В необычной живой подаче «Персимфанс» преподносит меломанам драгоценные музыкальные подарки и незабываемые художественные образы
«Первый симфонический ансамбль» провел национальный гастрольный тур, посвященный 100-летию с момента создания уникального творческого коллектива с незаурядным незаигранным репертуаром, но в котором отсутствуют дирижерский пульт, постоянный состав музыкантов, их зарплаты, базовая концертная и репетиционная площадка. Благодаря поддержке Московской филармонии Ижевск вошел в маршрутную карту юбилейных гастролей «Персимфанса», попав в солидную компанию отечественных музыкальных центров вместе со столицей России и нашими соседями - Екатеринбургом и Пермью. В эксклюзиве для Удмуртской филармонии один из идейных лидеров ансамбля Петр Айду раскрыл несколько нюансов в музыкальном мировоззрении «Персимфанса».
Без предлога «без» и пять разных оркестровых типов
Одного беглого взгляда на февральскую гастрольную афишу «Персимфанса» было достаточно для того, чтобы понять очень важную творческую сущность этого ансамбля – в композиционных приемах и художественной драматургии своих программ москвичи приятно привлекательны и необыкновенны.
– Разумеется, нам очень бы хотелось верить в собственную незаурядность, но с юбилейной программой всё объясняется очень просто, – усмехнулся Петр Айду в ответ на комплиментарный отклик филармонического журналиста на особенности программных построений «Персимфанса». – Она была придумана на основе географического принципа. «Первый симфонический ансамбль» был создан в Москве в феврале 1922 года, прожил десять лет и за это время ни разу не выезжал на гастроли. Но зато в разных городах СССР и мира – в Ленинграде, Киеве, Варшаве и Нью-Йорке – у него появлялись «последователи-клоны», созданные как будто по франшизе в схожей концепции с оригинальной рассадкой музыкантов в оркестре и с отсутствующим дирижерским пультом. Однако называть «Персимфанс» «оркестром без дирижера» было бы неверно, потому что предлог «без» всегда означает некую нехватку. А главная идея «Персимфанса» и его организатора скрипача Льва Цейтлина состояла совсем не в «бездирижерном исполнении», а в объединении высококлассных музыкантов в большой симфонический ансамбль. Так вот, исходя из географии, мы и решили включить в юбилейную программу музыку, написанную композиторами в тех городах, где играли симфонические ансамбли. Другой наш программный замысел состоял в том, чтобы вынести на сцену максимально контрастную музыку, которая абсолютно никак не коррелируется между собой. Ни стилистически, ни в каком-то другом отношении. Но зато она прекрасно демонстрирует меломанам разнообразные возможности музыкантов сегодняшнего «Персимфанса», возрожденного почти полтора десятка лет назад. Поэтому в февральских гастролях мы представили пять (!) разных типов оркестров. Барочный ансамбль в «Бранденбургском концерта №2» Баха, современный струнный ансамбль в сочинении для струнных инструментов «Плач по жертвам Хиросимы» Пендерецкого, романтический оркестр в увертюре-фантазии «Ромео и Джульетта» Чайковского, симфо-джаз, приближенный к биг-бэнду, в «Рапсодии в стиле блюз» Гершвина. Наконец, сложный большой симфонический оркестр в сюите Мейтуса «На Днепрострое».
Два способа исполнения и вопросы вкуса
– «Датские» поводы – имеется в виду к юбилейным датам, часто нагружают концертные программы ненужной деланной лоснящейся парадностью и пафосом, от которых хочется сразу отстраниться. Но в отношении «Персимфанса» надо обязательно сказать – юбилей не испортил музыку! – высказал свое мнение обозреватель Удмуртской филармонии.
– Может быть от того, что у нас необычный юбилей? Все-таки 100 лет встречается в жизни не столь часто, – сыграв словами, рассмеялся Петр Айду и добавил. – Тем более что история «Персимфанса» непростая, очень интересная и не до конца изученная.
