Из донесений графа Ф. В. Ростопчина императору Александру Павловичу
Владимир, 1-го октября 1812
Государь! Уехав из армии, я спешил явиться к вашей священной особе; меня задержала здесь довольно тяжкая болезнь, вызванная горестным сознанием того, что Москва сдана, армия расстроена, а вы постоянно обмануты получаемыми донесениями.
Но, если б мне и умереть в дороге, я послезавтра поеду и предстану пред моего Повелителя с душой чистою, полной любви к отечеству и к вашей особе. Не взирая на болезнь, я собрал здесь много сведений о Москве и о Бонапарте.
Ярость народа усилена грабежом церквей, притеснениями жителей и пожаром, в котором сгорел почти весь город.
Вопреки своим прокламациям, Бонапарт ставит стражу, чтобы не пускать из города немногих оставшихся жителей. Солдаты питаются овощами, которые они копают в огородах; остальные пробавляются чем попало.
Он на меня зол за то, что от меня город ничем не снабжен. В одной прокламации он называет меня "огненной пастью".
Состоящие у него на службе купцы: Коробов, человек подозрительный еще во время императора Павла, негодяй Бакинин, раскольник Лежанов, и Кольчугин, сосланный при императрицы Екатерине в одно время с Новиковым (мартинисты).
Раскольники пользуются его покровительством, и у меня есть перечень домам, состоящим под охраной французов. Для возмущения народа Бонапарт распускает слухи.
Он велел разгласить про себя, будто он не выходил однажды из комнаты, оплакивая насильственную кончину вашу и великого князя Константина.
В другой раз, будто вы и вся императорская фамилия уехали в Англию. Эти слухи разносятся по губерниям; не имея сообщения с Петербургом, они ничего не знают о войсках, и я встретил выборных, ехавших в главную квартиру и не знавших где ее найти.
В Воронеже распустили слух, будто Петербург взят, в Курске, будто чума свирепствует в Астрахани. Надеюсь, князь Волконский доложил вам, в каком состоянии нашел он военачальника и что он вам готовит своей безучастливостью и своим эгоизмом.
Отдаю голову на отсечение, если у неприятеля свыше 65 тысяч человек. Они не должны выйти из России, и вы будете спасителем Европы.
Проезжая через Тулу, я встретил человека, донёсшего о важном обстоятельстве касательно Ключарева, воронежского губернатора (здесь Матвей Петрович Штер) и пленного Сегюра. Довожу эту новость до сведения Вашего Величества.
Владимир, 7-го октября 1812
Государь! Вместо одних суток вот неделя что я здесь. Тело мое подавлено скорбью; я до того слаб, что у меня бывают обмороки, и нахожусь я в руках простого цирюльника.
Бонапарт близок к своей погибели, а между тем 4-го еще ничего не предпринято, чтобы его доконать.
В Москве никого не осталось, кроме нескольких негодяев, и я опасаюсь, не убрался ли бы он через Рузу, Зубцов и Белый.
Что не приедете вы, Государь, доконать чудовище, приводящее в отчаяние вашу Империю и разрушившее вашу столицу?
Прилагаю здесь свод известий, доставляемых ушедшими из Москвы и кончаю мое донесение, прося вас, Государь, внять нижеследующему. Продовольствие армии, с Вязьмы, не стоило полушки, и у вас хотят похитить миллионы.
До невозможности воруют на госпиталях. В Касимове до сих пор нет списков больным. Городничий говорит, что их меньше 6 тысяч, а берут 10 тысяч пайков и т. д.
У князя Кутузова готовятся контракты на продовольствие. Некто Безад, известный разбойник, поехал к князю, который допустил все расхитить. Назначьте место, где будет заседать военная комиссия, и напишите манифест, исполненный вашей печали о потере Москвы.
Народ чувствителен; он не понимает, отчего вы не промолвите слова, и выводит из этого, что вы приказали сдать Москву.
Я не в силах больше писать. Если умру здесь, оставляю мое семейство под ваше покровительство. Сын мой, воспитанный в тех же чувствах, как и я, будет вам верным слугой. Я унесу с собою в могилу горестное сожаление о том, что не внушил вам доверия; оно единственный предмет моих желаний.
Целую ваши руки и прижимаю их к моему сердцу, которое было всецело вам предано. Граф Ростопчин
Владимир, 13-го октября 1812
Государь! Должно быть, вам уже известно, что это чудовище Бонапарт с его армией ушел из Москвы, приказав взорвать Кремль. Он разрушил вашу столицу, но благодаря ей он разрушится.
Я уверен, что у него не свыше 50 тысяч человек, так как под Бородиным их было только 120 тысяч. Тот день стоил ему 20 тысяч пленных; затем надо полагать, что у него побито и померло по крайней мере 10 тысяч.
Вам теперь предстоит уничтожить то, что у него осталось и освободить Европу от его ига. Я уже отправил в Москву Ивашкина и полицейских офицеров; за ними последуют драгуны, солдаты и пожарные трубы.
