Жаль, что сейчас многие забыли, как девяностые годы прошлого века, дали нам всем, за редким конечно исключением, прикурить. Шли изменения в стране и эти изменения в полной мере сказались на простых людях. Те, кто когда-то честно работал на заводах, фабриках, и других предприятиях попали под перестройку, как под пресс. Ломался обычный уклад жизни, рушились семьи и судьбы. Кто-то уходил во все тяжкие, кто-то в длительный, а то и окончательный запой, кто-то подстраивался под ситуацию и выживал, как мог.
Стали появляться барыги, торговавшие всем подряд, бомжи и бродяги всех мастей. Они тоже выживали как могли. Пьяницы сбивались в кучи и промышляли на подмосковных свалках, куда свозили всякую не кондицию из столичных предприятий. Они привозили оттуда всякой барахло, а потом на рынке продавали. И люди, начисто ограбленные и доведённые до отчаяния ельцинскими реформами, покупали то, что привозили со свалок алкаши. А продавали всё, от, выброшенной, по какому-то поводу, колбасы, до разной одежды и обуви. Многим тогда было не до принципов. Лишь бы выжить. Зарплаты не платились годами. Вот и покупалась просроченная колбаса, сало, даже мясо.
Это была целая индустрия. Сами алкоголики зажили и "поднялись" на этом бизнесе. Они щеголяли в стильных ботинках и куртках, грязных, но качественных. Пили одеколон и пиво, привезённое ими со свалки. Я, как-то возвращаясь из Москвы, в электричке видел, как на одной из подмосковных станций, в тамбур ввалилась компания алкоголиков. Они втащили несколько мешков, туго набитых всякой всячиной. Я просил у них, что это они везут. И они с воодушевлением стали показывать и рассказывать о своём улове. У них мешках была всяческая еда, консервы и одежда. На мой вопрос, не отравятся ли они? Ведь еда-то просрочена. Отвечали, мол, ничего страшного, всё это отварится и сварится и само собой умнётся под под стакан. А я подумал, что с ними может случиться то? С ними уже всё случилось.
Ведь, наверняка, при старом режиме, кто то из них был неплохим плотником, слесарем или водителем. Были среди них люди и образованием, но не сумевшие в то, ненормальное время остаться на плаву, а потом уже привыкшие к новому образу жизни.
Позабавила меня их неподдельная радость от того, что им удалось на свалке наковырять целый мешок мятного зубного элексира. Они с удовольствием показывали мне фанфурики и предлагали жахнуть вместе с ними. Убеждали что этот элексир прямо таки божественная вещь для жаждущего кайфа организма. Я вежливо отказался. Радовали их ещё и сигареты, которые они подобрали там же в сумасшедшем количестве. Их они собирались продать на рынке вместе с некоторыми вещами.
Время было такое, что люди не только покупали у них, ботинки, куртки и всякие разные вещи, не говоря уже о сигаретах. А даже и делали заказы на привоз чего-то в следующий раз.
Но, как не крути, человечество остаётся человечеством. На этих свалках, по рассказам знакомых синяков, стали появляться крепкие ребята, заставлявшие приходящих алкоголиков платить дань за то что они будут рыться в кучах выброшенного. А то и оставляли их там работать, против их воли. По выходу со свалки пьяницы подвергались проверке. Проверялись карманы, на предмет, не нашли ли они чего-нибудь ценного, золотой перстень например. Все эти вещи крепкие ребята считали своими. И если у кого-то в кармане что-то находилось, то того нещадно избивали.
Были девяностые годы. Понятное дело. В связи с этим поездки на свалки постепенно сошли на нет. Что с этими свалками стало в дальнейшем, не знаю. Но у синей братии опять наступил кризис.
Некоторые стали выживать с при помощи природных щедрот.
Жил у нас во дворе мужик Толик. Перестройка в его жизнь внесла свои коррективы. Развод, пьянство и так далее. В послесвалочный период, когда алкашам приходилось туго. Да и не был он алкашом в полном смысле этого слова. Просто не найдя себе места в обычной жизни, он нашёл себя в жизни более свободной от забот и амбиций.
Однажды двор увидел его однажды его с длиннющей бородой. " А как я буду в электричке ездить?" - ответил он на вопрос, зачем тебе нужна борода - "Контролёры не слишком докапываются. Ну бомж и бомж. И идут дальше." Это были девяностые. Тогда контролёры были ещё более милосердными.
Толик, которого за длинную бороду тут же прозвали Карл Маркс, жил временами года. Когда наступала ранняя весна, его можно было увидеть на рынке торгующим букетиками из подснежников. Где он их добывал в таком количестве? Загадка. Когда его спрашивали где ты их нарвал? Отвечал - в лесу. И прибавлял. Если тебе надо, так я тебе привезу.
Потом у него наступал период вербы. Перед пасхой Толик торговал вербой. При чём настоящей красной вербой, а не какими там ивовыми прутиками. Он их привозил целыми охапками и помимо продажи, раздавал и просто так дворовым бабушкам.
Затем приходило время ландышей, сморчков, берёзовых веток к Троице, речной рыбы и так далее. Толя, как и положено вождю мирового пролетариата Карлу Марксу, был очень добродушным и приветливым человеком. Народ к нему тоже относился с теплотой. Ну спился человек, с любым может случиться. Ему давали закурить, похмеляли. А он развлекал всех байками из леса и советами когда и за чем ходить в лес. Обязательно предупреждал, что пошёл гриб и пора брать корзину и дуть в лес пока волна не сошла.
Когда начинался ягодный и грибной сезон, Толя вообще пропадал по нескольку дней. Он обитал в лесу вместе с такими же как и он вольными синими братьями. В лесу они разбивали целые лагеря. Мужчины собирали грибы и ягоды, а женщины, были среди них и женщины, варили обед и ездили в город на рынок со свежими дарами леса. В городе они покупали хлеб, водку и возвращались обратно в лес. Так они жили до поздней осени.
А осенью те , у кого было жильё, возвращались обратно.
Возвращался и Толик Карл Маркс.
Но однажды он не вернулся. Через некоторое время я узнал, что он попал под электричку. Поругался с лесными братьями и решил их покинуть. Как был, в пьяном виде отправился к платформе и там бытие его закончилось.
С тех пор прошло уже более двух десятков лет. Жизнь не стоит на месте, она опять изменилась. Алкашей и бомжей стало заметно меньше. Вряд ли кто-то уже разбивает лагерь в лесу, чтобы собирать грибы. Теперь другие заботы и выживают теперь по другому, и только память о тех временах, иногда шевелится в мыслях и душах людей видевших всё это.