Рядом с моим домом, по левую сторону оврага, поселилась как-то семья новеньких: Никонович, его супруга, и трое детишек: Ношка, Борька, и Серенький. Милые, шумные, - обычные дети.
Никонович трудился где-то в соседней деревне, дети его бегали в местную школу, а супруга была настолько необщительна, что о ней почти ничего и не известно было. Иногда я видела ее, хлопочущую по делам, но каждый раз при моем появлении она уходила, лишь изредка кивнув: "здрасть!". Что ж, человеком я и сама была малообщительным, долгим пересудам предпочитала тишину и мысли - а другому бы тут и не выжить! Ненавязчивость в нашем деле - главная добродетель.
Так что своим вниманием я ее не допекала, и в конец сада, на правую сторону того оврага, выходить старалась пореже.
С самим Никоновичем мы, конечно, беседовали. Встречались утром, спеша на работу: "Здравствуйте, соседушка!" - "Доброго утра, сосед!". Вот и весь разговор.
Прожила семья у меня в соседях недолго. Ничто, как говорится, не предвещало, но однажды я вдруг поняла, что уже несколько дней не видела Никоновича. Сменил место работы? Вряд ли. Не сезон, как бы. Вечером, после смены, поспешила к оврагу. Вначале просто гуляла среди своих яблонь, разглядывая противоположный край, все надеялась увидеть играющих детей или вдруг их мать появится? Хоть буду знать, что тревога напрасна. Долгий летний вечер успел закончиться, а никого из семьи Никоновича я так и не увидела. Стало еще тревожнее, но не переться же по наглому в ночи? Что обо мне могут подумать!
Пришлось идти домой спать, и вернуться к оврагу на следующий вечер.
Дом, в котором обитала семья, пустовал. Как-то сразу стало понятно, они не временно покинули жилище, они ушли навсегда.
Стало неприятно... Все-таки мы близко жили, по здешним меркам - вообще рядом. Они вдруг исчезли - по какой причине? Что их напугало, или вынудило? Почему даже знака не подали, что у них неприятности?
Ответа не было, беспокойство угнетало меня, и в один из дней я поделилась им с моей соработницей, Ирией. Ирия вначале легкомысленно отмахнулась, как и вообще всегда, а потом довела меня до мигрени потоком вопросов. Поскольку ответов у меня не было, она, все больше накручивая сама себя, кинулась с разговором вначале к нашему сторожу - Федору Матвеичу, потом к механику Жоре, потом в лабораторию, а когда ее прогнали вообще отовсюду, чтобы не мешала работать, она рванула в поселок.
"Ну, теперь мы точно никогда не узнаем!" - смеялись наши на смене. -"Ирька стопятьсот причин принесет, и ни одной верной!"
День закончился как обычно, я закрыла смену, лабу, барак, и поплелась к себе, стараясь не расплескать с макушки остатки мигрени.
На моей веранде меня ждали, хотя я сама никого на ней не ожидала. Ну да ладно, у нас не приняты особые церемонии. Подошла, громко поздоровалась первая:
- Доброго вечера, соседушка!
Восседавший в моем любимом кресле Никонович блеснул зубами в улыбке:
- Доброго и вам! Слыхал, ты нас потеряла?
Ощутив за свое любопытство легкое смущение, предложила:
- Перекусим? Сейчас я, чайник принесу! - быстренько прошуршала по кухонным шкафам, сооружая более-менее приличный перекус: бутерброды с соленой семгой, бекон с вареными яйцами, и пару горстей слегка прожаренного арахиса. Сгрузила все на поднос, добавила вазочку с вареньем, заварочник, пару кружек с блюдцами. Потащила поднос на веранду.
Никонович с удовольствием уминал бекон, без стеснения грыз орехи, и громко дул на горячий чай. Ел он вкусно, причавкивая и облизываясь. Его азарт раззадорил и мой аппетит, не успели мы оглянуться, как уже вовсю уминали скромный ужин, на пару макая хлебные корки в одну вазочку с вареньем.
- Мы на Белую гору перебрались. - сообщил Никонович, утолив голод.
Совместное поедание бекона как-то сближает, я не чинясь фыркнула. Чего так далеко-то?!
Он чуть слышно вздохнул, посмотрел сквозь лес в сторону заката. Я посмотрела туда следом, на невидимое отсюда Белогорье... далеко.
- Не, ну правда, какой резон? Лето! У детей школа, у тебя работа, вроде, нормальная была... не бедствовали, не голодали... Зачем?
Никонович искоса посмотрел на меня.
- Время пришло, соседка. Моя родина там, на Белой, и там я жил. Потом вот... перебрался сюда... да не правильно это было! Там моя земля, там мои угодья.
Я молчала, ожидания продолжения, и разглядывала его, отмечая: изменился за пару недель Никонович просто разительно! От былой интеллигентности облика и следа не осталось. Гладкий, даже лощеный его облик сменился на всклокоченный. Свалявшаяся шевелюра, обросшая морда, черные, обветренные пальцы. А ноги! Он был босым!!