Я сделал распоряжение, чтобы:
1) предупредить разграбление того, что осталось,
2) перемерить какой найдется зерновой запас,
3) задержать людей, которые служили неприятелю или имели от него поручения.
Я еще очень слаб, но дня через три или четыре отправлюсь в Москву. Ничего не знаю, Государь, каково ваше мнение на мой счет. Вы не изволили мне сказать о том ни слова.
Позвольте мне напомнить вам, что все было спасено, что для того потребовалось 63 тысячи телег, и до 30-го числа Кутузов писал мне, что будут драться. То же повторил он мне 1-го сентября, когда я поехал повидаться с ним, да еще прибавил: - Буду драться в самых улицах.
Я оставил его в час, а в восемь часов вечера он прислал мне свое знаменитое письмо с просьбой о провожатых. Скажи он мне два дня раньше, что он оставит Москву, я бы выпроводил жителей и зажег ее.
Оттого-то я и оставил всю движимость в обоих моих домах, получив тем право сказать, что моя жертва больше, чем других. Москва погубит Бонапарта, но занятие ее есть пятно; а тогда было бы чем хвалиться.
Москва, 26 октября 1812
Государь! Я приехал сюда третьего дня и тотчас в Кремль, куда не велено никого пускать. Дворец ваш сгорел. Сенат, Оружейная палата, митрополичий дом, как и соборы, ограблены и разорены; в них помещалась гвардия Бонапарта.
Взорваны половина Арсенала, две башни и две малые колокольни, по сторонам большой. Взрывов было пять; но по счастью несколько проводов не загорелось вследствие рыхлости зданий или от сырости стен.
По моему приказанию составляется перечень всего, оставленного в Кремле неприятелем, пушек, ящиков, амуниции, понтонов и артиллерийского обоза. В верхнем этаже Ивана Великого четыре трещины, и он как будто наклонился на бок. Соборы целы.
После пожара, какому нет примера в истории, город представляет собою страшное зрелище. В прилагаемом списке домов не насчитаешь и семисот, которые могут назваться домами. Остальные в предместьях и даже дальше застав. Что осталось, то ограблено и разорено.
По моим сведениям, в армии Бонапарта было едва ли 50 тысяч человек, Прилагаю здесь многие донесения, по которым можно судить о страшных потерях, понесенных неприятелем. Войска союзников были в ожесточении; французские солдаты негодовали на гвардию, которая жила в довольстве, а гвардия, в свой черед, недовольна тем, что ей вздумали платить жалованье фальшивыми ассигнациями, которых она не принимала.
По донесению французской полиции Ваше Величество увидите, что не было возможности прекратить пожар и остановить грабеж.
Тайна шара строго сохранена (?); лодка и леса сожжены и разобраны унтер-офицером, которому было поручено это дело. Впрочем, я полагаю, что Леппиху не удалось бы привести шар в движение, так как пружины, которые должны были управлять крыльями, не имели достаточной упругости.
Все офицеры и солдаты говорят, что никогда не видели Наполеона в таком бешенстве как во время его бытности в Москве. Он прикидывался, будто намерен провести в ней зиму; но в виду того, что армия его таяла, а привлечь на рынки жителей из деревень оказалось невозможным, он решился уйти.
Сначала ему хотелось выступить вперёд с гвардией, но генералы умоляли его не покидать их, так как спасение их лишь в его гениальности. К каким хитростям ни прибегал он, чтобы подействовать внушительно на народ!
Он пропустил слух, будто Балашов тайно прибыл к нему для переговоров о мире; затем, будто для того же присылаем был великий князь Константин.
Надо заметить, что, за последние две недели его пребывания в Москве, не оставалось в городе и 3 тысяч жителей; и теперь их не будет 5 тысяч. По его приказанию корпуса войск выступали из одних ворот и потом входили назад с противоположного конца.
Уезжая, он обещал возвратиться через три недели.
Умоляю Ваше Величество распустить ополчение последнего набора; оно будет бесполезно для службы и в тягость властям. Лучше бы назначить число рекрут и составить из них полки, нежели держать по деревням этих мужиков, от которых ни разу не было еще пользы, и которые только все портили.
Я немедленно отправлю к вам оставшихся членов муниципалитета. Ради Бога, прикажите наказать их примерно. Война не кончена, и милосердие ваше, которое примут за слабость, поощрит негодяев к действиям против отечества и к измене вам.
Коль скоро 200000 человек нашли возможность выехать в течение 20 дней, зачем эти-то люди оставались в городе?
Загряжский, как он ни оправдывался, поступал мошеннически и был лакеем у Коленкура. Я думаю, Государь, что Москва никогда не восстанет. Дворяне не приедут по неимению общества, а для купцов не будет приманки наживы.
