1221 год. Осень. Несколько монгольских группировок врываются в Восточный Хорасан с Запада. Корпус Угэдея идет на Газни. Другие тысячи перехватывают туркмен и таджиков. Основное войско во главе с Чингисханом идет за Джалаль ад Дином.
Султана ставят перед выбором: смерть или бегство.
Продолжение. Предыдущая часть и райские тропы, мостятся ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Кто такой ты, чтобы губить мир, созданный Им
Два перехода, прошли как один. Не жгли костров, не снимали седел. Нога не ощущала земли, ухо не слушало жалоб. Восемь оставшихся (у Чингисхана) туменов пылили молча, и никогда еще землю не губили так сильно. Ближнего рубили, дальнего валили стрелой.
От смерти спасала склонность прислушиваться к тишине и обходить большие дороги. Спасался обвыкший ходить пустыми тропами, умеющий молчать и желающий видеть. Зверь осторожный и человек нелюдимый.
Остальных, высекали под корень.
Разгром Шиги-Хутуху и повсеместные восстания, изменили настроение Хана. Раньше он искал в сартаулах пользы, теперь не видел в них необходимости. Все чаще шептала мысль, что хорошо бы всю землю сделать степью. И он от нее не отмахивался.
Дома, люди, распаханная почва стали помехой. Не гнутое железо на палках должно выбивать комья, а копыта коней. Его коней! Если где-то живут иначе, тем хуже для них. Всегда есть выбор. Пускай не живут.
В который раз, меч объявил войну плугу. Но и плуг огрызался страшно, открывая картину безрадостную.
Усмешка старого друга
Чем больше вопросов, тем меньше нужен ответ
Перевалив Гиндукуш войско разделилось на три части. Отрезая Джалаль ад Дину путь на Север, Великий Хан взял направление на Гардиз. С Юга (к Газни) еще раньше ринулся корпус Угэдея, сумевший незаметно подойти к пригородам. На Текечука (старый Козлёнок выкрутился) возложили задачу найти (и добить) группу мусульманских войск, бросивших Султана.
Те двинулись в область Нинграхар (совр. Джелалабад), намереваясь переждать бурю. Здесь она их и настигла.
Лазутчики работали исправно, и о всех нестроениях врага, монголы знали.
Таджиков и туркмен оставили на сладкое. Пока же следовало расправиться с Султаном. Немедленно.
Нагоняя щенка, Чингисхан запретил оставлять живых и делать остановки. Но жизнь приказов не слушает. Ближе к Парвану, войско уперлось в дороги, которыми двумя месяцами раньше бежали товарищи.
В увиденном вязли копыта и стыли умы.
Пути белели от конских костей. Некоторые остовы еще обматывала упряжь разбитых телег, тлеющих украденной ветошью и награбленным скарбом. Дожди, солнце и ветер обращали их в прах, вместе с телами завоевателей, забивших собою канавы. Забивших собою всё.
Порубленные, пробитые копьями, растоптанные давкой, они лежали в позах, застигнутые смертью. Много людей, очень много. Никто и никогда не представлял, что монголов (сыновей ветра!) может погибнуть столько! Но никто и не заводил их, так далеко.
Молодые мужчины мертво улыбались десятком вырезанных кочевий, смыв ханскую обиду собственной кровью.
Увидев попавшихся живыми, убитых с боя сочли счастливцами.
На старой чинаре, подвешенный за ногу покачивался голый монгол. Следы на теле кричали, что из пережитого человеком, это не самое страшное. На костлявой пятке сидел наглый ворон, не думавший улетать при виде людей. Зачем бояться еды?
Склонив голову набок, ворон заговорил голосом Джамухи
Здравствуй Аньда! Все-таки ты их погубил.
Глотку перехватила ярость.
Он никогда не сносил бесстрастно его насмешек.
Я дал монголам всё!
Завопил Чингисхан беззвучно.
И отнял у них себя.
Отвечали ему спокойно.
У монголов должен быть один Хан!
Ворон прыснул
Тогда кроме него, у них ничего не останется.
Вторив
А как помрет и этого не будет.
Напоминание неотвратимого прошибло испарину. Только полубезумный Кидань (Елюй Чуцай) умел спокойно рассуждать о смерти спокойно.
Хан никогда не умрёт!
Кричал Владыка Азии, а ворон передразнивал
Ханы всегда умирают раньше, чем думают.
Ты уж поверь, нам отсюда виднее
Добавив примирительно
Все-таки она нас рассорила. Твоя баба
Сказал он, всегда избегавший называть Бортэ по имени
Надо было оставить ее там. У меркитов. С твоим Джучи...
Усмехнувшись, птица умчалась за горизонт. Никогда еще ощущение смертности не давило так сильно.
Несчастного сняли с чинары и обернув в войлок положили на землю. Всё что Великий Хан мог для него сделать. Всё что великие ханы могут.
Силы заговорить перед строем, нашлись не сразу.
