Как отмечали проницательные исследователи искусство может нам что-то рассказать, но только если его воспринимать серьёзно и серийно. Именно поэтому я уверен, что детали, регулярно возникающие в живописи, почти никогда не случайны. И обычно это знаки для чтения, а отнюдь не то, что под руку попало, т.е. элементы (привычного тогда) быта или черты традиции/школы изображения.
Среди таковых вот ещё одна деталь, которую однажды заметив, вдруг начинаешь видеть в картинах одного периода слишком часто. Это кубок или чаша из морской раковины, а если быть точным из моллюска вида Наутилус помпилиус или кораблик обыкновенный.
Раковины и вдохновлённые ими формы вообще довольно часто возникают в изобразительных и пластических искусствах, в том числе из-за своей символики. Причем древние хорошо различали три основные формы раковин, наделяя их порой разным смыслом (на латыни они даже называются по-разному: concha, testa, а третье слово я запамятовал). Хотя, безусловно, для всех будет доминировать венерианская, водная и женская символика. Однако в ранний и золотой периоды голландской живописи именно чаша из наутилуса внезапно занимает значимое место в натюрмортах (наследующих свою символику у жанра ванитас).
Подобную популярность не объяснить простой ссылкой на быт или моду. Перламутр морских раковин притягивал взгляды ювелиров и элит и в период Древнего Египта, и в Средние века, и в эпоху барокко и рококо. Кубкам из крупной раковины, обработанной кислотой и щелочной водой, приписывались магические свойства – от обезвреживания ядов в напитке до успеха в амурных делах. И даже явная мода на экзотику, возникшая в XVII в. в Европе, мало объясняет почему именно подобный предмет раз за разом возникает на стилл-лайфах того времени (хотя это уже ближе к сути). В конечном счёте дорогие кубки делали из янтаря, кокоса, фарфора, хрусталя, скорлупы страусова яйца – чем не экзотика?
Сложно здесь увидеть и возвращение к традиционной символике: многие раковины отсылают к женским гениталиям (за исключением, пожалуй, явно мужских видов шанкх в индуизме и буддизме) и, следовательно, к культам плодородия или к венерианскому изобилию – меж тем голландцы были часто не просто протестантами, а пуританами. В христианстве же раковина сохранилась лишь в образе морского гребешка, который из ложа морских богов и богинь превратился в крещальную купель. Поэтому в средневековом искусстве мы обычно видим открытую раковину или ракушку гребешка, напоминающую солнце (за исключением, конечно, раковин улиток – я как-то про них уже писал).
Ответ, само собой, лежит на поверхности – буквально в самом слове. Кораблик. Живопись, как и многие искусства, работает с метафорой, со сгущением смысла в одном слове или образе. Нечто подобное происходит и здесь. Что именно высоко ценят просвещённые голландцы, чем они гордятся/наслаждаются, отличая себя от других? Как раз тем, что у них есть наука, дающая технологии, построенный на этом основании отличный флот, который в свою очередь позволяет путешествия в заморские страны, приносящие торговую прибыль. Все эти три вещи легко уложились в дорогом кубке из наутилуса, тем более, что уже в раннем христианстве ракушка получила ещё один смысл – это эмблема пилигрима, странника по святым местам, который мог с собой привезти необычную раковину в качестве сувенира.
Взглянем ещё раз на эти чаши и кубки, как бы невзначай стоящие на столах среди прочей «мертвой природы».
Во-первых, крупные, полированные раковины наутилуса занимают ум своей изящной и очень правильной формой. После трактата Луки Пачоли о божественной пропорции многие ученые умы загипнотизированы «золотым сечением» и числом Фи (оно же «золотое число») – и как раз подобные раковины своими пропорциями удивительно вписались в математизированную эстетику.
Во-вторых, само название указывает на корабль, который уже более явно намекает на жизненный путь, полный опасностей (где только вера и разум – надёжные компасы), а также на образ спасения в лоне Церкви. К тому же благодаря успехам новоевропейских кораблей (каракк, каравелл и затем бригантин), научившихся ходить даже при встречном ветре, корабль также становится символом ума. Ну и само собой это источник дохода.
В-третьих, обратим внимание и на дополнительные элементы: инкрустацию, гравировку, а также соседние предметы на картинах. Это в значительной степени либо античная морская символика (Нептун с трезубцем, морские чудища), либо намёки на экзотику (фрукты, китайский фарфор, кораллы, восточные узоры). Ну и понятно, что обычно отсылки именно к Китаю: торговля с Китаем и Японией была очень важна для Нидерландов, к тому же вероятно сами чаши из наутилусов стали вновь актуальны в Европе, потому что продолжали использоваться при китайском дворе. Это уже не роскошь аристократии или папства, это роскошь образованного человека (знающего или якобы знающего античность), который относительно честно заработал капитал.
Так, что, изображая роскошный кубок среди других не менее знаковых предметов, голландцы через натюрморт напоминали себе о том, что богатство и изобилие себе могут позволить только те, кто его заработал сам – через ум, труд и негоциации (в этом и состоит рецепция протестантизма ранними буржуа).
И только позднее барокко развернёт обильную метафорику раковины в другом направлении: от геометрической рациональности мира к его избыточной витальности, от экспансии вовне к рефлексии, от скрытого наслаждения плодами трудов к искусству тонких беззаботных удовольствий. Ну и самое главное: от полезно-красивой раковины-ёмкости эстетика и мысль метнётся к двустворчатым моллюскам как образу личности. Жёсткой и грубой на поверхности, ранимой и устланной гладким перламутром внутри, замкнутой или открытой, скрывающей в себе пустоту или чудесную жемчужину неправильной формы. Но это уже другая история.