Да кроме того, станут бояться возвращения Бонапарта на будущий год, особливо если ему дадут перезимовать в Вильне; а покойник-фельдмаршал Кутузов только того и желает, чтобы не сражаться, начальствовать и вас обманывать.
Москва, 7 ноября 1812
Государь! При сем имею честь препроводить к вам процесс несчастного, которого Бонапарт велел повесить, дабы отклонить подозрение в том, что поджог был сделан по его приказанию.
Нелепо утверждать, будто это преступники, нарочно мною выпущенные. Они, в числе 620, были отправлены под прикрытием еще 31 августа в Нижний, где до сих пор находятся.
Уже многое пущено мною в ход; надеюсь с остальным управиться недели в две, и после того осмеливаюсь просить вас, благоволение мне дозволить приехать в Петербург в начале декабря.
Ваша слава, благоденствие государства и верность ваших подданных спасли Империю: вот три побуждения, по которым поездка эта необходима. Удостойте прислать мне ваши приказания. В случае отказа я буду несчастнейшим из ваших подданных, я, не имеющий другого желания как чтобы вы были счастливейшим из государей.
Москва, 18 ноября 1812
Государь! Примите поздравление верноподданного с бессмертною славой, озарившею ваше, царствование, благодаря окончательному и беспримерному в истории сокрушению того страшного ополчения, которое имело целью потрясти вашу империю и подчинить уже согбенную Европу игу врага человеческого рода.
Вы не пожелали говорить о мире. Ваша древняя столица принесла себя в жертву для спасения отечества и очевидно доказала вселенной, что Россия непобедима и что вашим героическим постоянством вы снискали себе титло спасителя Европы.
Оглашение известия о последних ударах, нанесенных остаткам французской армии, произвело беззаветную радость. Купечество перестало опасаться Бонапарта и решилось как можно скорее вновь строиться.
Я тотчас отправил курьера в Казань с несколькими сотнями печатных реляций для распространения их повсюду на пути. Завтра велю отпеть благодарственный молебен и стрелять из оставленных в Кремле французских пушек. Это будет всем на радость.
Обратите внимание, Государь, что Черниговский архиепископ Михаил предан мартинистам и что они всячески будут стараться, чтоб он был назначен на Московскую кафедру. Один священник Вознесенского монастыря перед смертью объявил, что им спасены мощи царевича Димитрия; их положат вновь в их раку.
Я изо всех сил стараюсь облегчить участь несчастных, раздавая беднейшим людям от вашего имени денежную помощь соответственно состоянию, возрасту и понесенным утратам. Я приказываю также отводить помещения. Городские жители скорее будут обеспечены от нищеты, нежели сельчане, у которых вместо жилищ сплошные пожарища. Не могу довольно нахвалиться усердием и деятельностью губернатора Обрезкова.
Город Москва должен вновь выстроиться. Надо, чтоб он возродился из своего пепла, и чтоб достопамятная картина его разрушения осталась лишь в памяти тех, которые были очевидцами его бедствия.
Чтобы расположить вас в его пользу, позвольте, Государь, напомнить вам о вашем последнем здешнем пребывании в тогдашних обстоятельствах и доказательствах приверженности к вашей особе во всех сословиях.
Петербург будет местом вашего жительства, но Москва - городом вашего сердца. Она того заслуживает: ибо, чтя императора, обожает Александра.
Отдайте приказание, чтобы к осени Кремлёвские здания были починены, Сенат по прежнему заседал в Кремле и чтобы вновь открылись общественный учреждения: вот и все что нужно.
Я знаю, что имеется в виду продавать лес, раздавать его; но беднейшие люди этим не воспользуются.
Буду иметь честь сообщить вашему величеству, что Валуев значительно опустился и часто не знает, что говорить. Чтобы постройки были сделаны с меньшими издержками, на это есть князь Михаил Цицианов, которого усердие и неподкупность известны. Он и место свое потерял, потому что человек честный.
Мартинисты уже хлопочут, чтобы спасти некоторых из них, служивших французам. Я узнал также, что находящиеся здесь уже два дня граф Панин находится в большой связи с г-м Армфельдом и искал случая доставить ему письмо.
Находясь в Нижнем, граф Панин намекал, будто вы приказали сдать Москву. Другой господин, начавший давать волю языку своему, есть сын сенатора Рунича, который заместил на почте Ключарева.
Теперь, Государь, если благоволите припомнить, вы согласитесь, что я был прав, когда в июне месяце говорил вам, что вы всегда будете императором Русским, даже в Иркутске.
Теперь вы герой Европы; а Бонапарт, этот великий завоеватель, прославивший своею ненавистью мое имя, что услышит от своего Сената (в случае, если ему доведется возвратиться в Париж)?
Несчастный государь, вот и все!
с благодарностью за помощь в работе канала
https://yoomoney.ru/bill/pay/jP7gLQM7sA4.221212 (100 р.)
https://yoomoney.ru/bill/pay/Ny6ZNwNStUM.221212 (1000 р.)