Охота на волков
Строгие выговоры получили бааринцы - Кутур и Укар, темники без туменов. Он распекал их без пощады, не стесняясь глаз конюхов и ушей харачу (простолюдинов и черной кости).
Оказалось, что вечера (и ночи) перед разгромом, они посвящали не обустройству войска, но обхаживанию блудниц. В шатрах посменно крутились три отвратительных бабы. Длинная грубиянка с вытянутым лицом, и две стремительно жиреющие нахалки поменьше.
Одна бесстыже ползала на четвереньках, и мурчала заглядывая в глаза
Ну когда уже жахнем!
И ей обещали... что скоро.
Две другие, высокая грубиянка и высокомерное существо с перекошенным ртом, распаляли (мужчин) нарочитой надменностью, подначивая не мешкать. Потом всё это жрало и сплеталось под пьяный хохот, проваливаясь в сон до утреннего зловония.
Рассказывая о проделках, исправный Шиги-Хутуху не упустил и малейшей подробности. Ему бы следовало это пресечь тогда, но авторами Сокровенного Сказания не становятся сразу...
Бесстыдниц поймали распаленные боем сартаулы. Что с ними стало никто не знал, и знать никто не хотел.
Он бранил Укара с Кутуром за всё. За томившиеся в полях войска, ждущие пока командование думает решиться исполнить каприз негодяек. За неправильный выбор места. За ухо открытое лести, а не совету. За рот (пасть!) предпочитающий сквернословие правде.
Выволочку (одну из) завершила присказка о баране, угрожавшим степи войной. От него уклонялись лисы, а тушканчики прятались. Уверившись в силах баран отправился на охоту, где его и сожрали волки.
Потому что:
Зубов нет и рога кривые.
Повернувшись к бааринцам, Чингиз непонимающе по бараньи поморгал и войско залилось смехом.
Позицию Джалаль ад Дина, он также нашел негодной. Понимая что победил тот чужим нетерпением и упёртостью. Любой монгольский полководец, в этой местности оставил бы от него рожки и ножки.
В месте где стоял султан нашли много тел, из ушей у которых торчали колья. И другими способами истерзанных.
Покивав, Чингиз произнес
Не убивайте его
Даже Старого Нойона, от этих слов передернуло.
Горе убежденным
За что!? За всё.
Пожертвовав туркменскими и таджикскими союзниками ради дружбы кипчаков, приближение врага Джалаль ад Дин не заметил. Монголы застали врасплох как пустынный смерч и речная буря.
Друзья пировали, когда ворвавшийся гонец заорал
Татары! В Гардизе
Это рушило всё.
Отрезанный от Севера, Султан не мог рассчитывать на соединение с беглецами, оставшись с теми (кипчаками) кто своих любил, а его терпел.
Но как песчаный шквал заметает пути, так и бедствия не прекращались
Мгновенная мысль - на Юг, показалась спасительной. Да не тут то было!
С юга подходил корпус Угэдея, представленный отборными частями и дельными командирами. Рассыпавшись, они не показывали себя нигде и били отовсюду. Один из отрядов мусульман пропустили вперед к неизвестности и отрезав пути назад, толкнули в пучину необратимости.
Из тысячи выжило трое.
Выживших отпустили к своим, чтобы оставшиеся побоялись чужих. Дорога на юг захлопнулась, а севернее у Гардиза передовые дозоры уже дорезали. Кольцо замыкалось.
Спас отчим - Орхан.
Ради молодой (не совсем) жены и отцовского долга, он собрал в кулак три тысячи смельчаков. Бросив (пасынку) напоследок
Береги мать!
Туркменский князь поспешил на битву.
Покрыв несколько фарсахов, они не сумели многого сделать, но сумели многих спасти. Монголы посчитали отряд войском, а поняв что это малая часть начали забавляться. С Орханом игрались как на удачной охоте, где последнего зверя бьют не наверняка, совмещая удовольствие с навыком.
От мусульман притворно бежали, дожидаясь когда кони выдохнуться. После щадя лошадей (ахалтекинцы ценились!) всадников расстреливали на расстоянии. Как и другие вожди монгольских врагов (Мстислав Удатный, Король Бела) Орхан спасся тем, что не поворачивал поводьев, а мчался вперед, описывая дугу.
С Джалаль ад Дином они встретятся в агонии на Инде.
Только туда и открывалась дорога, предлагая выбор тонуть или драться. К чести Султана он решился на решение, выстраивая кипчаков в боевые порядки. Позади плескалась вода, впереди пылило возмездие.
Восемь туменов охватывали тридцать тысяч мусульман с флангов. Сердца трепетали, НО! Страх делает чужим для себя и своим для чужого.
Даже когда рушится мир, человек может умереть святым. Достаточно никого (кроме себя) не винить, и во всем предать себя Богу.
P.S Украинцы простите, ради Христа
А для нас.. сегодня вряд-ли уместны, какие-то другие песни.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