...двери разъехались, выпуская скопившихся людей на морозный, искрящийся в фонарях воздух. Ночной Курский глотал толпу так быстро, что снова казался вечно голодным, грязным студентом после пар. Вадим по привычке задержал дыхание, входя в двери вокзала со стороны пригородных линий.
Представить обычное живым и одушевленным заставлял запах. Он прогружал матрицу мира так быстро и подробно, что Вадим даже не пытался сопротивляться. Метро было то крикливым торговым рядом на рынке, то соседом алкоголиком, с похмелья цитирующим Шопенгауэра. Зависело это от густой смеси запахов, которыми встречал Вадима левый вход в метро Новослободская. Автобусы были важными кавказскими гостями, по-хозяйски шнырявшими по улицам и проспектам. Подкатывали мягко, раскачивали на плавном ходу, баюкали бархатным голосом диктора, читавшего остановки, а потом тормошили локтями, гортанными возгласами и дымными запахами шашлыка и новой резины.
Кофейни, где Вадим иногда брал горький разбавленный американо, виделись ему рассыпанными по городу намёками на мечту Остапа Бендера. Там вкусно пахло, шипели сопла рожковых кофемашин, неприятно улыбались многочисленные снобы-бариста. Все остальное было не настоящим, горьковато-фальшивым, совсем как Рио-де-Жанейро на глянцевой картинке в киоске роспечати.
Садовое всегда было уроборосом — суставчатым, стальным и опасным, продергивающим свое многозвенное тело рывками, но никогда не замирающим. А Курский вокзал, на который он когда-то приехал ушастым большеглазым щенком с толпой таких же настороженно-недоверчивых пацанов, теперь все время ощущался голодным, никак не наедающимся студентом с ходящим вверх-вниз кадыком на длинной шее. Мерзнущим и пахнущим тем, что нанесло из кафешек и глянцево прикинутых чебуречных, с новыми нечебуречными названиями.
Метро выплюнуло его за три автобусные остановки от дома. Обычно он бодро отшагивал их, торопясь прийти хотя бы на пять минут раньше. Сегодня ком глубоко спрятанного отчаяния таял медленно, и шаги замедлились тоже.
У остановки леденцовыми огоньками светилась в темноте елочная пластиковая игрушка кофейни. Вадим прошёл было мимо, но стеклянная дверь блестко повернулась и выпустила двух девчонок в длинных белых пуховиках.
"Ангелы уходят, демоны остаются — машинально подумал Вадим, провожая взглядом белые пуховики”.
Внутри было тепло. Адский огонь дышал и фыркал, пробивая фильтр-пакеты и стекая шоколадной дымящейся струйкой в бумажные рты чёрных обречённых стаканчиков.
Американо прозвучало как "дайте мне самый дешёвый кофе из тех, что у вас есть". Бородатый бариста осклабился презрительно и нажал несколько кнопок за стойкой.
Вечер кончался ничем, и все ближе чувствовалось холодное промозглое утро, когда нужно будет снова бежать на вокзал. Здесь, в ватном и пахучем тепле, об этом думалось не так обречённо.
Американо был горячим.
— Задолбала карусель эта, — сказал кто-то сзади и сбоку. — у нас без прививок половина народу, а доебались до меня.
— Потому что это новый рычаг давления, — сказал другой голос, сиплый и более пожилой, — уколись, и отстанут. Будь как все.
Вадим стиснул горячий стаканчик и, не глядя на беседовавших, чей разговор невольно подслушал, вышел на холод, в темноту и снег.
Фальшивый островок тепла дышал сзади, звал вернуться, заходился вентиляторами вытяжек. Вадим глотнул из стаканчика и решительно зашагал по улице.
Во дворе он замешкался возле своей разбитой машины. Засыпанная снегом старая вольвуха словно собака на морозе, пыталась свернуться клубком, да так и замерла. Вмятый до середины салона пассажирский бок, нелепо торчащее колесо и выгнутое с заломом крыло каждый раз беспокоили его, и Вадим останавливался. Стоял, вглядываясь в черноту отсутствующего бокового стекла, словно боялся увидеть там что-то знакомое, что он так тщательно затолкал в самую дальнюю комнату в своей голове, запер, выбросил ключ и всем своим мыслям пригрозил даже не подходить.
Ещё ему всё время чудилось, что там, в чёрном нутре выгоревшей машины, поселился кто-то, пока он ездил на работу.
Запиликал домофон, и из подъезда высыпалась группа ребят — ухажеры Леры из десятой. Всех их Вадим знал, потому что регулярно гонял из подъезда, когда начинали слишком громко галдеть.
— Здрасть, здрасть здрасте… — парни узнали, быстро поздоровалась и, оскальзываясь на ледяном тротуаре, прошли мимо. Вадим задумчиво кивнул и поспешил в подъезд. Успел придержать почти закрывшуюся дверь.
Кишечник дома проглотил его почти беззвучно, даже дверь закрылась мягко, без удара. Видимо, дворник все же починил доводчик. Зря он с ним поругался из-за машины, да и то — поругался громко сказано. Выловил он Вадима однажды вечером, попробовал вразумить.
"Ладно, другие не знают в доме, как дело было, так и до них слухи дойдут. Зачем ты её во двор притащил? Не доводи до греха, сдай в металлолом! Кладбище ведь во дворе организовал".
Он и сам не знал, зачем наорал на эвакуаторщиков и заставил тащить покорёженную машину домой. А, может, знал. Пугливая как аквариумный сомик, мысль об этом тоже была заперта там, в дальней комнате замка "Синей бороды".
А разбитая вольво во дворе не особо мешала людям, вернее, он понятия не имел, мешала или нет, но надеялся, что соседи воспримут это без негатива. “В конце концов, это не навсегда” — думал он, отсчитывая ступеньки по привычке и зацепляя верхние, самые высокие, носком ботинка. Пока поднимался, даже не успел запыхаться — настолько был поглощен мыслями и отталкивался ими, как палками для скандинавской ходьбы от ступенек и стен подъезда. Дверь собственной квартиры выросла перед ним как-то сразу, неожиданно и тревожно. Он не успел к этом подготовиться.
"Пусть будет можно, — поспешно и нелепо подумал он, обращаясь непонятно к кому, — пожалуйста, пусть будет можно?"
За дверью было тихо. Пока доставал ключи, все прислушивался, но ничего так и не услышал. Наверное, это правильно. Так лучше.
Замок провернулся дважды, клацнул. В приоткрывшуюся дверь пахнуло пыльным одиноким теплом и газетами. Вадим вошёл.
Было темно, в комнате, как в аквариуме по стене струился голубоватый отсвет уличного фонаря. Вадим задержал дыхание, чувствуя, как тоскливая тревога скручивается в ком и поднимается в груди все выше и выше. Щёлкнул выключателем и сморгнул.
Тёплый свет выплеснулся из потолка, затопил пространство тесной прихожей, заставил сощуриться. Вместе со светом волна звуков, шорохов, музыки, голосов тоже рухнула на него. Задрожала и ослабла пружина в груди.
Из кухни запахло жареной картошкой, и донесся Ленкин голос:
— Ты чего как поздно? На электричку опоздал?
Из комнаты слышались звуки мультфильмов и подпевания песенке тигренка про "Дорогу с облаками". Лёнчик не попадал в ноты и делал это с достоинством, не пропуская ни одного слова.
Ленка высунулась из кухни и уставилась на Вадима.
— Чего встал-то? Случилось что?
И, не слушая его, снова исчезла, что-то переставила на плите и открыла крышку сковородки.
— Леонид Вадимыч ждал тебя собирать башню, как вы хотели. — продолжила она громче, перекрикивая скворчащую картошку, чтобы он слышал, — даже уроки все сделал с горя. Теперь его от ноутбука не оторвать.
Вадим стоял и смотрел, чувствуя, как сердце пропускает удары. Каждый раз это было как первый заход в холодную воду. Дрожь пробегала по загривку, он набирал больше воздуха, вода поднималась, вытесняя дыхание выше, заставляя вставать на цыпочки. Теряя равновесие, он схватился за пустую вешалку на стене прихожей, рывком втащил в лёгкие запах картошки, мокрых сапог и газет. Перевязанные шпагатом бумажные пачки стояли пирамидкой в углу прихожей. Макулатура в школу. Собирали с сыном по всему дому.
Он закрыл глаза и заставил сердце перестать дёргаться. Стиснул зубы.
— Вадька, ну ты чего там? Сейчас остынет всё…
Он опустил взгляд вниз. С ботинок натекло, но вытереть было некому.
Все истории автора - Смотритель маяка
#смотритель #смотритель_маяка #смотритель_пишет #почти_книга #бпшное #новое #много_спорили #нефантастика #несказки #рассказы #срез