Этим вопросом задавались многие мыслители. К примеру, Ф.М.Достоевский во многих произведениях ставил вопрос о том, почему Бог допускает страдания детей. В романе «Братья Карамазовы» Иван рассказывает глубоко верующему Алексею:
«– Кстати, мне недавно рассказывал один болгарин в Москве, – продолжал Иван Федорович, как бы и не слушая брата, – как турки и черкесы там у них, в Болгарии, повсеместно злодействуют, опасаясь поголовного восстания славян, – то есть жгут, режут, насилуют женщин и детей, прибивают арестантам уши к забору гвоздями и оставляют так до утра, а поутру вешают – и проч., всего и вообразить невозможно. В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. Тигр просто грызет, рвет и только это и умеет. Ему и в голову не вошло бы прибивать людей за уши на ночь гвоздями, если б он даже и мог это сделать. Эти турки, между прочим, с сладострастием мучили и детей, начиная с вырезания их кинжалом из чрева матери, до бросания вверх грудных младенцев и подхватывания их на штык в глазах матерей. На глазах-то матерей и составляло главную сладость. Но вот, однако, одна меня сильно заинтересовавшая картинка. Представь: грудной младенчик на руках трепещущей матери, кругом вошедшие турки. У них затеялась веселая штучка: они ласкают младенца, смеются, чтоб его рассмешить, им удается, младенец рассмеялся. В эту минуту турок наводит на него пистолет в четырех вершках расстояния от его лица. Мальчик радостно хохочет, тянется ручонками, чтоб схватить пистолет, и вдруг артист спускает курок прямо ему в лицо и раздробляет ему головку. Художественно, не правда ли? Кстати турки, говорят, очень любят сладкое».
Далее Иван приводит еще массу примеров, когда страдают ни в чем не повинные дети в разных формах, а Бог смотрит на это, как бы не замечая, со стороны. Зачем?
Несколько перевернув мысль Вольтера, М.А. Бакунин пришел к заключению: «Если бы Бог действительно существовал, следовало бы уничтожить его». Мы часто выдаем желаемое за действительное, и отношения человека с Богом, пожалуй, самое яркое явление, где фантазия человека создает настолько сильный образ, что он постепенно начинает замещать индивидуальность человека и наполнять его психику общими стереотипами, которые свойственны определенной религии. Так сложилось, что отношения с Богом носят коллективный характер. Человек не определяет характеристику и заветы Бога для себя самостоятельно, он это делает исключительно на уровне копирования представлений о Боге у других людей. Это копирование происходит не только в каких-то жестах, типа крестного знамения, оно уходит корнями в эмоциональную составляющую человека, которая при определенных стимулах (внешних раздражителях) приобретает тот или иной оттенок. Для каждого типа восприятия человека предусмотрены свои раздражители, например, аромат, свет, цвет, звук, речь и другие. Привыкая к Богу свойственному для социума, в котором вырос человек, его чувства и переживания в стенах строений, которые посвящены его Богу, становятся еще более обостренными.
Сотворенный призрак становится настолько реальным, что из-за неверных трактовок его суждений и характеристик могут сжечь на костре или приговорить в двадцать первом веке к лишению свободы за неуважительное отношение к призраку, который сотворен много тысяч лет назад. Люди не понимают, что срок фантазии не делает её более реальной. Срок существования призрака укрепляет веру в то, что это не призрак, ведь он значительно старше каждого из ныне живущих, а, значит, куда реальнее, чем любой человек. Примерно такой процесс происходит с каждым, кто начинает верить в Бога и ожидать, что некто более сильный и более разумный за ним присматривает.
Удивление Ивана Карамазова тому, что Бог допускает страдания детей, должно вызывать удивление у человека просвещенного. Как может призрак чего-то допускать или не допускать? Призрак не существует в материальном мире, призрак существует только в голове человека, поэтому это не призрак допускает страдание детей, а человек.
Надо быть очень сильным и смелым человеком, чтобы признаться себе в призрачности Бога. Этот отказ совсем не равносилен атеизму. Можно верить в Бога, можно надеяться на Бога, можно допускать Бога и делать его своим маяком в этическом аспекте своего бытия, но нельзя полагаться на Бога, как на доброго волшебника, который решит проблемы насилия, проблемы бескультурья, проблему глобальной деградации человечества. Бог – это призрак, который, может быть, и хотел бы уберечь от страшного и помочь каждому, но он не может этого сделать в силу своей нематериальности.
Не задавайтесь столь наивными вопросами, которые были допустимы в золотой век русской литературы и православия, ведь времена надежды на Бога и царя прошли, настало время, когда человек самостоятельно должен делать выбор: что делать и как быть, и в последующем нести ответственность за то, что сделано и за то, что не сделано.
«А судьи кто?». Единственные судьи – это наши потомки. В современных условиях остается надеяться, что спустя сто лет еще останется тот, кто будет способен судить.