Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
С радостью жалую всех, читающих эти строки, весною - дождались! В каждом времени года есть своя изюминка, но - чего уж! - у весны она своя, неповторимая, с некоторой даже философской подкладкою. Особенно нынешняя... назвать её "весной наших надежд" очень хочется, но, кажется, сделать это прямо сегодня не получится.
Больной, усталый лед,
Больной и талый снег…
И все течет, течет…
Как весел вешний бег
Могучих мутных вод!
И плачет дряхлый снег,
И умирает лед.
А воздух полон нег,
И колокол поет...
Так описал своё восприятие марта не очень-то весёлый, а напротив - вполне себе серьёзный литератор Дмитрий Мережковский. Правда, сделал он это спустя аж 72 года после марта 1822-го, так что придётся нам с вами выискивать более соответствующих озвученной в заголовке эпохе свидетелей.
А вот здесь-то у меня, судари, конфуз приключился... Все наши постоянные (да бог с ними! даже периодические!) корреспонденты в марте словно вымерли! Ежели кто припомнит по февральской главе, братья Булгаковы воссоединились посредством приезда московского Александра к петербургскому Константину, а потому в их обширной многолетней переписке будет зиять весьма прискорбная для нас дыра аж до мая. Пушкин, похоже, также забросил эпистолярный жанр на несколько месяцев. Перешедший в IV класс Нежинской гимназии Николай Яновский словно рот в воды набрал (в нашем случае - разучился писать), ни единого послания родителям уже второй месяц. Возможно, он захворал и был на какое-то время возвращён родителям - на излечение? Процитирую одного из его биографов Александра Воронского: "Хилый, болезненный, золотушный, с глазами, обрамленными красными кругами, в пятнах, причем у него текло из ушей, - таким выглядел он в те годы". С чего бы тогда такой эпистолярный перерыв - тоже, кстати, до мая? (Понятно, пребывание его в гостях у Константина Булгакова исключается!) Возможно, просто не сохранились письма, до того отсылавшиеся с завидной регулярностью?..
А вот в середине марта в столицу из Дрездена возвращается герой статьи от 17 декабря цикла "И был вечер, и было утро" Константин Николаевич Батюшков. Ему 35 лет, он безмерно талантлив, столь же безмерно несчастлив, по собственному желанию и собственными же руками порвав с предметом своей страсти, и... он почти безумен. Душевная болезнь, поселившаяся в нём сперва после трагической смерти лучшего друга на поле битвы под Лейпцигом и окончательно укрепившаяся после утраты иллюзий о семейном счастии, год за годом всё более брала верх над рассудком Батюшкова, и к 1822-му он откровенно плох.
Карамзин - Вяземскому:
«Батюшков возвратился меланхоликом, ипохондриком, мрачным и холодным: остановился у Демута, сидит в своей комнате и не расположен часто видеться с нами; однако ж провел у него вечер кое-как...»
Ему вторит Александр Тургенев - тому же Петру Андреевичу:
«Батюшков все еще хандрит, живет у Демута и не переезжает к Муравьевым. Мы недавно были у него: много страшнее, но иногда говорит, хотя отрывисто, но умно...»
Баснописец и литератор Александр Измайлов месяцем позже пишет в Москву своему "коллеге" по цеху Ивану Ивановичу Дмитриеву:
«Он, как говорят, почти помешался и даже не узнает коротко знакомых. Это следствие полученных им по последнему месту неприятностей от начальства. Его упрекали тем, что он писал стихи, и потому считали неспособным к дипломатической службе...»
Последнее - истинная правда. Нарочно выхлопотанное для него Тургеневым место при дипломатической миссии в Неаполе Батюшков вынужден был покинуть, испросив отпуск для лечения, ещё весною 1821-го. Собственно, задерживать его не стали, т.к. странности вечно пребывающего в меланхолии и тоске поэта не всем были по нутру. В итоге, отпросившись у министра иностранных дел К.В.Нессельроде в очередной отпуск для лечения на Кавказе, Батюшков отбывает прочь... с тем, чтобы объявиться летом в Крыму уже с совершенно суицидальным обострением.
«Батюшков едет на Кавказ: имею мало надежды, однако ж имею. Бог знает, что сидит в нем: меланхолия, ипохондрия? Грустно, а делать нечего: он заперся от дружбы; сердце его глухо для ее голоса»
Это в апреле напишет Вяземскому Николай Михайлович Карамзин. О грустном завершении истории Батюшкова (если кому-то интересно) тоже писалось в упоминавшейся декабрьской публикации.
А нам же с вами извинительно будет вспомнить лиру поэта того времени, когда гений его не принял ещё окончательно сумрачных оттенков...
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем ныне стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю:
Их выразить душа не знает стройных слов,
И как молчать об них - не знаю
Не знаю - как вам, а я - в восхищенье от финала: "... Их выразить душа не знает стройных слов, И как молчать об них - не знаю". Очень эффектно - что-то сродни знаменитой строке Вяземского, приведшей в восторг самого Пушкина, - "... и жить торопится, и чувствовать спешит".
Пока ваш покорный слуга замешкался в поисках новых сюжетов для марта 1822 года, предлагаю отвлечься на весеннюю погоду в Российской Империи. Хоть исторически нас и пугают тогдашним "ледниковым периодом", на деле последний оказывается не таким-то уж и "ледниковым" - на протяжении всего первого сезона цикла мы имели возможность в этом убедиться. Весь 1821-й год погоды стояли, скорее, умеренные - ни жары особой, ни морозов... Как говорилось в народе - "ни богу свечка, ни чёрту кочерга". Так и этим мартом... Среднемесячный показатель Первопрестольной - +0.4 градуса. Количество осадков, правда, несколько поболе февральского - 54 мм. Но Петербург и здесь Москву опередил - там в марте было + 1.4 градуса! А осадки в столице стали измерять лишь с 1835 года. Распогодилось в начале весны и в Иркутске: всего-то минус 2.9! Упаришься!.. Впрочем, сейчас, когда я пишу эти строки, днём - уже вполне себе март!
Чрезвычайно, просто крайне занимательное письмо отправляется Павлом Ивановичем Пестелем родителям 13 марта 1822 года. Текст весьма объёмен, с позволения, дабы не злоупотреблять терпением вашим, приведу его с некоторыми купюрами.
"Вчера утром я получил ваше письмо от 12 февраля, любезные родители, и вы можете себе представить, что я почувствовал при известии о вашей отставке, дорогой батюшка. Я радовался бы, видя вас совершенно освобожденным от службы, ежели бы финансовые обстоятельства не были столь горестны. Теперь вижу, что не на что более надеяться и что следует только принять меры для избежания совершенного разорения, и ежели вы позволите, то я осмелюсь представить вам некоторые мои мысли на сей счет. Я конечно понимаю, что ничего другаго не остается, как поскорее уехать из Петербурга и провести лето в Псковской губернии: у наших родных будет очень хорошо. Потом, разумеется, надо будет похоронить себя в Смоленской губернии. Но как даже и для этого нужны деньги, то я с своей стороны сделаю все возможное, чтобы их достать и послать вам как можно скорее. Нарочно поеду для того в Тульчин. Потом очень важная статья — это долги. Я еще в службе и человек одинокий. Сделайте мне великую милость, дражайшие родители, перепишите все ваши заемные письма на мое имя: тогда вас не будут более тревожить, а жалованье мое доставит хоть что-нибудь вашим заимодавцам. Я думаю, что они охотно на это согласятся, и тот день, когда я подпишу все ваши заемные письма без исключения, будет без сомнения прекраснейший день моей жизни, так как я тогда буду знать, что вы освобождены от всякого беспокойства по этому поводу и можете жить в Смоленской губернии, хотя конечно очень ограничено, но по крайней мере спокойно. Не откажите мне в этой милости! Этот отказ огорчил бы меня еще более, нежели известие о неожиданном результате дел Сибирских. Мне еще нет 30 лет; я могу еще иметь успех в жизни; для вас же нужен покой после беспрестанных бурь, которые до сих пор потрясают вашу жизнь. Пусть все ваши долги без исключения будут переведены на меня, и пусть как ваша особа, дорогой батюшка, так и Смоленское имение останутся совершенно свободны от этого бремени...
Что касается до вотчины в Смоленской губернии, то как будущность непроницаема, и всякого из нас может каждую минуту неожиданно постигнуть смерть, то я думаю, что нам следует немедленно сделать духовное завещание и укрепить владение этим имением безраздельно Соничке. Мы мущины, мы можем и должны без него обойтись, но это невозможно для бедняжки. Освободите же поскорее это имение и укрепите его за Софи безраздельно. Это необходимая обязанность. Без этого, что станется с этою бедною и дорогою девочкой?.. Ради Бога, сделайте это все и сделайте поскорее.
Что касается Александра, то я согласен с ним в том, что ему нечем будет существовать в гвардейском полку; и так переведите его в Харьковский драгунский полк, где Снарский полковник. Ему там будет очень хорошо, потому что графиня Витгенштейн, сестра Снарского, принимает большое участие в том, что с вами случилось, и Александру более ничего не нужно, как письмо от графини к Снарскому. Вы, любезный батюшка, напишите сами к Снарскому, а я обязуюсь давать Александру ежегодно от 1000 до 1500 р. ассиг., что для него будет достаточным, тем более, что казна дает офицерам лошадей. Пусть он продаст в Петербурге все свои вещи, пусть он на эти деньги экипируется как может; остальное здесь найдется, и пусть он сперва приедет прямо ко мне, а от меня поедет в свой полк, который стоит недалеко от моего. Со временем можно будет определить его к кому-нибудь в адъютанты, но сперва пусть послужит во фронте. Таким образом Александр будет служить и полезно, и приятно и не будет вам ничего стоить, чего добрый малый очень желает. Так как я собирался служить в драгунах, то у меня есть много вещей для экипировки, между прочим все нужное для лошадей; и так ему почти не будет расхода.
Ничего не говорю про Владимира и Бориса: они сами устроятся. Вы видите по моим предложениям, мои дорогие и добрые родители, что, несмотря на все огорчение, которое причинила не ваша отставка, дорогой батюшка, я более думаю о том, что должно сделать, нежели о том, что случилось.
Ожидаю известий от вас с нетерпением и тоскою и прошу вас еще раз устроить как можно скорее дело о векселях. Миллион раз целую ваши руки.
Ваш нежный сын Павел"
Хоть Император Николай Павлович и описывал Пестеля совершеннейшим и закоренелым злодеем ("злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния, с зверским выражением и самой дерзкой смелости в запирательстве; я полагаю, что редко найдётся подобный изверг»), однако, как видим, сын и брат он был самый прекрасный и любящий. Интересны обстоятельства, связывающие текст письма с отцом Павла Ивановича - ушедшим в отставку в 1821-м сибирским генерал-губернатором Иваном Борисовичем. А и прелюбопытная, однако ж, персона этот Иван Борисович!
Мнения о его генерал-губернаторстве расходились даже и среди современников. Одни (в том числе - и сам Иван Борисович) видели Пестеля беспощадным и принципиальным борцом с коррупцией и мздоимством, до него в Сибири процветавшими всегда. Удалённость от столицы, знаете ли, то-сё... Губернатор в таких обстоятельствах - и царь, и бог. Иные - ещё более страшным лихоимцем, чем управляли до него. Одним из главных его недостатков видели своеобразную манеру руководства "проблемным регионом" - из Петербурга, в основном - посредством своего протеже - иркутского губернатора Трескина. Среди критиков Пестеля были унаследовавший его пост после отставки в 1821 году небезызвестный Сперанский, Герцен (ну... тут всё понятно... утратив всякую надежду на успешную чиновничью карьеру в столице, Александр Иванович из безопасного далёка изощрялся в остроумии и злословии как мог, крестя и белое, и серое - без разбору - однозначно чёрным) и даже вполне себе умеренный критик чего-либо Николай Греч. Вопрос "брал или не брал" - сугубо риторический, но, учитывая презумпцию невиновности и астрономический долг Пестеля в 200 000, выплачиваемый им до самой смерти, рискну предположить, что домыслов у его обвинителей всё же более, чем реальных улик. Да и сыновье письмо (а Павел, уж само собою, был полностью в курсе финансового состояния отца) достаточно красноречиво свидетельствует, скорее, в пользу Ивана Борисовича. Ежели крал столько, как это описывает Герцен, - "где деньги, князь?" Копни нынешних губернаторов - у них, поди, не долгов на 200 000 будет, а оффшоров да имений на двести... только не тысяч, а миллионов, и уж точно - не в рублях. И ещё один интересный нюанс... Несмотря на негодяйство государственного преступника Павла Пестеля, два других его брата сделали вполне пристойную карьеру: Борис - вице-губернаторствовал, дослужился до действительного тайного советника, до таких же степеней дошёл и Владимир. Только самый младший Александр, пойдя по сугубо военной стезе, вышел в отставку всего лишь подполковником, зато был женат на графской дочке... Это я всё к чему? Вспомним незабвенного Иосифа Виссарионовича с его "сын за отца не ответчик". Каким бы злопамятным и упёртым не живописали Императора Николая советские историографы, а препятствовать делать карьеру братьям "изверга" и "злодея" никто и не пытался. Это - так, к слову...
А нам с вами, уважаемые читатели, по скудости авторской пришло время раскрыть нумер 18 от пятницы марта 3-го дня "САНКТПЕТЕРБУРГСКИХЪ ВѣДОМОСТЕЙ". И то сказать - где ещё узнаешь столько правды об истинном положении вещей, как не из газет? (Правда, сегодня это звучит несколько саркастично...) Оригинальность текста и пунктуации - гарантирована, особенности правописания буду транслировать местами, дабы не злоупотреблять вашим терпением.
Начнём с крайне приятных для начала весны фенологических известий из Риги:
Сего февраля 18-го числа в девятом часу пополудни тронулся лёд на реке Двине, и вода хотя и поднялася, однакожъ не высоко. Ежели нынѣшняя теплая погода продолжится, то река въ скоромъ времени ото льда совсемъ очистится. Также нынѣшняя навигацiя уже началася прибытiемъ перваго корабля, адресованнаго на имя Гг. Кумминга, Фентона, и Компанiи. Оный корабль нагруженъ балластомъ и пришелъ изъ Гуля
Опять-таки вернусь к пресловутому "ледниковому периоду". Хорош "период", ежели в Риге в середине февраля уже лёд тронулся! И это прекрасно: чем раньше откроется навигация - тем более прибыли казне! А казна в 1822 году после всех войн, надобно тут заметить, - весьма в плачевном состоянии, и разгребать эту канитель после старшего брата придётся Николаю Павловичу спустя несколько каких-то лет. Кстати, ещё одно сообщение из Риги:
Въ теченiи Генваря сего года привезено къ здѣшнему Порту разныхъ иностранныхъ купеческихъ товаровъ цѣною всего на 947.327 рублей и 1 копейку
Вот это учёт! Вот это скрупулёзность! Даже копейку посчитали! Как не припомнить наставления папаши маленькому Павлуше Чичикову: "Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой». Насчёт товарищей или приятелей - затруднюсь, вероятно, выбирать их необходимо с особою тщательностию, а вот по поводу копейки как профессиональный экономист подтвержу - вещь стоящая, и разбрасываться ею - дело наипоследнее!
Давайте не станем сегодня более интересоваться политикою и перейдём сразу к культурной жизни столицы. А она, судари, бьёт животворным ключом, да...
Въ бывшемъ зале Филармоническаго Общества, на Невскомъ проспектѣ, у Казанскаго моста, в будущий Понедѣльникъ, 6-го марта, г-жа Шемановская будетъ имѣть честь дать большой вокальный и инструментальный концертъ, въ которомъ она будетъ играть на фортепiано. Подробнее можно узнать изъ афишъ о музыкальныхъ пиэсахъ, кои в ономъ будутъ играны. Билеты по 10 р. получить можно въ музыкальномъ магазине г. Пеца...
Десять рублей!.. А недёшево оценивает своё искусство г-жа Шемановская! Позвольте, я вам составлю несколько различных комбинаций из десяти рублей - как, например, ими распорядился бы небогатый петербургский чиновник того времени. На десять рублей можно было бы на месяц запастись дровами и свечами. Или не топить и жить исключительно при свете дневном, но две недели пить чай с сахаром и хлебом. Без прачки и лекарств - тоже никак не обойтись. На десять рублей можно оплатить месячную работу прачки и закупиться самыми необходимыми лекарствами. Главное - чтобы эти десть рублей у тебя были! А если с этим - всё в порядке, то, пожалуй, можно и г-жу Шемановскую послушать, подлинное искусство должно достойно оплачиваться, а то - иди в храм Божий, да певчих бесплатно слушай... Ах, как славно поют в православных храмах!
Что же до Марии ШИмановской, то к означенной дате ей 33 года, у неё уже трое детей, она разведена (муж не одобрил рода её занятий) и она только начала гастрольные поездки по Европе. Громкого имени у Шимановской покамест нет, у неё - всё впереди, а вот в уже 1828 году, например, её приглашают в столицу в качестве придворной пианистки. Здесь, увы, она и умерла от холеры в 1831 году.
Для натур творческих и лишённых каких-либо материальных затруднений господ, желающих музицировать самостоятельно, Северная столица - истинный парадиз.
Въ Гостиномъ Дворѣ по зеркальной линiи въ лавкѣ под №34 продаются скрипки, вiолы, вiолончели, контробасы хорошихъ мастеровъ, духовые инструменты, струны для фортепiано и скрипокъ; также ноты для разныхъ инструментовъ
И что-то мне подсказывает, без посетителей лавка №34 не останется!
Кто-то теряет, а кто-то находит - эта аксиома работает всегда. "Машами-растеряшами" иной раз случаются и особы весьма высокого положения!
По дорогѣ к Зимнему Дворцу потерянъ бронзовый браслетъ съ синими стеклами, наподобие камней. Нашедшаго оный просятъ доставить на Англинской набережной въ домъ Княгини Варвары Александровны Шаховской, швейцару, за что дано будетъ 10 руб. награжденiя
Интересно - княгиня Варвара Александровна выдавала свою бижутерию за что-то более ценное или носила её, особо не скрывая скромность украшения? И давайте надеяться, что какой-нибудь бедняк, нашедший цацку, целый месяц сможет топить и освещать скромное своё жилище и благодарить госпожу Удачу за то, что княгиня Шаховская оказалась такой росомахой.
За поэтический финал марта 1822 года сегодня ответит... Пушкин, 1-го марта завершивший работу над "Песней о вещем Олеге". Остальные российские обитатели Парнаса отметиться своими мартовскими поэзами что-то не пожелали. Стихотворение это настолько хрестоматийное и до такой степени легко написано , что, пожалуй, до сих пор многое из него помнится наизусть. Потому приводить его целиком особого смысла не имеет, но памятную метку на календаре Истории "Вещий Олег", несомненно, заслуживает. Тем более, что в годы Гражданской войны "Олег" стал чем-то вроде гимна Белой Гвардии - под бравурную духоподъёмную музыку Александра Муравьёва и с припевом после каждого первого четверостишия:
Так громче музыка играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем громкое ура, ура, ура!
"Царь" иногда менялся на "Деникина". Итак... Привожу не само пушкинское творение, а именно "прижившийся" текст гимна.
Как ныне сбирается вещий Олег,
Отмстить неразумным хазарам,
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам.
Так громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем громкое ура, ура, ура!
Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник.
“Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?”
“Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава – отрада;
Победой прославлено имя твое:
Твой щит на вратах Цареграда”.
Таким или примерно таким увиделось мне пробуждение весны мартом 1822 года, а уж насколько удачно это вышло - судить не мне. В довершение - небольшое "пысы". Если кто-то заметил, "Литературныя прибавленiя" к циклу "Однажды 200 лет назад" я на какое-то время поставил на "стоп-лист" - дабы не злоупотреблять на канале собственными прозаическими опусами, взамен же предлагаю " Ежемесячное литературное приложение к циклу "Век мой, зверь мой...", где с февраля начата публикация повести "Счастливый сонъ".
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие статьи цикла "Однажды 200 лет назад...", циклы "Век мой, зверь мой..." с "Ежемесячным литературным приложением", "И был вечер, и было утро", "Размышленiя у парадного... портрета", "Я к вам пишу...", "Бестиарий Русскаго Резонёра", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ"
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу