И что ни говори, а где-то-таки сидит в доме старуха, что прядет нити нашей судьбы. Поет себе под нос, мигает ночник, а за окнами воет-воет метель, укрывая влажной мглой землю от края до края. И кому что суждено, тот судьбы своей не минует.
Говорят, был такой лихой час, когда земля перестала родить и воцарился великий голод. Люди умирали, увядали, словно трава. А живые мало чем отличались от мертвых — разве что ощущением ужаса и боли.
Вместе с голодом в цветущие края пришла страшная болезнь. Целые деревни усыпила смерть. Небольшое село, в котором еще кое-как теплилась хилая жизнь, окружили солдаты, чтобы никто не вышел и не вынес на плечах ту ненасытную болезнь, которая покосила бы и соседние села.
На краю села жили молодые супруги с малым ребенком-мальчиком, полгода, как родился. Лицо у него было белое, как молоко, черные бровки — словно нарисованные, глаза — как тернинки, а уста — словно полевой цветочек. Кормила мать дитя, пока было, что самой есть. Отец ребенка, пока были силы, ходил по домам, что-то чинил, где-то помогал, а где-то и на кладбище снаряжал, потому что люди совсем отощающие, а солдаты в села не заходили. Пока муж приносил хозяйке поесть, молоко у нее еще было, но настало время, когда сам хозяин не мог уже встать, лежал на скамье и плакал без слез. Хозяйка, как весенняя степь под суховеев, все чахла, баюкала дитя, и не могла укачать, потому малыш кричал так, что разрывалось сердце матери на кусочки. Невмоготу было ей смотреть, как умирает дитя, на рассвете росой умытое, в череде скупанное, песнями тихими, как дымкой, окутанное.
Зима казалась бесконечной. Снежные заносы похоронили все вокруг. Некому было делать тропинки от дома к дому, не бежали утром следы к пустому хлеву. Ночью волки свободно ходили по деревне, заглядывали в окна, опираясь сильными лапами на стены, отовсюду выли на луну, как будто отзывались по всему миру до своего одноглазого вожака на небе. Луна в такие ночи хищно смотрел на землю желто-золотым волчьим глазом, ибо могучий Орион со своим серебряным мечом и диким собакой слишком спешил куда-то далеко и высоко, чтобы помочь тем, кто страдал от волчьей нашествия на земли. Люди были обречены стать добычей бесчисленного племени волков. Волки не спешили. Они ждали, как умеет ждать смерть.
Медленно растаял снег, пришла весна, но ни болезнь, ни голод не оставили село. Катерина совсем похудела, побледнела. Всюду ей мерещились волки, которые смотрят на нее и на ее дитя. Мужчина, тихо шевеля жаркими устами, говорил, чтобы она умоляла солдат выпустить ее с ребенком до соседнего села, где жила ее мать. Не хотела идти, плакала, уговаривала, чтобы встал, но он лишь смотрел грустными глазами и дышал тяжело. Екатерина, у которой голова уже кружилась и в глазах то и дело становилось темно, медленно спеленала дитя и, шатаясь, вышла за порог.
Тропа за село, казалось, кружилась и изгибалась, словно черная змея. Медленно вышла Катя к заброшенному полю. Села на траву, взглянула на спавшее дитя. Вскрикнула, потому что показалось ей, что малый не дышит. Да нет, закричал и он. На крик где и взялся желвак, стал громко ругаться, заставлял Катю вернуться в мертвую деревню. Умоляла, кричала, уговаривала, да зря. Прижала дитя к груди и побежала, как могла, напрямик по полю. И быстро догнали ее. Увидела стальной блеск штыков. Испуганная, пошатнулась и, шатаясь, вернулась к перелазу. Дитя вновь заплакало вслух. Над ним зарыдала и молодая мать. Так, рыдая, и пошла по деревне к лесу. Шла шаг за шагом, будто кто-то тянул за руку.
Казалось, что живых в деревне не было. Но на плач ребенка и крик несчастной матери на порог медленно вышла старая соседка — баба Марфа.
- А иди-ка сюда, дочка, — слабо позвала она, держась за стену, чтобы не упасть. - Куда это ты на ночь, да еще с дитем?
- Ой, тетушка, пойду отнесу его в лес, пусть уж волки съедят, чем этак мучиться - оно же еще малое, не ест, а у меня молока уже давно нет! Муж умирает, и мне жить недолго осталось.
- Да что ты, дочка, пусть тебя Бог защищает! Иди-ка сюда, - и повернула к дому.
Катя медленно двинулась за ней к темному проему, страшно стало, что вознамерилась сделать.
Оказалось, что есть в селе еще живые люди, хотя и хилые. Нашлись даже несколько вспугнутых кур, задиристый петух да худощавая коза, лихая с голоду, но живая. С того времени как-то всем стало известно о Катином мальчике и с тех пор на своем пороге Катя находила то кусочек хлеба, то маленький кувшин молока или яичко.
Осенью страшная болезнь отступила от села, солдаты ушли. Родственники из окрестных сел начали приходить и искать своих: некоторых находили еще живых по домам, а кого уже только на кладбище, под земляным холмиком. Муж Кати немного оклемался, потихоньку встал, за хозяйство принялся. Так и пережили лихую годину, благодаря Господу.
Мальчик тот стал взрослым, уехал в город, выучился, женился. В деревню приезжал с молодой женой и маленькой дочкой. Волков возле села давно уже не видели, а в городе — тем более, потому что там — «цивилизация»! О голодных годах помнил только старый дед-пасечник да его мать, прожившая больше ста лет и совсем потерявшая зрение. Но мальчика того, чья деревня спасла от смерти, помнила хорошо. А он не забывал навещать ее, когда приезжал в деревню.
Шли годы. Умер пасечник, умерла его мать. Умерли родители того мальчика, который и сам уже стал стариком. Наконец и он умер в городе. Скончался в библейском возрасте, насыщенный жизнью, потому что любил жизнь. Взрослая дочь, хоть и скучала по нему, та вспомнила старую историю про волков. Ишь, не съели его волки — не суждено.
Жизнь всплывала спокойно и медленно. Но что-то опять случилось со звездным механизмом, или просто поспели ядовитые плоды на поля. Вновь настал лихой час на земле. Дочь, Елена, на то время уже осталась совсем одна, и забросила ее судьба до чужого села над рекой, где было уютно даже в недобрые времена. Единственное бедствие - люди покинули тот край, дома стояли пустые и медленно рушились. Жили там на чердаках мрачные сычи, во дворах скакали маленькие жабки, а кое-где и гадюки грелись на старой лестнице, по которой уже никто не ходил. Да что там! В лихие времена чтобы пережить, перебыть, перетерпеть. Жила она одна, выходила только изредка — в магазин в соседную деревну — за хлебом, да к станции — за новостями. Через несколько домов от ее дома жила бабушка. Все она знала. Когда дождь пойдет, когда оттепель ждать. Говорила, что собака ее ночью порвала цепь и где-то бегает по селу и не хочет возвращаться. Еще говорила, что две собачьи головы нашли у реки.
Однажды Елена задержалась в соседней деревне и вернулась, когда немного смеркалось. Стала отпирать дверь, как услышала, что кто-то ходит в саду рядом с калиткой. Слышно, как кусты трещат. "Кто там? — будто позвала громко. - Вот я сейчас людей позову!"А сама ведь знает, что до ближайшего города, где люди, полчаса машиной ехать. Ключ в замке за что-то будто зацепился, то ли руки дрожали, может. А кто-то все приближается к калитке в штакетнику и молчит, только будто то ли дышит, то ли будто рычит тихо. Наконец дверь открылась, Лена вбежала домой. Электричества там давно уже не было. Зажгла свечу. Немного успокоилась. Позвонила знакомой, которая жила в городе. За разговором и смеялась уже. Молока выпила и уложилась спать.
Утром вышла во двор. Солнышко светит, птички поют, малина созрела. Пошла по малину. Зашла в тупик садика, где травой все заросло. Вдруг увидела большое логово, будто там долго кто-то возился, потому что трава утоптана и даже сухая. Это было как-то ужасно. Казалось, что кто-то смотрит на нее из кустарника на грани. Быстренько вернулась домой. Надо было ехать в город по делам, так что некогда думать о страшном, призрачном. Тут и действительных ужасов хватает.
Елена поехала в город и, уладив дела, зашла в больницу, её хлипкое сердце немного болело и замирало. После обследования врач оставил ее на несколько дней на лечение. Маленькая палата была пуста, потому что и в городе людей было мало, большинство уехали в другие края. Сквозь большие окна без портьеры в палату свободно заходило солнце. Лена лежала и листала журналы, книги, газеты. В местной газете она прочитала, что в деревню, где она жила, пришли волки. Видели уже целую стаю под мостом, в зарослях над рекой. Я не суеверна, говорила она себе, но сдается мне, что волки пришли за своим, обещанным: я ведь той крови, что и отец.
Врач очень удивлялся, что состояние здоровья Елены значительно ухудшилось. Что-то с ней творилось странное. Будто где-то далеко ее мысли; будто с кем-то втайне разговаривает. В больницу пришел батюшка, чтобы исповедать одного тяжело больного. Врач рассказал отцу о странной пациентке. Тот стал с ней разговаривать.
- Верите ли вы, что спасение верою?
- Да, отче.
- Уверены ли вы, что душа Ваша улетит на небо?
- Да, отче. Но как же душа моя минует ту стаю волков?
- Какую стаю, дитя мое?
- Вы же видите, сколько их на небе - только глаза светятся ночью!
Через день Елена ночью умерла, остановилось сердце.
В белой палате царила мертвая тишина. Только хищно смотри сквозь большое окно луна желто-золотым волчьим глазом.