, что молоденькая актриса якобы назвала его мартышкой, то ли протрезвел от всеобщего восторга, взглянул на игру Колосовой и понял, что в высокой трагедии нет равных Семёновой?
И вот одна бывшая соперница провожает другую к берегам печального Стикса...
Семёнова ворвалась на сцену ещё воспитанницей знаменитой Театральной школы. Шестилетнюю девочку привели учить "в актёрки" - куда ж ещё можно было определить миловидного незаконнорождённого ребёнка небогатого смоленского помещика? Мать Катеньки, крепостную, получил в подарок полковой учитель Путята. От него родились две девочки, Екатерина и Нимфодора, и обеим было суждено стать гордостью русской сцены.
В 1803 году семнадцатилетняя Екатерина дебютировала в комедии. Дебют прошёл почти незамеченным. Зато через год, когда Екатерина сыграла роль Антигоны в трагедии Озерова "Эдип в Афинах", публика поняла, что перед ней огромный талант. Семёнова будто была создана для высокой трагедии - тип древнегреческой богини будто олицетворял идеал трагической красоты, идеальный профиль- прямой нос с небольшой горбинкой - напоминал античную камею, роскошные каштановые волосы контрастировали с синими глазами в длинных ресницах. Ее голос, низкий, грудной, которым она владела идеально, проникал в самую душу зрителя.
В Театральной школе ученицу Семёнову наставлял князь Шаховской, тот самый хозяин любимого петербургскими театралами "чердака". Князь не стремился изменить природу Семёновой, доверившись её внутренней сути. Главным достоинством Екатерины была феноменальная органичность в ролях с патетическим текстом.
Она не играла, а жила в образе. Можно сказать, что она играла по системе Станиславского задолго до рождения великого реформатора театра. Семёнова настолько погружалась в роль, что могла броситься освобождать от стражи своего отца по пьесе и убегала за сцену вслед за ним, хотя этого не было в её роли. Приходилось девушку на сцену возвращать.
Авторы столь популярной в те годы трагедии были обязаны Семёновой своим успехом - самые выспренные стихи в устах Семёновой звучали естественно и органично.
Успех актрисы оглушительный. И вот Пушкин, очарованный красотой и талантом Семёновой, в своих "Записках об русском театре" ассоциирует искусство трагедии исключительно с Семёновой. Поэт замечает важнейший фактор успеха актрисы и пишет - Семёнова не имеет образца. То есть, она достигает высот игры, переживая роль внутри себя, никого не копируя.
Между тем опытнейший актер Яков Емельянович Шушерин заметил неладное, когда Семёнова начинает учить роли с Гнедичем. Поэт, переводчик, Гнедич без памяти влюблен в Семёнову и готов дать ей совет, как играть.
Увы, совет совершенно негодный - Гнедич учит Семёнову произносить текст с пафосом и страстью, наигрывая трескучим голосом, каким сам читает свои стихи и переводы.
В это же время в Петербурге появляется знаменитая французская актриса мадмуазель Жорж. Любовница Наполеона, Александра Первого, гражданская жена Бенкендорфа сразу завоевала и русскую сцену, и славу - зрители в восторге, салоны в трепете, поклонники в экстазе.
Но истинные ценители Жорж не любят, они трезво оценивают игру актрисы и видят нелепую манеру то приглушать голос до шёпота, постепенно уходя в долгую паузу, замирая всем существом, то вдруг кричать, закатывая глаза и картинно двигаясь всем телом, причем эта декламация никоим образом не соотносилась с текстом роли. Именно так описывает игру Жорж Лев Толстой, укоряя Жорж ещё и в телесной полноте.
Гнедич настоятельно рекомендует Семёновой прислушаться к модной французской манере мадмуазель Жорж. Истинно отметил Герцен - знакомство с иностранцем для русского равносильно повышению в чине. А тут ещё слепое поклонение всему французскому.
Семёнова начинает слепо копировать Жорж, стремительно теряя неповторимую собственную манеру игры.
Шушерин с тоской пишет Аксакову: "Дело кончено. Семёнова погибла безвозвратно". Аксаков согласен - вместо Семёновой - драгоценного монолита - на сцену будто выходят три разных женщины: одна сама Семёнова, которую не смог испортить Шаховской, истинный природный талант которой создавать образ по собственному внутреннему убеждению, вторая - подражательница "волнообразной" манере мадмуазель Жорж, а третья - сам Гнедич с его нелепой пафосной декламацией.
Впоследствии Жорж признала поражение от Семёновой в их битве талантов и согласилась, что в её игре не хватало страсти.
Семёнова не замечает критики, она безусловная прима русской сцены. Ей покровительствует могущественный богатейший князь Гагарин, действительный тайный советник.
Ей ничего не стоит закрыть сцену для Колосовой, как только она понимает, что Александра затмевает её на сцене молодостью и правильным выбором пьес, её ярого критика Катенина высылают из столицы после её жалобы, зато Гнедичу назначают пансион для работы над улучшением перевода Илиады.
Сестра Нимфодора состоит в близких отношениях с могущественным Бенкендорфом. Для актрис в те годы невозможного мало.
Семёнова становится надменна, мстительна, нетерпима. Её обожает публика, ей устраивают овации, она не видит причин развивать свой талант и работать над собой, больше всего её занимают интриги и устранение опасных конкуренток.
А между тем, эпоха высокой трагедии стремительно уходит в историю. Публика всё сильнее проявляет хблагосклонность к романтическим пьесам, весёлым водевилям. К середине двадцатых годов пафосные трагические пьесы окончательно уходят в прошлое вместе с их авторами. Публика забывает Озерова, Катенина, Гнедича, а заодно постепенно отворачивается от Семёновой. Екатерина Семёновна пробует себя в комедии, но успехом не пользуется. Её время прошло.
Семёнова отправляется в Москву и выходит замуж за князя Гагарина. Она держит салон, Пушкин дарит ей рукопись "Годунова", обращаясь к ней, и Семёнова не пренебрегает подарком, как некогда пренебрегла подаренными ей "Записками об русском театре", этим панегириком таланту Семёновой, который она надменно отдала Гнедичу.
Семёнова надолго пережила свою славу, непостоянная публика забыла ее сразу после ее отставки в 1826 году.
Княгиня Семёнова умерла первого марта 1849 года, забытая всеми, кроме давней соперницы Колосовой. Два великих таланта, две легенды русского театра, наконец примирились. Им больше нечего было делить.
Ссылки по тексту: