Тьма. Вокруг только тьма, пульсирующая, невыносимая боль, разрывающая голову, пронизывающая все тело. Сквозь нее прорываются звуки окружающего, потерянного, мира. Под лапами что-то холодное. Никуда не уйти, не сдвинуться. Это конец.
– Гуля? – голос.
– Гуля-гуля? – он все ближе и ближе.
– О, господи!
* * *
В обед мне нужно было забежать в квартиру, и теперь я спешила обратно. Времени оставалось не много, и я решила сократить путь мимо полузаброшенного ДК по узкой тропинке из огромных тут и там расколовшихся плит, густо заросших различного вида кустами, в которых летом любили гнездиться варакушки и местные алкаши. Пройдя немного, я увидела нечто странное. Прямо посередине дорожки, в центре плиты неподвижно стоял голубь. Я никогда не видела в этом месте голубей, они здесь просто не жили. Я тихонько позвала – ноль реакции. Я подошла поближе и позвала еще раз – птица даже не повернула голову. Тогда я наклонилась, чтобы узнать, что же не так, и тут же с громким возгласом отпрянула назад. Птица, испугавшись то ли голоса, то ли хлынувшего потока воздуха, который образовало мое отступление, тоже дернулась в сторону.
Мне представилось жуткое и отвратительное зрелище: один глаз был полностью залит кровью и похож на полупрозрачную кроваво-красную ягоду, второй, закрытый белыми веками, ужасно опух и неестественно выпирал из маленькой покатой головы. Из раскрытого клюва капала кровь. Видно было, что птица оказалась здесь чуть ли не одновременно со мной, поскольку капли крови, образовавшие на камне неровные бледно-алые следы, еще не успели высохнуть, несмотря на яркое августовское солнце.
Рассмотрев все это, я подумала, что сделать, наверное, уже ничего нельзя и птица вот-вот умрет. К тому же ее вид вызывал у меня страх – я первым делом подумала, что это какая-то жуткая болезнь в последней стадии развития, и только позже до меня дошло, что это травма, полученная при неизвестных обстоятельствах.
Тем не менее голубя было очень жаль, но время поджимало, а деть его было некуда – картина, как я несу на руках умирающую птицу в офис мимо охранников и столбенеющих коллег, представлялась чересчур сюрреалистичной. В итоге я приняла решение забрать его после работы, если он еще будет жив. Я аккуратно отсадила птицу подальше к кустам, чтобы ее не пнул какой-нибудь случайный прохожий, и побежала на работу.
Все оставшиеся три часа я сидела как на иголках, мне совершенно не работалось – из головы никак не выходил этот бедный голубь. Поэтому, как только рабочий день закончился, я наскоро собрала вещи и чуть ли не вприпрыжку побежала продолжать операцию по спасению, надеясь, что за это время голубя не утянула какая-нибудь собака. С одной стороны я вроде бы даже и хотела его не найти, потому что на следующий день нужно было ехать в пригород и я слабо представляла, что буду делать с подобранной птицей. С другой – мне очень хотелось ему помочь. По дороге я сразу заскочила в аптеку, купила бутылку хлоргексидина и таблетки, предотвращающие и останавливающие внутреннее кровотечение (не помню, как называются).
С колотящимся сердцем я побежала сквозь заросли и с облегчением выдохнула, увидев, что голубь на том же месте, только сел от усталости, может даже задремал. Но и теперь мне пришлось пройти мимо – нести-то было не в чем. Я со скоростью звука добежала до дома, влетела в квартиру и, схватив небольшую коробку из-под косметики, кинулась обратно. Тусовавшаяся во дворе толпа соседей проводила меня и коробку вопросительными взглядами и встретила еще более вопросительными и даже подозрительными, когда я снова с этой же коробкой показалась из-за кустов.
Голубь неловко топтался в маленькой коробке и пытался выбраться. Чтобы не трясти его на лестнице, пришлось ехать на лифте, где очередная бабулька кидала косые взгляды на странную постукивающую ношу в моих руках.
Наконец мы были дома! Но эпопея только начиналась...
Я расстелила в ванной лист рекламной газеты и выгрузила на него моего неказистого пассажира. Налила теплой воды, запаслась ватными дисками, поставила рядом хлогексидин и принялась отмывать несчастному глаза. Я аккуратно водила влажным диском по окровавленному глазу. Под слоями запекшейся крови я надеялась найти что-нибудь живое, но выкидывала один багровый диск, другой, третий, а там, где должен был находиться глаз, по-прежнему оставалось кровавое месиво. Наконец я заметила, что странная субстанция, которую я так настойчиво пыталась отмыть отделяется от головы со стороны нижнего века. Чуть-чуть приподняв ее краем ногтя, я поняла, что никакого глаза уже не будет, – там зияла пустота. А то, что я цепляла, возможно, было деформированным омертвевшим верхним веком птицы. Трогать я его больше не стала, только отмыла водой и хлоргексидином, пока на вате не перестали оставаться следы крови. Так же обработала и второй глаз. И тут, когда все процедуры были завершены, я обратила внимание на странное белое пятно под отсутствующим глазом. Пытаясь понять, что это такое, я провела ногтем по перьям – на пальце у меня остались белые шевелящиеся личинки: какая-то муха уже успела отложить яйца возле кровоточащей раны. Получается, не подбери я этого голубя, его бы съели заживо. В ужасе я поскорее очистила лицо птицы от паразитов и еще раз залила все хлоргексидином. Оставалось только дать немного еды и таблетки.
Голубь во время обработки вел себя довольно спокойно, почти не дергался, и я думала, что покормить его проще простого. Заварила овсяную кашу, отрубила по чуть-чуть от нужных таблеток. И начался ад.
Как только я попыталась открыть голубю клюв, он стал кричать.
Когда мы видим, голубей, мирно воркующими на улице, нам сложно представить, что эта маленькая птица может кричать, рыдать и биться совсем как мы.
А этот кричал: протяжно и плачуще, будто звал кого-то на помощь. И он кричал не от боли – я не задевала глаза и у меня уже был порядочный опыт выкармливания птицы с рук. Просто ему было страшно. Очень страшно. Он только что пережил трагедию и чудом остался жив, только вылетел из гнезда и потому слабо представлял, что такое люди, ничего не видел и не понимал, что с ним пытаются сделать. Бедный, он метался по ванной, натыкался на препятствия и в еще большем испуге отпрыгивал в сторону.
Я не могла выдержать такого зрелища. Мне удалось впихнуть ему немного каши с таблетками и на этом я завершила экзекуцию. Воды решила пока не давать, так как не знала, какого масштаба травма и опасалась внутреннего кровоизлияния.
Подходящей коробки для содержания голубя у меня не было – та, в которой я его принесла, была слишком мала. И, недолго думая, я застелила салфетками из микрофибры и туалетной бумагой пластмассовое ведро для пола. Оно было настолько просторным, что птица могла передвигаться по нему, а высокие стенки гарантировали, что пациент никуда не уйдет. Оставалось только надеяться, что он останется жив.
Я позвонила маме и рассказала о моем небольшом приключении.
– Возможно, он умрет, – сказала я, потому что такая травма головы действительно выглядела мало совместимой с жизнью.
– А если не умрет, – продолжала я, – я не знаю, что завтра делать.
– Ну что-что, – ее голос был совершенно невозмутим, – вези!
Завершив разговор, я заглянула в ванную, проверить, жив ли пациент. С опаской я приподняла тряпку, которой закрыла ведро, и, заглянув внутрь, услышала только… громкое сопение. Кажется, этот самый пациент вовсе не собирался на тот свет и мирно спал, позабыв все ужасы сегодняшнего дня.
А утром первым делом я снова обработала птице глаза и наконец дала теплой воды с сахаром и хлопьями. Здесь не пришлось страдать – как только я поднесла к клюву гули воду, он сам начал пить и выхлебал почти всю емкость с водой (небольшую крышку от крема).
Потом были сборы и мучительное проделывание дырок тупыми ножницами в толстом картоне коробки из-под новенького утюга.
Путешествие мое до пригородного вокзала оказалось веселым: в одной руке пакет с вещами, в другой пакет с коробкой, на плече сумка, и я спотыкаясь бегу к остановке, потому что из-за всех этих сборов рискую опоздать на электричку. Потом трясусь в забитом автобусе, а вместе со мной где-то по коробке катается из угла в угол и голубь. Еще один забег от остановки до вокзала, странный взгляд охранника внутрь коробки, и вот, наконец, желанный покой на жестком деревянном сиденье у широкого окна пригородного электропоезда. А впереди полтора часа степных пейзажей…
За всю дорогу гуля ни разу не присел, все упорно стоял, упершись наклоненной головой в стенку своего картонного транспорта. На вокзале встречала мама.
– Еще жив? – первое, что она спросила.
– Еще как жив! – засмеявшись ответила я.
В тот день было так хорошо и тепло на душе, как бывает только в редкие, особенные дни. У меня были новый, чудом мною спасенный член семьи, дом и две недели отпуска в яблочно-солнечном августе.
* * *
Надеюсь, вам понравился этот маленький рассказ про моего любимого Пипу. Если да, то ставьте лайки. И подписывайтесь.
А в следующий раз я расскажу, как проходила реабилитация Пипы и как стоит заниматься со слепой птицей.
Кстати, посмотреть на Пипу можно здесь: