Найти тему
13-й пилот

Мерзебург-84. Новый учебный год - в другой эскадрилье без Карамазовых. Управление эскадрильи и лётчики.

Есть тут и я со своими новыми подчинёнными. А вот год точно не скажу. Наверное - 85-й. Из архива автора.
Есть тут и я со своими новыми подчинёнными. А вот год точно не скажу. Наверное - 85-й. Из архива автора.

Начало нового учебного года я встретил в строю третьей эскадрильи. Был этот переход для меня немного неожиданным. Руку на пульсе перемещений лётного состава в полку держать мне было не по рангу, а моего мнения никто и не спрашивал. Третья, так третья: взял Лётную книжку и перешёл в другой класс учебной базы. И звено у меня опять третье. Старший лётчик остался у меня тот же.

Конечно, приятней мне было бы оказаться в первой эскадрилье — эскадрилье мастеров воздушного боя. Но командирам видней где меня использовать. Я понимал, что своим темпераментом не дотягиваю до воздушного бойца первой: там народ всё больше шустрый и активный. Холерики. А я — флегма.
Утешил себя тем, что командование оценило мой потенциал воспитателя и методиста и доверило возглавить молодёжное звено. Как ни крути, а обучать лётный молодняк — дело важное.
Эх, а в первой эскадрилье было бы веселее!

Управление эскадрильи представляло собой офицеров солидных и серьёзных. Все были с большим и разнообразным по типам освоенных самолётов лётным опытом, хорошие методисты и инструктора. Соответствовали задаче обучения молодых лётчиков. Комэск подполковник Москалюк спокойный и думающий командир. Семь раз отмерит, прежде, чем отрежет. Его заместитель майор Акишин был с большим опытом инструкторской работы, шустрый любитель спортивных игр. Начальник штаба выглядел старше всех, его хотелось назвать дедушкой. Но дело своё майор Задолин знал и был на своём месте. Только замполит эскадрильи был моим одногодком, но давно уже носил майорские погоны, в отличие от меня. Афонин был небольшого росточка и симпатичной наружности, с пышными усами и приятными манерами.

Один командир звена был моим одногодком, а другой на два года по выпуску младше меня — Гена Грибун. Мы с ним пару лет вместе послужили в Орловке и я его хорошо знал. Впрочем, я уже всех в эскадрилье знал. Так что, вживание в коллектив прошло без проблем.

А с Карамазовыми мне было жаль расставаться. Всё-таки много пришлось мне напрягаться, чтобы найти общий язык с этими парнями. Я к ним уже привык, знал когда и где надо надавить, чтобы получить в полёте нужный мне результат. И они уже хорошо понимали когда можно добавить свои пять копеек к моим, а когда — помолчать и точно выполнить мои указания.

Моя жена стала общаться с жёнами Карамазовых и я увидел, наконец, компанию своих старлеев. Они пригласили нас на посиделки на квартиру своих друзей. Там я познакомился с хозяевами квартиры, которые оказались очень интересными людьми. Хозяин был прапорщиком, служил в связи, увлекался компьютерами, которых никто из нас ещё и в глаза не видел, а он собирал информацию и мечтал сам собрать персональный компьютер. Парень оказался с большим кругозором и мне было с ним интересно общаться. Я его весь вечер донимал расспросами про компьютеры.
Жена у него была портнихой, но подходила к этому делу творчески, следила за модой и одета была всегда по последнему писку моды. Она шила и на заказ.

Сначала я недоумевал: каким боком сюда пришлись мои старлеи? Никаких пересечений интересов я не заметил. Но оказалось, что их общей страстью были бальные танцы. Вот, значит, о каких танцульках сослуживцы говаривали мне про старлеев. Жаль, что у меня с танцами дело не сложилось.

Но больше всего меня поразило в этой компании то, что они на своих посиделках не употребляли спиртного. Ни в каком виде. Первый раз в жизни я попал к людям, для которых общение было самоцелью, а не поводом выпить. Знаю, многим будем странно слышать про моё удивление, но я вырос в среде, где любому постороннему человеку за семейным столом выставлялась выпивка. Да и ходить в гости без своей бутылки считалось неприличным. Сам я не помню когда первый раз выпил, но товарищам всегда говорил, что курить я бросил перед школой, а пить - после того, как решил поступать в лётное училище. Мне было трудно представить, что в компании можно весело провести время без употребления горячительных напитков. Оказалось — можно.

С этой же кампанией я первый раз попал и на танцы в гарнизонный Клуб офицеров. Здесь я увидел во всей красе своих Карамазовых. Они умели танцевать, любили это дело. У них там уже был свой кружок партнёрш, которые понимали толк в бальных танцах. Старлеи были нарасхват у дам-любительниц классического танца. При виде мастерства своих старлеев, я стушевался и никакими силами меня вытащить в зал в круг женам не удалось. Танцы — одно из моих серых пятен в умениях. Впервые я пожалел, что всегда пренебрегал приобретением этих навыков. Ай, да - Карамазовы, ай, да — молодцы!

Выскочили Карамазовы из под занудного командира звена. Не придётся мне писать им характеристики на «капитана». Точно написал бы им отсебятину - «Любят петь и плясать»!
Ладно. Кое-чему и они меня научили. Я стал офицером, который уже не страдает по поводу своих командирских навыков. Спасибо им и за это!

Мои новые лётчики были старлеями, но с лётной подготовкой им до сих пор не везло. Прибыли они в наш полк «на усиление», как любил представлять новых офицеров командир полка, с Дальнего Востока с третьим классом. А лётчики полка перед их прибытием были поголовно первоклассниками. Теперь им предстояло в этом полку освоить весь Курс боевой подготовки. Лётчиков это вдохновляло, а вот нашего командира полка — не очень. И причина этому была: уж очень погода нашего аэродрома не соответствовала начальной подготовке лётчиков! Им нужны простые метеоусловия, а таких лётных смен в Мерзебурге — кот наплакал.

Но наш командир полка был в этом отношении человеком рисковым: мог начинать полёты при погоде, которая была ниже того минимума, при котором имел право летать молодняк. «Лётчик должен быть тупым и храбрым» - вдохновлял он молодых на предполётных указаниях, после выключения магнитофона и доведения им фактической погоды. А погода чаще всего была хуже, чем нужна была. И молодняку приходилось быть храбрыми, ведь им хотелось тоже выйти на верхний уровень лётной подготовки.

Ради справедливости надо сказать, что таких пилотов долго мучили полётами на тренажёре на земле, а в контрольных полётах на спарке держали под шторкой до самого ближнего привода. И это давало свои плоды: они получали твёрдые навыки приборного полёта и уверенность в своих силах у них крепла от посадки к посадке. Собственно, им нужна была уверенность в том, что они зайдут на посадку в этих проклятых дымах Лёйны и Буны. А в воздухе они себя чувствовали уверенно.

В декабре мне удалось поучаствовать всего в трёх сменах и налетать четыре часа с копейками. В полку появилось много новых лётчиков, которых надо было проверить по всем видам лётной подготовки и вывести на достигнутым ими уровень. Погода в декабре не баловала хорошей видимостью и заменщиков много провозили при минимуме погоды, чтобы убедиться, что они могут при мерзебургской видимости уверенно летать. И мне удалось выйти на свой уровень днём — посадка при нижнем крае облаков 150 метров и видимости 1,5 км.

В прошедшем 1984 году налетал не густо: 121 полёт и 75 часов общего налёта. Из этих 121 посадок 58 было при установленном минимуме погоды. Почти половина! Вот что значит — мерзебургские химические комбинаты Буна и Лёйна со своими дымами. Промышленный смог постоянно держит нас в форме, не давая расслабляться ни зимой, ни летом.

Причина моего малого налёта в этом году — прошедшая проверка боевой выучки полка в Марах. В проверке я участвовал со своим звеном по минимуму, а значит — и отработку своих заданий в полку не проходил. Только свою обязаловку по программе маневренных воздушных боёв. Ну, и в Марах мне досталось полетать немного. Часов 30 общего налёта из-за этого и потерял за год.

Грядущий год тоже мне представлялся скучным в лётном плане: Курс боевой подготовки я освоил полностью, только инструкторскую подготовку ещё не полностью прошёл. А в моём звене были лётчики которых надо было вывозить на новые для них виды подготовки. Дадут мне их учить или нет?

Хорошо бы полетать в заднем «кабинете», а то я сгнию в дежурном звене.