- Ага! - Никонович сверкнул взглядом, - Заметила наконец-то! Вот такой я теперь, соседушка!
- Ииии... как так произошло?..
- Фрол Фролыч! Он меня возродил. Он, и дырявый носок! - гордо признался Никонович. Я искренне изумилась. Он рассмеялся, и принялся рассказывать:
- Жил я раньше на южном склоне Белой. Жил с родителями, братьями, прочими родственниками - много нас там, сильный клан. Потом, как пришло время - женился. С семьей уже не принято тесниться, перебрались мы отдельно проживать, как положено. Вначале на северный склон, в охотхозяйство пристроились. Нормально так, жить можно было, но уж больно неуютно супружнице моей оказалось. Сникла она, заворчала. Дождались мы осени, и в долину спустились, к берегу Синего озера. Там я в заповедник пристроился, перезимовали, жилье себе обустроили, детей вот народили. Вроде, и сытно там, и вольготно, а еще больше моя супружница недовольство выражала. Что мы как дикари, мол! Надо ближе к цивилизации перебираться! Что ж, я не упрямый, собрались и сюда пришли. Тут хорошо! Сразу и место нам нашлось, и мне дело...
Он вздохнул, снова посмотрел в сторону еще светлого края горизонта.
- Я ведь старался, понимаешь? - тихо проворчал он. Я кивнула молча. - Я все делал, что б ей угодить. Себя держал в железном кулаке. Ну, иногда косячил, конечно, но не со зла ведь!.. А она все больше и больше взвивалась. Прям сатанела по мелочам. Чем я цивилизованнее становился, тем меньше мне хотелось возвращаться домой!.. Однажды не выдержал, поделился психом с Фрол Фролычем - не жаловался, ты не подумай! Нет. Просто, невмоготу иной раз молчать. А он... он мне совет дал... ты только не смейся! - совет дал, носки свои самому убирать.
Я невольно посмотрела на его босые ноги. Никонович демонстративно растопырил грязные пальцы.
- Я сегодня прибегал ему спасибо сказать. Его мудрый совет всю жизнь мою перевернул! Я ж задыхался, понимаешь? Просто подыхал вот в этом всем, как пес в удавке! Настолько было невмоготу, что и не выразить. Не, совет его вначале я совсем не понял. Пришел домой, и давай носки по местам раскладывать, стирать да штопать сам. Супруга моя так удивилась, что и ворчание свое постоянное забросила. Все следила за мной, ждала, мол, что все это значит, и чем закончится? Ха! А я поигрался, поигрался в приличие, и однажды понял, что зачем их штопать? Я ж ногтями их сразу рву! Бессмысленное занятие. Все, перестал штопать, только стирал. Так и ходил, дырками светил. Потом... потом посмотрел на себя... а зачем я вообще их ношу? Зачем вообще ношу все это - я разве рожден для носков?? Я, Волчар Никонович - и зачем-то живу как!.. как!... как болонка цирковая!.. Какая-то работа, какие-то носки... Ррррр...
Он гордо приосанился, и почесал волосатую грудь.
- Значит, теперь - свобода?
- Свобода! - покивал он обросшим подбородком. - Возвернул я семью на свою родину. Сам вот, прибежал спасибо Фрол Фролычу сказать, да вообще в поселке объявить, что б не волновались. Знал ведь, искать будете.
Я улыбнулась ему, он вернул мне ухмылку. Сквозь летнюю ночь его глаза смотрели пытливо и жестко, весь облик выражал готовность. К чему? Наверное, к ЖИЗНИ! К той жизни, для которой и был рожден тот, чье имя, оказывается, было Волчар - а мы и не знали! Не видели его, за унылым лоском.
Чувствуя, что еще минута, и он навсегда убежит сквозь тьму, я торопливо спросила:
- Супруга-то как твоя, довольна ли теперь?
Он оскалился во всю пасть:
- Еще как довольна! Она вначале не поняла, что происходит, а потом стала, как в первые годы наши: веселая и спокойная. Воздух у нас другой, видимо!
Спустя час я все еще сидела на опустевшей веранде, прихлебывая напрочь остывший чай. В дом идти, под замки и крышу, не хотелось совершенно. Ночь тревожила шорохами, бередила какие-то душевные струны, настолько глубокие, что и не подозреваешь о них, пока мелодия вдруг не возникнет.
Воздух у них другой! Ну да, ну да.
Когда мужчина обретает себя, он обретает мир. Мир, в котором есть место для всех своих! - наверное, так? Оказывается, иногда обретение начинается с дырявого носка. Какая ирония!..
______________________
Друзья, вы находитесь на страничке "Авторского блокнота". Все картинки и текст являются авторскими, принадлежат автору, не предназначены для копирования полностью или частично без согласования с автором.
Автор хотела поделиться с вами хорошим настроением, и надеется, что ей это удалось)