– Получается, что с появлением «Персимфанса» все усилия Людвига Шпора были напрасными! – с долей шутки журналист намекал на известную идею немецкого композитора, изобретателя «подбородника» для скрипачей, цветовода, физкультурника, коллекционера и азартного игрока в настольные и спортивные игры.
Именно Шпор еще в 1820 году перенес дирижерский пульт из центра Лондонского оркестра к краю сцены, встал спиной к публике во все свои два метра роста, и впервые в истории музыки взял в руки дирижерскую палочку.
– Не соглашусь, – отозвался собеседник, оценив иронию. – Потому как в «Персимфансе» мы считаем, что всему есть место в этом мире и не нужно противопоставлять себя или бороться с оркестрами, в которых работают дирижеры. Мы лишь предлагаем зрителям некий альтернативный способ исполнения симфонической музыки, который нам в большей степени по душе, понимая, что это вопрос вкуса. Кому-то нравится Apple Macintosh, а кто-то предпочитает IBM, и спорить что лучше или хуже бесполезно! Музыка с дирижером и в его отсутствие одна и та же, но звучит она по-разному и воздействует на слушателей по-разному в плане психической энергии. С моей точки зрения, это равноправные способы исполнения симфонической музыки и они оба имеют право на существование.
Критические стрелы в «большого и ужасного мамонта»
Оспаривать право «Персимфанса» на свежий взгляд и необычную профессиональную форму подачи музыкального «материала», наверное, глупо. Тем не менее, даже поверхностное изучение исторических источников приводило к пониманию, что многие коллеги и современники «персимфансовцев» отпускали критические стрелы, выбрав своими мишенями творческие инициативы Льва Цейтлина и его единомышленников.
– Этому прекрасному оркестру недостает только одного – хорошего дирижера, – заключал немец Отто Клемперер, неоднократно в 20-х годах ХХ века приезжавший в «молодую Советскую республику» гастролировать и трудиться за дирижерским пультом разных оркестров.
– Идея о «Персимфансе», вообще о всякой модификации оркестрового ансамбля является в сущности настоящей «кустарщиной», – в книге «Музыка после Октября», напечатанной в 1926 году в Москве, жестко резюмировал композитор, именитый музыкальный критик и готовившийся эмигрант Леонид Сабанеев, который поначалу приветствовал рождение «Первого симфонического ансамбля». – Если будущее принадлежит организованной промышленности, управляемой пролетариатом, то аналогом такого положения дел в исполнительском симфоническом искусстве являются отнюдь не симфонические ансамбли без дирижера, а именно высокосовершенный и способный к художественному исполнению аппарат, в наш век электричества и механики вытесняющий из всех сфер живую рабочую силу человека».
В этот хор голосов, отрицавших лабораторные работы «Персимфанса» добавил свой тенор и Осип Мандельштам. Мощнейший поэт, любивший музыку не меньше поэзии, в своем эссе «Разговоре о Данте» напишет: «Оркестр без дирижера, лелеемый как мечта, принадлежит к тому же разряду «идеалов» всеевропейской пошлости, как всемирный язык эсперанто, символизирующий лингвистическую сыгранность всего человечества».
– Все было отлично помимо одной маленькой детали – для того, чтобы отрепетировать симфонию Брамса или Скрябина нужно было не три или четыре репетиции, необходимые для исполнения с профессиональным дирижером, а 104! У кого сегодня могут найтись средства оплачивать этот бессмысленный эксперимент? И зачем?! – а это мнение о «первом издании» «Персимфанса» мы разыскали в диалогах маэстро Геннадия Рождественского с французским музыкантом и кинорежиссером Бруно Монсенжоном.
Процитировав все эти высказывания в разговоре с Петром Айду, от лидера возрожденного «Персимфанса» журналист филармонии получил откровение, основанное не на теоретическом знании, а на эмпирическом опыте.
– Большинство из этих высказываний не имеют под собой каких-то серьезных оснований, – убеждает лидер «Персимфанса» «второго издания», приводя веские аргументированные доказательства. – Это только слова, предположения и подобными упреками можно бросаться сколько угодно. У того же Сабанеева был самобытный, но далекий от объективности взгляд. К примеру, симфоническую музыку он называл «большим и ужасным мамонтом, который вымрет и будет замещен электроакустикой». Как видим, Леонид Леонидович не угадал. Чем больше сейчас в музыке развиваются современные технические возможности, тем больше человеку хочется услышать живой звук простого механического музыкального инструмента. Если брать во внимание количество репетиций, то данный критерий тоже не является объективным показателем. Как раз совсем недавно – в минувшем январе в Москве – наш ансамбль открывал Год Скрябина, и мы играли поэму «Прометей». И не сказал бы, что перед ее исполнением у нас было 104 репетиции! Хотя эта процедура в реальности была очень сложной. При этом я никогда не слышал, чтобы кто-то прямо противопоставлял дирижеров, рассматривая количественные объемы в репетиционном процессе: «Этот дирижер хороший, потому что он мало репетирует, а этот плохой, потому как он делает это намного чаще». Наоборот, обычно восхищаются: «Маэстро сделал 15 репетиций и довел исполнение произведения до совершенства!» А кто-то «за мать твою родину» запросто «заедет» симфонию Малера или Брукнера с одной репетиции, и благо, что этот подход никогда не станет показателем высокого качества! К тому же надо осознавать, что в современном мире сыграть на людях пьесу, которую ты быстренько отрепетировал, но зато все слышали миллион раз, уже никому не нужно. Для этого меломану можно не приходить в концертный зал, а всего лишь послушать в записи в YouTube. В отличие от этого архаичного подхода в нашем симфоническом ансамбле крайне важно чтобы все музыканты знали партитуру, знали музыку, которую играют, четко понимали и тонко чувствовали, что в ней происходит, сознательно относились к тому, что играют, а не просто «пилили» партии для своих инструментов, тупо высчитывая паузы. В этом отношении репетиционный процесс в «Персимфансе» в действительности усложняется, но для меня и для всех нас это является одним из важнейших качеств «Первого симфонического ансамбля». Именно это качество делает каждое сыгранное произведение осмысленным, и тогда вся музыка начинает звучать по-новому, по-другому, иначе, хотя внешне это может не иметь каких-то заметных глазу или уху слушателя проявлений…
Очень важная и классная «штука»
Кстати сказать, большой парадокс состоит в том, что в этой твердой творческой позиции «Персимфанс» наиболее близко находится к музыкальному кредо Геннадия Рождественского – «Играть новое, не игранное».
– Когда мне исполнилось 80 лет, я посчитал, сколько исполнял произведений. Оказалось, что 2429, – в интервью Бруно Монсенжону для книги «Маэстро-чародей» открывался Геннадий Николаевич.
При этом уважаемый мэтр сыграл 101 мировую премьеру, 472 раза делал первые исполнения музыкальных произведений в СССР и России, да еще в личной дирижерской дискографии записал более 800 пластинок и CD!
Что касается «Персимфанса», то дополнительную привлекательность к проектам ансамбля придает музыка с высокой себестоимостью исполнения. В том смысле, что Петр Айду и его соратники вкладываются в это исполнение по-музыкантски, по-художнически и не продают «дешевые поделки» по заоблачной цене, как сегодня порой это очень любят делать их многие коллеги. Даже с громкими именами…
– Видимо поэтому «Персимфанс» является самым дорогим симфоническим оркестром в России, – герою нового лонгрида от Удмуртской филармонии пришлось опять усмехнуться. – Все наши музыканты зарабатывают одинаковые гонорары, но у нас нет регулярного бюджетного финансирования и зарплат. «Персимфанс» в реальности является дорогим удовольствием. С другой стороны, симфоническая музыка была и остается «очень дорогой игрушкой», которая в принципе никогда не окупалась. Ни раньше, ни сейчас. Это «игрушка» из разряда «необязательно нужных», но очень многим людям очень хочется, чтобы она была, потому что это очень важная классная актуальная «штука».
Ансамбль новых и актуальных звучаний
– Тут нельзя не вспомнить, что в ХХ веке быстротечная эволюция звукозаписывающей индустрии и технический прогресс оказали сильнейшее влияние на музыкальное исполнительство и на то, как мы слушаем музыку, – интервью с Петром Айду метнулось к кульминации. – Анализируя собственный слуховой опыт, прихожу к выводу, что чаще всего и больше всего я слушал музыку, записанную на пластинках, кассетах и CD. Причем эти звукозаписывающие носители давали мне самые сильные эмоциональные впечатления от услышанной музыки. А сегодня, как мне кажется, погоня за идеальным звучанием и качеством завершилась. В наступившие пандемические времена гораздо больше люди начали ценить сиюминутность исполнения. Да, сейчас по-прежнему можно все что угодно отыскать на YouTube или на стриминговых платформах. Но у людей снова и снова возникает желание прийти на живой концерт, потому что живая музыка в первую очередь – это способ живого общения между людьми как внутри ансамбля, так и за его «внешним контуром» в зрительном зале. В этом отношении форма симфонического ансамблевого исполнения становится наиболее актуальной. Потому что в этом формате музыканты приходят не обслужить публику. Не продать свое время и мастерство одному человеку, несущему полную ответственность за все, что сыграно и получающему за это всю славу, почести и самый высокий гонорар – имею в виду дирижера. Музыканты не приходят дежурно отработать, а потом быстренько разойтись по своим более насущным делам. В нашем случае – в «Персимфансе» – музыканты являются соучастниками действа и несут высокую меру коллективной ответственности за происходящее. Они возвращают смысл в музицирование и получают всю гамму живых эмоций. Сейчас у нас нет стабильного финансирования, постоянной репетиционной базы и концертной площадки и потому нынешний период можно и нужно называть школой выживания. «Персимфанс» – это явление, которое не до конца понятно и объяснимо. Вроде бы симфонический оркестр, а вроде бы нет. Хотя нас давно признали, и мы играем на академической сцене наравне с симфоническими оркестрами с совершенно другой природой. Мы вне иерархии и вроде бы в ней. Опять же у нас нет юридического лица, и это означает, что формально мы «не существуем». Однако мы справляемся и нередко благодаря всем этим сложностям находим музыкантов, которые оказываются идеально подходящими и созвучными нашим творческим принципам. Эти принципы заключаются в том, что мы свободны в выборе репертуара, свободны в своих музыкальных исследованиях и расширении жанровых границ, возможностей симфонической музыки и музыкантов, которые ее исполняют. Мы свободны в формах и идеях и в стремлении к музыкальной универсальности. У нас с вами есть огромное количество удивительной музыки, которая прежде могла показаться кому-то не столь интересной, но в какой-то момент времени она вдруг становится исключительно актуальной. Взять для наглядности сюиту Юлия Мейтуса – классика социалистического реализма. На какой-то период его сюита «На Днепрострое», написанная в 1932 году, была забыта. Но мы отыскали партитуру, пластинку с записью этой сюиты, выпущенную во Франции, и разучили прекрасную эффектную музыку. Она звучит удивительно свежо. В ней есть фольклорная мелодика, industrial-направление, которое развивал в советской симфонической музыке Александр Мосолов, есть свой особый сильный дух, и мы получаем громадное удовольствие, когда играем эту сюиту!
- «Персимфанс» привез в Ижевск пять драгоценных музыкальных подарков, и местные меломаны вместе с вами тоже получили полный восторг и громадное удовольствие, – только и оставалось произнести довольному журналисту.
– Знаете почему?! Да потому что мы в каждом концерте стремимся вручать эти музыкальные подарки публике. От всего сердца и с тем самым громадным удовольствием! – сказал Петр Айду и поспешил к большой сотне своих больших музыкантов.
Интервью провел и подготовил Александр Поскребышев